— Гляньте, бабоньки, Лесная вернулась. Батюшки, выросла-то как. Ну, всё, пожили спокойно и хватит, сейчас опять чертовщина начнётся: то мор, то засуха, — шептались деревенские бабы, собравшись у райповского магазина — любимого места сбора местных кумушек. Именно здесь, на лавочках, криво примостившихся под окнами старого деревенского магазинчика, обсуждались, а иной раз решались судьбы местных жителей. Нежелание последних быть под прицелом цепких глаз и подробных обсуждений их личной жизни в расчёт не бралось.
Мимо ротозеев, кучей высыпавших из райпо, лёгкой походкой прошла белокурая девушка по имени Василиса, в простеньком ситцевом платье, которое безумно ей шло. Длинными локонами красавицы играл летний ветерок, а васильковые глаза излучали радость и любовь к миру. Девушка повернулась к группе застывших женщин и сказала:
— Добрый день! Рада вас видеть, я так соскучилась по Новосёлкам. Как хорошо вернуться в родные места! Заходите в гости.
Через пару минут Василиса скрылась за зеленой гущей деревьев.
— Привет, зайду! — выкрикнул какой-то парнишка и тут же отхватил звонкий подзатыльник от матери.
— Я те зайду! Это же Лесная, с этой семейкой связываться опасно. Понял меня? — отчеканила мать.
— А чего такого-то? Вроде нормальная девушка, — обиженно промямлил паренёк, потирая затылок.
— Ведьма она! Нормальная, как же! В следующий раз, как пойдёт мимо, в глаза ей не смотри, приворожит, чего доброго, — пояснила Романиха, самая мудрая из всех собравшихся.
***
Романихе было за восемьдесят, она ещё была бодра и сама копала картошку, никому не доверяя свои грядки. Среди местных она пользовалась уважением и безграничным доверием. Именно Романиха однажды объявила «охоту на ведьм» в своей деревне, сведя со свету мать Василисы. Тогда десятилетняя Василиса осталась сиротой. Бабушка Матрёна взяла над ней опеку, и стали они жить вместе. Отца Василиса не помнила: сгинул в топях, когда ей только исполнился годик. Тогда Романиха всем сказала, что мужики в проклятой семейке колдуний не водятся, мол, быстро помирают. И прозвала всех женщин семьи Беловых «лесные», что на деревенский лад означало — ведьмы.
— Как посмотрит иной мужик на такую лесную девку, так и сохнет потом по ней всю жизнь, — рассказывала Романиха людям, — вот раньше был у меня жених Никита Белов. И надо же было на краю деревушки поселиться этой Матрёне! Вот и «присушила» эта Лесная моего Никитушку. Женился на ней, Варвару народил, а потом сгинул мой сокол на бурной речке. Это всё Матрёна виновата! Я эту Варьку ихнюю терпеть не могла, такой же ведьмой с детства была! Ни одна собака на неё не лаяла, другие ребята в школе всю заразу соберут, переболеют, а ей хоть бы что! Знай, смеётся да веселится! А замуж выскочила, так и зятька Матрёна в могилу свела! Говорю вам, ведьмы они!
А местные бабы крестились и не пускали дочерей водиться с Василисой, которая к тому времени уже пошла в первый класс. Девочка тянулась к детям, но те боялись не только подойти к дому Беловых, но и дружить со странной Василисой, которая любовалась каждым цветочком и разговаривала с бабочками, радуясь миру, словно разгадала какую-то его тайну.
Бабушка Матрёна хорошо знала травы, а потому могла лечить ими практически любую болезнь. Эти знания она передала и дочери своей Варваре, заодно приобщая и маленькую внучку Василису. Самым интересным для Василисы было добывать цветы лунной травы, раскрывающие свои лепестки только при свете Луны. Вот и собиралась все трое в лес в полнолуние за ценными голубыми бутонами, чем ещё больше пугали маленькое население Новосёлок, которому, однако, это не мешало приходить к бабе Матрёне за помощью.
Когда от горя и травли людей умерла мать Василисы, то и Матрёна продержалась недолго. Василису забрали в детский дом. Никто, в том числе и родственники, не захотел взять опеку над сиротой и оставить ребёнка в родной деревне.
И вот она вернулась в родные сердцу места.
Дом словно ждал хозяйку и радостно скрипел половицами под ногами Василисы. Девушка помнила каждый уголок и каждую вещь в комнате. Всё оставалось на своих местах, только покрылось слоем пыли, да мыши кое-где прогрызли пол.
