Едва прозвенел звонок, весь седьмой класс высыпал на крыльцо. Был конец сентября и после затянувшегося дождя наконец выглянуло солнце. Ступени, плитка, жёлтые листья клёнов — всё было мокрым и блестело, благоухало увядающей красотой природы и землёй.
Алёна осталась в классе и смотрела на одноклассников из окна второго этажа. Её собственное мышиное, но милое личико блекло отражалось на стекле. Её всегда стригли коротко, так, что пшеничные волосы едва прикрывали уши — мама Алёны не любила заплетать косы. Вставать рано маме тоже не хотелось, поэтому Алёна, часто забыв причесаться, собиралась в школу сама.
Из всего класса она одна ходила на завтраки в столовую. «Не собираюсь я позориться!» — ещё в конце четвёртого класса капризно тряхнула чёрной головкой первая красавица Оленька — «Это убожество, а не еда!» С тех пор, дабы избежать позора, весь класс бойкотировал завтраки, перебиваясь платными булками. Но Алёну завтраком дома не кормили и на булку денег не давали.
Сильнее всего блестели на солнце чёрные, как смоль, гладкие волосы Оленьки. Она была удивительно самоуверенна и всегда довольна собой. Оленька была из тех детей, которые никогда не знали, что такое нужда и что это за слово такое — «Нет». Её папа был директором одного из крупных заводов города. В общем, жизнь удалась с самого начала.
В душе Алёна всё ещё считала Олю своей подругой. Ещё в первом классе более внимательные ребята «открыли» Оле глаза на истину: она, Алёна, простая рвань, холопка и дочь алkоголиkов. Папаша Алёны не работал, мама гнала sамогон на продажу — это знали все.
Дети высмеивали её причёску, часто грязную, поношенную одежду. Никто не хотел сидеть с ней за одной партой якобы из страха подхватить вшей. И никто не заметил ни неделю назад, ни сегодня, что она слегка отрастила и заплела волосы, что её старая блузка стала удивительно белоснежной. В основном Алёну не замечали. Она была невидимкой, невнятным пятном на стене — то ли грязь, то ли тень, не разберёшь.
Прозвенел звонок и все школьники рванули в помещение. Класс не привык слышать тихий голос Алёны Зозули. Когда её вызывали, она всегда втягивала голову в плечи и опускала глаза: «Не знаю», «Не сделала» — это всё, что она произносила на уроках. Но тут на уроке русского языка, когда учитель спросил, есть ли желающие добровольно рассказать новые правила, она неожиданно подняла руку.
— Зозуля?! — поразилась Татьяна Петровна. — Ну, давай.
Алёна встала и начала рассказывать правила. Класс смотрел на неё удивлённо. Все заметили во внешности Алёны какие-то неясные перемены. Она словно стала светлее. Девочки обменивались недоуменно-презрительными улыбками: «Что она тут пытается показать из себя, чучундра? Вы только посмотрите! Хах!». Алёна под непривычным шквалом взглядов покраснела, как свёкла, и ссутулилась.
—Ну, молодец, молодец! — похвалила её учитель. — Вот как нужно рассказывать правила, слышали? Садись, моя хорошая, ставлю пять!
Алёна села на место и благополучно вновь превратилась для всех в серую тень. Но уже через день девочка стала жертвой такой вопиющей несправедливости, что навсегда покинула разряд серых теней в глазах одноклассников и превратилась в худо-бедно цветное существо. Существо хоть и нежелательное, но всё же имеющее право находится рядом с ними.
— Ты только посмотри на неё! Посмотри, как намыливаться стала! — прохрипела мама Алёны.
Она сидела вразвалку на кухне и ехидно наблюдала, как дочь выносит из ванной выстиранную руками блузку и аккуратно развешивает. Дама сбила пепел в железную банку из-под кофе. Замусоленный халат был плохо запахнут и как нельзя более кстати подходил к одутловатому лицу с мешками под глазами.
— Невеститься уже! — вторил ей дядя Миша, не отворачиваясь от телевизора.
— Я ей поневещусь! Слышь, Алёнка? Во, видала? — мать погрозила ей кулаком. — Не дай Бог узнаю.
