Муж ушёл от Лиды.
— Хочешь – сама с ним и возись. Корми его. А я устал.
— Устал от него, но бросаешь меня? – Лида плакала.
Как же так! Всю жизнь прожили, ей почти пятьдесят лет… как это – без мужа остаться?
— Правильно мне говорили, что ты с Наташкой-продавщицей крутишь! А я верить не хотела.
— Да какая теперь уже разница!..
В том далёком, тысяча девятьсот восемьдесят втором, году, Лида работала акушеркой в роддоме, в небольшом городке, недалеко от провинциального города побольше. И от Москвы близко – всего-то четыреста километров. После их родильный дом закрыли, но тогда он ещё работал. Было ей в ту пору двадцать семь лет, и своих детей Лиде Бог никак не давал. А уж как старались они с Гришей. Как старались. И… ничего.
Как детей подкидывают в дом малютки – это всем известная история. Но в родильных домах их, случается, оставляют. Внутри. Нечасто, но оставляют. Тут же девушки услышали плач под окном снаружи, и среди ночи выскочили на улицу.
— Обалдеть! – сказала Лида. – И чего делать? Милицию звать?
Её коллега и подруга Соня, молча, смотрела на свёрток, лежащий под ногами. А содержимое свёртка возилось и вопило на всю округу.
— Батюшки! – Лида сообразила поднять младенца со ступеней. – Заносим его, скорее. И звоним в милицию.
— Да погоди ты звонить! Может… может, подумаешь? Лариса Алексеевна поможет.
— Что? Себе? – поразилась Лида. – Взять себе? Ты что! О таких случаях положено заявлять.
— Дождёмся заведующую, и заявим! – твёрдо сказала Соня.
Они занесли его внутрь. Перепеленали и покормили – благо, было чем. Роддом же. Заодно взяли анализы. И стали ждать заведующую. Лида сидела с мальчиком на руках полночи – смена была спокойной. Девушка прикипела к ребёнку за эту ночь. Он дарил ей те ощущения, о которых она мечтала уже долгое время. По результатам обследования Лида была здорова, как и Григорий. Но дети у них, почему-то, не получались. А тут – готовый. Никому не нужный, раз подкинули в роддом. Лида сообразила, что больше-то и правда некуда у них подкидывать. В их городке не было никаких спец. учреждений для детей. Видимо та, что определила судьбу своего малыша таким образом, не имела возможности отвезти ребёнка в город N. А возможно она вообще скрыла всё происходящее. Тайно выносила и тайно родила. Лида бы раньше в такое не поверила. Но у них раз был случай, когда родила семнадцатилетняя девушка. Ей удавалось скрывать беременность от родителей. Кстати, та девушка своего мальчика не оставила. Как ни голосила её мать, как ни заваливалась в показательные обмороки – девчушка стояла на своём твёрдо и сына из роддома взяла домой.
Утром пришла Лариса Алексеевна.
— Мальчик? – спросила она.
— Мальчик, — кивнула Лида. – Ларочка… ты мне поможешь?
И никто не узнал, что младенец подброшенный. Заведующая просто завела карту на Лиду, и выписала её, как рожавшую у них в роддоме.
Никто не узнал, но знали, конечно, все. Напрасно стройная Лида пыталась уверять, что она ходила беременная, просто скрывала. Никто не поверил, естественно. Да и то, что знают трое, уже никак не может быть тайной. Лида была уверена, что Лариса Алексеевна вряд ли проболталась. Она ставила на Соньку.
Муж, который был вызван в тот же день, до, так называемой, выписки, был немного удивлён.
— Лидочка… мы же не знаем, что у него там с генетикой. Уверена ты, что надо его брать?
— Возьми его. Возьми на руки. Неужели не чувствуешь?
— Чего?
— Его нам Бог послал! – негромко сказала Лида. – А как это ещё можно назвать? Мучались-мучались. А тут… готовый!
— Но это такая ответственность! Ладно, когда за своего, кровного. А про этого мы ничего не знаем. Ну я серьёзно!
— Навскидку он здоров! Ну Гришенька… ты тоже его полюбишь.
Забрали, в общем. Назвали Николаем Григорьевичем. Стали растить. А через полгода Лида забеременела, да не абы как, а близнецами.
Надо сказать, что история донельзя банальная. Не получалось – взяли приемного – получились свои. Такое случается сплошь и рядом. Просто до приемного ребенка материнский инстинкт у некоторых женщин спит слишком крепко. Так крепко, что не хочет, чтобы его будили. Но когда его всё-таки будят, вынуждая проснуться и заботиться о приёмном ребёнке, тогда уж он и разворачивается на всю катушку. Но речь не о том. Лида… ощутила укол сожаления, что ли. Подумала, что знай она о скорой беременности – не вцепилась бы в Колю руками и ногами. Укол был коротким, но ощутимым. Лида усовестилась и отмахнулась от грешных мыслей. Понятно ведь, что всё одно к одному. Сначала появился Коленька, а уж потом и материнский инстинкт проснулся. И естественная беременность наступила.