У Василисы ушло три дня на уборку дома и двора. Но это её не пугало. Василисе хотелось поскорее привести всё в порядок. Бабушкины травы так и висели на стене ограды. Василиса задела их, и ей на ладони посыпалась труха. Более десятка лет прошло с тех пор, как она, рыдающая и убитая горем девочка, покидала родные стены. Воспоминания нахлынули горькой волной, но Василиса не дала себе утонуть в них. Теперь она выросла и стала фельдшером, как мечтала бабушка Матрёна. Из раздумий Василису выдернуло настойчивое мяуканье. С голубятни на неё смотрел худой и чёрный, как смоль, кот.
— Спускайся, котик, — позвала Василиса, — не бойся. Ох, какой ты тощий! Тебе жить негде? Оставайся, у меня в доме мышей полным-полно! А ещё я тебе за работу молочка давать буду.
Кот, как по команде, словно ждал приглашения, быстро спустился по старой деревянной лестнице и подошёл к Василисе, изучающе поглядывая. Одни глаз у него был зелёный, а другой — голубой.
— А ты красавец, — восхитилась Василиса, — неужели не нашлось никого, кто бы смог тебя приютить?
Кот уже терся о ноги Василисы, признавая её своей хозяйкой.
— Меня тоже никто не хотел брать, — сочувственно сказала девушка, — так что я тебя понимаю. Значит, встретились два одиночества? Пошли в дом.
Кот чинно прошествовал за Василисой, задрав хвост трубой. Уже через пять минут он жадно лакал молоко из блюдца, одновременно прислушиваясь к мышиной возне под полом. Василиса сидела за столом и пила чай из любимой бабушкиной чашки.
— А давай, я назову тебя Вороном? — спросила Василиса кота, — зря, что ли на голубятне жил? К тому же у меня будет свой собственный Ворон, только кот.
Кот сидел и облизывал молочные усы. Он был совсем не против нового имени, тем более, что раньше его никак не звали. Он выживал на улице один, а теперь Ворон был кому-то нужен. Василиса почесала кота за ухом, и он довольно замурчал.
— Ну что, пошли осматривать хозяйство, — сказала Василиса и надела резиновые сапоги и толстые рукавицы, — огород крапивой да лопухами зарос. У нас работы много.
Девушка взяла «литовку», неумело наточила её брусочком, вспоминая, как это делала бабушка, и отправилась воевать с сорняками. Позади неё шествовал Ворон.
Мимо дома Василисы лавировали любопытные кумушки, делая вид, что гуляют. Заметив, что Василиса тащит большую охапку крапивы, да ещё при этом разговаривает с чёрным котом, деревенские бабоньки переглядывались, шептались, а иные крестились. Далее результаты оперативных наблюдений моментально поступили в информационный штаб Романихи.
— Говорила я вам: ведьма она! А вы сумлевались! Вот откуда у неё взялась чёрная кошка? А крапива ей на что? Как пить дать, на кладбище ворожить пойдёт! Помяните моё слово! Говорят, фельдшерицей Васька работать приехала. После учебы её назначили сюда. Будто нам одного Ивана Петровича мало.
— Так он и так без отпуска работает, с тех пор, как Людмила в город уехала, — попыталась спорить молодая женщина Лена, держа на руках весёлого краснощекого карапуза, который никак не хотел спокойно сидеть на руках.
— Ну, так выслали бы кого другого, — не унималась Романиха, — а не эту соплячку! Попомните меня, когда она всю деревню сглазит!
Только успела Романиха договорить, как возле её дома показалась Василиса, за которой гордо топал чёрный кот.
— Здравствуйте! — сказала девушка. В её руках был большой букет полевых цветов.
Василиса прошла мимо, а замершие от неожиданности сплетницы, вытаращив глаза, наблюдали за ней до тех пор, пока она не скрылась за поворотом.
— А ну, Игорёк, сгоняй на велике, посмотри, куда Васька пошла. Тока незаметно! — приказала Романиха.
Игорёк посмотрел на мать, стоящую рядом. Но та побоялась идти против самой влиятельной женщины деревни и кивнула ему. В душе она боялась за сына: вдруг Лесная на него порчу наведёт. Поэтому она напряжённо ждала, когда вернётся мальчик. Через десять минут Игорёк принёс весть:
— На кладбище она пошла! Ещё цветов разных в поле рвала.