— Что узнаешь? — не поняла Алёна.
— Для кого настирываешься?
— Просто хочу пойти чистой в школу, чтоб надо мной не смеялись.
— Кто над тобой смеется? — оживилась мама.
— Одноклассники. Потому что я вечно в грязном.
Мать словно видела её впервые. Но потом она щедро затянулась и философски изрекла:
— Много они знают!
И успокоилась на этот счёт. Перебрасывая ногу на ногу, она случайно задела под столом пустые бутылки и они, звеня, покатились ей под ноги.
По утрам осень давала о себе знать непривычным холодом. По угрюмому небу проплывали тёмные облака. Спеша на уроки, Алёна вспомнила то утро, когда исчез папа. Они проснулись в выходной, а его нет. Точно такое же небо было в ту весну. Мама быстро нашла ему замену.
Алёна вызубрила весь заданный параграф по физике. Она должна, должна выбраться из этого болота. Она боялась представлять своё будущее. А вдруг ей суждено стать такой же, как родители? Слова, написанные на развороте учебника, поразили её и словно впечатались в мозг: «Кто пренебрегает учебой в юности, теряет прошлое и становится мертвым в будущем» (Еврипид). Она будет стараться, будет.
Молодая физичка пробежала узким пальцем по списку в журнале.
—Зозуля!
У Алёны внутри всё похолодело. Она в последний раз взглянула на станицу учебника, встала и начала рассказывать. Все опять смотрели на неё. Она рассказала параграф от корки до корки.
— Ничего себе! — прошептал кто-то в классе.
Учительница была другого мнения. Она невзлюбила Алёну с первого взгляда, и только потом оказалось, что девочка полная бездарь.
— Нууу… — протянула физичка и вздёрнула тонкую чёрную бровь, — допустим, этот параграф ты знаешь, но я уверена, что если спрошу у тебя предыдущие темы, то в них ты полный ноль. Садись, три.
Алёна упала на стул. В ушах гудело. За что? Почему? Она же так старалась!
Класс возмущённо зашумел.
— Так не честно! — сказал кто-то из мальчиков. — Это было на пятёрку.
— Мне виднее! — хладнокровно ответила учительница.
На перемене случилось небывалое: сама Оленька выразила своё сочувствие Алёне. Лёд на реке всеобщего игнорирования и презрения дрогнул. Но до самого девятого класса он так и не растаял. Огромные ледяные глыбы неслись по этой реке, бились друг о друга и часто стёсывали душу Алёны до крови. Но лучше быть не очень нужной собакой, нежели тенью её.
Алёна неплохо училась и после 9 класса поступила в медицинский колледж. Знаю, что впоследствии она стала хорошим стоматологом.
— Предатели! — уверенно заявила нам классный руководитель, — Вы все предатели и я больше никого из вас не хочу видеть!
Наталья Ивановна села за свой стол, отвернула лицо к окну и смахнула слезу. Предателями, по её мнению, были все те, кто уходил после девятого класса. Несколько девочек подбежали её утешать.
Наш классный руководитель была любительницей эмоциональных сцен. В кругу фрейлин она, слегка всхлипывая, пыталась найти оправдание своим словам: «Я в них столько вложила! Неблагодарные! Зачем им уходить? Это глупо. От класса почти ничего не останется…»
Оставшиеся на своих местах недоумённо переглянулись. Лёшка покрутил пальцем у виска: совсем, мол, с катушек слетела. Тихое, ангельское создание Марина собиралась плакать от обиды — она уходила учиться в техникум. Алёна, нахмурив лоб, крутила между пальцами ручку и смотрела в одну точку. Наталья Ивановна никогда особо не замечала её, а теперь она, Алёна, и здесь оказалась предателем, ведь дома к её совести всё чаще взывала мать.
— Куда ты там поступать собралась? Выше головы не прыгнешь! Ха! — усмехалась она, довольная своим остроумием, — Только время зря теряешь, давай-ка лучше мне с братом помоги, видишь, как я умаялась? Совсем мать не жалеешь!
Мама Алёны валялась в кресле, рядом на столике — зелёная бутылка.
— Нет!