Родились близнецы. Миша и Саша. Муж много работал, чтобы прокормить семейство. Лида перешла из декрета в декрет, и занималась дома с детьми. Коля, который был на год с небольшим старше своих братьев, рос в целом нормальным ребёнком. В развитии не отставал. Правда, внешне он очень невыгодно отличался от своих братьев. Те росли красавчиками, все в отца. Внешность Коли была… не то, что мальчик был некрасивым – нет. Но и до красивого ему было очень далеко. Нос картошкой, маленькие, глубоко посаженные глаза. А ещё Коля вырос невысоким. Ну, и довольно рано узнал, что он в семье – приёмный.
— Надо было переезжать, — сокрушалась Лида. – Наболтали ребёнку черт знает чего!
— Ну теперь-то что уж? – отвечал муж.
Учился Коля тоже хуже братьев. Не потому, что не мог, или был неспособен. Не хотел он учиться. Хулиганил, прогуливал школу. Не интересовался никаким спортом. Лида потратила немало сил, чтобы он увлёкся хоть чем-то – бесполезно. Надо сказать, что в какой-то момент она просто махнула рукой. Да делай ты, что хочешь, сынок! И живи, как знаешь. Ну сколько же можно?
Выросли дети. Миша и Саша отслужили в армии. Вернулись, женились на девушках, которые их честно ждали. Квартиры в их городе стоили недорого в начале нулевых. Родители помогли с покупкой. Коля в армию не шёл – скрывался, и намеревался бегать от военкома до двадцати семи лет. Учиться он тоже нигде не хотел. И работать, в общем-то, не рвался. Григорий злился.
— Только не бей его, — сказала Лида. – Он подумает, что это потому, что неродной нам.
— Да толку-то его бить уже! Раньше надо было…
А потом муж просто ушёл от Лиды.
— Хочешь – сама вот с ним и возись. Корми его. А я устал.
— Устал от него, но бросаешь меня? – Лида плакала.
Как же так! Всю жизнь прожили, ей почти пятьдесят лет… как это – без мужа остаться?
— Правильно мне говорили, что ты с Наташкой-продавщицей шашни крутишь! А я верить не хотела.
— Да какая теперь уже разница! Ты нашу судьбы решила, когда вынудила меня принять чужого ребенка, как своего. А я не смог! Не смог, и всё тут. Да был бы хоть нормальный…
— Он нормальный! – выкрикнула Лида. – Что в нём ненормального?
— Да то, что ему не надо ничего. Только на шее родительской сидеть умелец.
Гриша ошибся. Коля ещё умело охмурил девушку и даже зачал с ней ребёнка. Лида вздохнула и вытащила последнее из заначки. Купила молодым однушку на окраине. Она понимала, что ей ещё кормить Колю минимум до двадцати семи лет. Пока он бегает от службы.
— Чего ты не пошёл-то, я не понимаю? – спрашивала Лида у Николая. – Ну отслужил бы пару лет – не развалился бы.
«И я бы отдохнула!» — думала она про себя.
— Не. Я дедовщины не хочу. Я мелкий, меня бить будут.
— Да не по этому принципу бьют! Говорила я: занимайся спортом.
— Ты на меня орешь, потому что я тебе неродной.
— Ну конечно! И квартиру я вам купила именно поэтому.
— И на себя записала. А Мишке с Сашкой на них.
— Братьям твоим я доверяю.
— Спасибо, мама! – с сарказмом произнося слово «мама», говорил Коля.
Так и жили. Лиде пару раз приходила в голову мысль, пожаловаться младшим на Николая. Сказать, что сил её больше нет. Но она понимала, что они-то уж и вовсе не при чём. У парней всё было хорошо. Зарабатывали деньги. Уже растили детей. Таким образом, довольно быстро у Лиды появилось целых три внука. И от Миши, и от Саши. И от Коли тоже. И ни одной внучки, что интересно. Она бы не отказалась от внучки…
Наконец, достигнув двадцатисемилетия, – днём рождения у Коли был записан день, когда его нашли на пороге роддома, — парень получил справку о том, что не служил, не имея на то законных оснований, и пошёл устраиваться на свою первую работу. И началось…
Можно начать описывать карьеру Николая подробно, но можно уложить эту информацию в один абзац. Куда бы ни шёл работать Коля, везде было плохо. Везде были самодуры-начальники, невыносимые условия труда, в которых он простужался и болел, а то ещё и получал травмы. Незначительные, но мешающие продолжать трудовую деятельность. Лида к тому времени уже привыкла заботиться о Коле на постоянной основе. Соседям, родным и друзьям она рассказывала, что у Коли на работе неприятности.