Лица кумушек вытянулись от страха и удивления, а потом все услышали ожидаемое:
— Ну, я же вам говорила: ворожить она пошла! Надо бы Ивана Петровича предупредить, какую он змею собирается пригреть.
Романиха торжествующе смотрела на всех, подперев руки в боки.
***
— Здравствуй, мамочка. Здравствуй, бабуля, — Василиса положила цветы на заросшие холмики двух могил, — как вы любите: ромашки и колокольчики. Надо бы тут тоже порядок навести. Ну вот, я и вернулась. Буду работать здесь фельдшером, как ты и мечтала, бабушка. У меня всё хорошо, вон, уже пушистый друг появился.
Кот сидел рядом с Василисой и терпеливо ждал, когда они пойдут обратно. Это место ему решительно не нравилось. К тому же, он чувствовал скорбь хозяйки.
На обратном пути обычно словоохотливая Василиса молчала, а кот теперь бежал впереди, оглядываясь на девушку.
— Да иду я, иду, — с грустью сказала Василиса, — не торопись, в магазин ещё надо заглянуть.
Вечером в райповском магазине было полно народу. Поздоровавшись со всеми — таков деревенский этикет — Василиса встала в очередь. Но каково же было её удивление, когда толпа расступилась перед ней, как море перед Моисеем. А у прилавка на неё смотрела испуганная продавщица, до которой буквально несколько минут назад дошли слухи о ведьме и кладбище.
— Лесная, Лесная пришла, — прокатился еле слышный шепоток.
Наступила звенящая тишина. Кажется, если бы сейчас Василиса сказала: «Бу!», то посетители бы выбежали, ломая двери.
Продавщица дрожащими руками отпустила товары Василисе, а потом с облегчением выдохнула, когда та вышла. Сразу после того, как за ней закрылись двери, Василиса услышала рокот голосов.
— Наверное, тебя обсуждают, — услышала Василиса за спиной мужской голос.
Она обернулась. Перед ней стоял высокий молодой мужчина лет тридцати и улыбался. В уголках его глаз образовались маленькие морщинки-лучики. Василиса сразу поняла, что этот человек не как все. Его взгляд был прямым и добрым.
— Может быть, — ответила она, — а ты откуда знаешь, что меня?
— Ещё бы не знать, не каждый день к нам фельдшер из города приезжает, к тому же, такой, что держит в страхе всю деревню, — засмеялся парень, — кстати, меня зовут Иван, я тут хирургом работаю, а ещё терапевтом и педиатром в одном лице. Словом, один я тут врач и очень рад, что мне выслали тебя на помощь. А тебя зовут Василиса, я знаю.
— Так это ты — Иван Петрович? — удивилась Василиса, — а я так и не зашла познакомиться, извини, много дел по дому было. Как-никак, больше десяти лет без хозяев простоял. Через три дня у меня кончается отпуск. Но я зайду в фельдшерский пункт уже завтра. Хочу всё заранее посмотреть, как и что.
— Давай сумку, тяжёлая ведь, — вместо ответа сказал Иван, — слушай, почему тебя называют «лесная»?
— А ты, наверное, городской? — улыбнулась Василиса.
— Ага, — кивнул Иван и с лёгкостью подхватил набитую до отказа авоську.
— Сразу видно, — сказала Василиса, — поэтому и не боишься, а то смотри, как заколдую-заколдую!
Сначала они смеялись, но, когда Василиса рассказала Ивану про свою жизнь, то ему стало не до смеха.
— До чего же люди тёмные! — воскликнул он, — верят во всякую чепуху! Сами пользовались знаниями твоей бабушки и тут же кидали в неё камни! И это в двадцать первом веке!
— Не обращай внимания, хотя это тяжело, — вздохнула Василиса, — а вот и мой дом, зайдёшь в гости? А то мне ещё надо Ворона кормить.
Иван, задрав голову к небу, спросил:
— Ничего себе! У тебя есть свой ворон? А он сейчас тебя видит?
— А как же, вон, в окошко смотрит, — сказала Василиса.
Заметив чёрного кота в окне, Иван понял, кого имела в виду девушка, и расхохотался:
— Вот так байки и рождаются. Кот Ворон — оригинально.