Алёна прошла к столу за учебниками, переступая через гору разбросанных игрушек вперемешку с мусором. «Ей плевать на меня, я для неё — вещь» — подумала Алёна, невидящими глазами хватая книги.
— И знаешь что, мама?! — неожиданно для себя вскрикнула она, — я поступлю! Поступлю и больше никогда сюда не вернусь!
— Ты как с матерью разговариваешь?! А ну-ка назад! — она возмущённо привстала с кресла.
Но Алёна уже звучно захлопнула за собой дверь.
Так как дома готовиться к вступительным экзаменам было непросто, она делала это в старом берёзовом сквере. Закорючки из химических формул разбегались в разные стороны от не выходящей из головы фразы «Зря время теряешь». Что, если она и правда никуда не поступит? Если она на самом деле ни на что не годна? Что, если всё — зря, и удел её — ПТУ возле дома?
ПТУ? То есть жить и дальше с матерью? Нет, нет, только не это! Она тоскливо осмотрела захолустные пятиэтажки их района: обветренные стены с грубыми, размазанными швами, старые балконы с тускло-оранжевыми вставками в перилах… Всё это было так уныло, старо и безнадёжно… «Я сделаю всё, что могу, а что не могу — попытаюсь!» — подумала Алёна и, прикрыв уши, погрузилась в учёбу.
— Так, так, деточка, рассказала ты неплохо, но оценки у тебя средненькие… Одни четвёрки, а по математике так вообще тройка, — пожилая женщина из приёмной комиссии с сочувствием рассматривала бумаги Алёны. — Обещать, конечно, ничего не могу, жди результатов в конце августа.
Она не помнила, как вышла из колледжа. Плохо! Всё прошло плохо! Она запуталась, потом стала заикаться и в письменном задании наверняка наделала ошибок. Алёна села на низкий пыльный заборчик цветника, у неё подкашивались ноги. Ладони сами прикрыли ей лицо. Она сидела и чуть заметно мотала головой, словно говоря самой себе «Не может быть, не может быть…»
Пожилая женщина из приёмной комиссии пила чай. Она выглянула в окно и увидела внизу сидящую Алёну. В этот момент какой-то прохожий подошёл к ней узнать, всё ли с ней в порядке. Алёна убрала ладони от заплаканного лица и что-то ответила. Мужчина пошёл дальше. Девушка вытерла слёзы, встала и медленно направилась к дороге.
Даме из комиссии почему-то запала Алёна. Чем? Может быть, заношенной, но старательно выглаженной рубашкой? Или одиночеством, которым дышала вся её хрупкая фигурка? Или она узнала в ней себя — круглую сироту, которая точно так же терялась на первых экзаменах?
— Миша, пожалуйста, принеси мне документы этой… Зозули, кажется? Хочу ещё раз взглянуть.
Так, так, папа пропал без вести, мама не работает. Но оценки, оценки-то не очень… О-хо-хо…
Алёна без особых надежд искала себя в вывешенных списках поступивших. Список по специальности «зубной техник» болтался в самом низу. Итак… Не может быть! Этого просто не может быть! Да! Да! Алёна запрыгала и завизжала от радости к недовольству тех абитуриентов, что так и не нашли себя в списках.
Она поступила! Сама!
Перед глазами впервые ей мерещилось светлое будущее: она живёт в общежитии, у неё есть друзья, она с удовольствием ходит на пары и никто больше не смеётся над её одеждой, никто не отворачивается, не унижает её… Она купит себе одежду, ведь теперь сама сможет распоряжаться пенсией по потере кормильца!
Алёна феерично допрыгала до конца коридора и вдруг резко остановилась, оглянувшись назад. А не показалось ли ей? Может, там было написано не «Зозуля», а «Зозулина», «Зозина», «Зозюк»?! А она тут прыгает до потолка, радуясь чужому успеху?! Её прошиб холодный пот. С упавшим сердцем она рванула к спискам и с необычной для себя наглостью растолкала других на пути… Но, нет, всё в порядке. Там на самом деле значится её дурацкая фамилия.
«О, мир, ты всё-таки бываешь справедлив! Мне хочется обнять тебя целиком и радоваться, и плакать, и жить!..» — безмолвно кричала Алёна