Иван провёл у Василисы весь вечер: помог спилить сухое дерево, заменил сгнившие деревянные ступеньки, починил велосипед, а потом они наслаждались ужином и много болтали, как настоящие друзья.
А по деревне пополз слух, что Лесная приворожила доктора. Поэтому, когда через три дня Василиса вышла на работу, то не обнаружила привычной очереди из страждущих. В больничном коридоре не было ни души.
— Ничего не понимаю, сегодня же должен быть медосмотр, — развёл руками Иван.
— Это из-за меня, — нахмурилась Василиса, — люди боятся колдовства и несуществующих драконов.
— Пошли чай пить, — сказал Иван, — не хотят — не надо.
Так продолжалось три дня, пока в больницу не вбежала та самая Лена с тяжело дышащим годовалым малышом в руках:
— Доктор, помогите! Он синеет!
— Что случилось? — навстречу ей вышла Василиса, — Иван Петрович в райцентр уехал, но скоро будет. Проходите, кладите мальчика, я его осмотрю.
Лена, увидев Василису, испуганно попятилась, но, взглянув на задыхающегося сына, зашла в кабинет. Мальчик хрипел, глаза его закатились.
— Что он ел? Быстро говорите! Времени нет! — крикнула Василиса, осматривая ребёнка.
— Ничего такого, разве что муж дал ему козинак погрызть, — ответила плачущая Лена.
— Он был с арахисом?
— Да, обычный козинак, а почему ты спрашиваешь?
— Некогда объяснять, — сказала Василиса, набирая в шприц лекарство.
После укола малыш задышал ровно, щеки его порозовели.
— Пойдёмте в палату, мальчика нужно понаблюдать дня два. Иван Петрович приедет, назначит лечение, но больше никаких козинаков, тем более арахиса.
— Спасибо тебе, Василиса, ещё бы немного, и лишилась бы я своего Тимочки, — плакала Лена, — прости меня, что не зашла к тебе, не проведала, а ведь я напротив живу, я всё же сестра твоя троюродная.
— Ничего, — сказала Василиса, — бывает.
Василиса поняла, что ещё на одного друга у неё стало больше. И это была её маленькая победа.
***
Вечером к дому Василисы пришли мать Лены — тётка Валентина и муж, что дал малышу опасные орехи. Они принесли полные сумки деревенских деликатесов: домашнюю колбасу, копчёное мясо, творог, масло, сметану и огромный рыбный пирог — словом, целое богатство для скромного бюджета Василисы.
— Васенька, племяшка, возьми, прошу тебя, — умоляла тётка Валентина, — спасла ты моего единственного внучка Тимочку.
— Да что вы, тётя, не нужно, ведь это моя работа, — отнекивалась Василиса.
— Бери, говорят, чай, не богачка, — сказал муж Лены, виновато лохматя затылок, — завтра я тебе дров привезу, чтобы зимой было чем печку топить, а то у тебя гнилушки одни. А потом и ограду поправим, подкосилась вся.
— Ой, спасибо! — обрадовалась Василиса, — да вы проходите.
Гости нерешительно потоптались на месте, а потом зашли в дом, где обнаружили сидящего на табуретке Ворона.
— Вот, жил в доме, оказывается, — сказала Василиса, понимая, что гости борются со страхом, — пришлось его с собой жить позвать, не выгонять же.
Первым рассмеялся муж Лены:
— Вот тебе и колдунья! С кладбища привела кота, с кладбища! Вот бабы, язык — что помело!
За ним захохотала и тётка Валентина:
— А панику-то Романиха навела, всех запугала! Ты уж прости меня за всё, Васенька. Вообще за всё.
Валентина подошла и обняла племянницу, которую из-за людской молвы побоялась когда-то взять себе.
— Я давно всех простила, тётя Валя.
— А могилки твоих бабушки и мамы мы завтра с дочерью приберём и покрасим, — сказала Валентина, — сколько можно Бога гневить.
Они ещё долго сидели и разговаривали по душам. Наконец-то у Василисы появились родные люди, и пусть лучше поздно, чем никогда.
***
На следующий день слух о спасении маленького Тимофея пронёсся по Новосёлкам, как ураган, разметав досужие домыслы Романихи. Никто больше её не слушал.
Маленький фельдшерский пункт снова был битком набит пациентами, а молодую фельдшерицу исключительно звали Василисой Афанасьевной.
***
Однажды, когда Иван уехал в город, к Василисе прибежала тётка Валентина:
— Васенька, беда! Романиха! Я принесла ей молока, как обычно, а она заперлась изнутри ещё с вечера и не открывает. Мужики уже дверь ломают! Поди, померла уж, как-никак ей девятый десяток пошёл. И родных у неё нет.
Недолго думая, Василиса схватила чемоданчик и побежала к дому Романихи. Внутри уже были люди. Они обступили старый диванчик, на котором лежала старушка в ночной сорочке.
— Бабушка, — позвала её Василиса, — как вы себя чувствуете?
Романиха с трудом открыла глаза, и, увидев перед собой Василису, попыталась от неё отмахнуться, словно от наваждения, и что-то промычала. Но руки её не слушались, а лицо перекосило.
— Так, вызывайте «скорую», — скомандовала Василиса, — её в город нужно доставить. А сейчас разойдитесь, нечего глазеть.
Когда люди вышли, в комнате остались только Романиха, Василиса и тётка Валентина.
— А ведь это она на вас всю жизнь людей натравливала и голову мне заморочила, сестру мою Варю, матушку твою, затравила, — вдруг сказала Валентина, — а сейчас ты её спасаешь.
— Это моя работа, — ответила Василиса, — да и простила я всех давно. Так жить легче.
Василиса измерила старушке давление, сняла электрокардиограмму, поставила укол и начала растирать ей руки.
Романиха пришла в себя и уставилась на свою спасительницу.
— Это ты, ты, — смогла сказать она, но не успела договорить, как в избу вошли врачи неотложки.
— Молодец, всё правильно сделала, — похвалил Василису пожилой доктор, — может, к нам на работу пойдёшь? Нам такие толковые медики нужны.
— Нет, я здесь пригожусь, — улыбаясь, ответила Василиса, — а как бабушка наша?
— Все будет хорошо, ещё сто лет проживёт, — сказали врачи и увезли Романиху в город.
***
— Тебе можно зарубки ставить, — пошутил Иван, — уже второго человека за неделю от смерти отвела.
— Скажешь тоже, — ответила Василиса и продолжила заполнять электронные медкарты. Работы было много.
***
Василиса не заметила, как прошёл месяц. Вечером, когда она копалась в огороде, её кто-то окликнул. У калитки стояла Романиха. Василиса несмело подошла к ней, ожидая упрёков, но ничего такого не произошло.
— Можно, я зайду? — тихо спросила Романиха.
— Конечно, бабушка, проходите, — настороженно ответила Василиса.
Когда они зашли в дом, она предложила Романихе присесть. Та села на краешек стула.
— Этот стул делал твой дед Никита, ты знаешь? У меня точно такие же есть. Он всем тогда их мастерил и бесплатно раздавал. Хороший был человек твой дед, — вздохнув, начала Романиха, — у нас тогда дело к свадьбе шло, а тут твоя бабка Матрёна объявилась. И выбрал Никита в жёны её. Сколько слёз я тогда пролила, только Бог знает. И затаила я на Матрёну злобу. Да такую, что сил не было выносить. Им жизни не давала и сама свою не устроила: так и не вышла замуж, хоть и сватались ко мне добрые парни. А сейчас спрашиваю себя на склоне лет: зачем, зачем мне это было надо? Вот что зависть с людьми делает… Я что пришла-то… Я повиниться перед тобой хочу. Не знаю, будешь ли ты слушать меня, кочерыжку старую, но всё равно скажу: прости меня, Василисушка, за судьбу твою тяжёлую, за мать, мною обиженную, и за те злые речи, что про вас говорила. Вот так. Легче стало. Без камня-то за пазухой и жить не тошно. Пойду я.
— Подожди, бабушка, — сказала Василиса, и от этого слова Романиха вздрогнула, — я давно простила тебя. И зла не держу. Что было, то было. Оставайся у меня, если хочешь. Вдвоём веселее, да и присмотр за тобой нужен, ведь инсульт — это не шутки.
Василиса обняла старушку, которая обмякла от добрых слов и объятий девушки и прослезилась.
— Ты будешь моей внучкой? — спросила Романиха.
— Буду, бабушка, только скажи, как тебя на самом деле зовут? Не Романихой же мне тебя называть.
— Марией меня звать, — тихо сказала та.
— Бабушка Маша, — улыбнулась Василиса, — красиво звучит.
Вскоре все узнали, что баба Маша теперь живёт у Василисы, и Романихой её больше никто не звал.