— У них такая начальница там – не приведи Господь. Кричит на них постоянно. На обед вовремя не пускает, — рассказывала Лида.
Или:
— Ужасная холодина в помещении. Коля только раз вышел, и сразу заболел. Чуть не до пневмонии.
Ответы, в духе: «Другие же там работают» и «Но ведь не до пневмонии! Всего лишь чуть…», она не слушала. Когда Коля не работал совсем, не хотел ни учиться, ни служить в армии – Лида злилась. Но стоило ему начать совершать попытки трудоустроиться, она всецело заняла сторону сына. Лиде как будто требовалось оправдание своего поступка двадцатисемилетней давности. Требовалось подтверждение, что она не зря тогда оставила Колю у себя. Не зря стала его мамой. И полюбила не зря. Вон он как старается! Ну не везёт парню. Бывает. Повезёт ещё.
Как-то заехал Миша. Он жил к матери ближе всех. Привёз Лиде вкусный тортик. Она заварила чай.
— Что там наш старшенький? Так и болтается, как … в проруби?
— Миша!
— Что такое, мамуль? Пока ты его кормишь, так и будет.
— Я его не кормлю, — заверила Лида. – Он работает.
— Где на сей раз?
— Ой, Миша… ну ты же знаешь…
Далее последовала история о том, что начальство плохое, а условия труда ещё хуже. А Коля – маленький, слабый и болезненный.
— Взял бы ты его к себе, Миша.
У Михаила была своя охранная фирма.
— Видишь ли, мама… — усмехнулся сын. – У нас ведь тоже работать надо. А Коле, блин, лишь бы не работать! Сбрось ты уже это ярмо со своей шеи! Ну почти тридцать лет мужику!
— Двадцать восемь. Даже двадцати девяти ещё нет.
— Ой… как знаешь. Мам, прости, но выглядишь ты неважно.
А как она должна выглядеть? Муж бросил. У детей у всех своя жизнь. Вот, пенсию хоть оформила. Но работать всё равно приходится. Коле помогать.
Бывшего мужа, к слову, Лида иногда встречала на улице с новой супругой. Натальей. Лида отворачивалась и проходила мимо. Иногда и вовсе меняла курс – сворачивала, или переходила на другую сторону дороги. Ну не могла она смотреть, как её супруг теперь ходит под ручку с другой. Принадлежит другой.
А сын Михаил удивил Лиду. Она думала, её младшим детям и дела никакого нет до того, что с ней. И уж тем более, что с Николаем. Жили-жили своими жизнями. Забеспокоились вдруг. С чего бы это?
В тот же вечер Лиде вдруг стало как-то нехорошо. Она едва успела по стеночке дойти до соседки, а у неё на пороге потеряла сознание. В больнице очнулась и узнала, что поступила с сердечным приступом.
— Как же так, Лидия Матвеевна? Вы ведь сама медик. Давление-то в вашем возрасте надо контролировать. Мерить, препараты принимать.
— Да я мерила.
— Ага. А то я вас не знаю! – врач был знакомый. – С утра подхватились, и на работу. Государство на что пенсию-то даёт? Чтобы люди отдыхали. Отдыхайте!
— Да вы её видели, ту пенсию? – слабо улыбнулась Лида.
— У вас вон три взрослых лба! Помогут, в случае чего.
Она отвернулась к стене и прикусила губу. Коля не помощник. А младшие не станут помогать, потому что знают: мать всё потратит на Колю и его семью. Это она уже поняла. Вот такой замкнутый круг.
Миша с Сашей навестили мать в больнице. Принесли бульона и паровых котлет с пюре.
— Ленка моя готовила, — сказал Саша. – Мам, ты выздоравливай. И так нас больше не пугай.
— Спасибо, мальчики мои родные, — прослезилась Лида. – Спасибо!
Ей хотелось спросить про Колю, но она сдержалась. Телефон ей пока не отдали, пообещали на следующий день вернуть, по состоянию. Интересно, он знает? Как они там? Вроде, Лида покупала им продукты на этой неделе. Или, замоталась, забыла?
Михаил сел в машину и побарабанил пальцами по рулю.
— Ты думаешь о том же, о чём и я? – спросил Саша.
— О чём? О том, что пора навестить братца?
— Ну да.
— Да. Поехали, прокатимся.
Ребята сказали Коле, что мать ждёт в больнице. Он нехотя собрался и поехал с ними. Как-то так вышло, что у Николая не хватало ума переживать даже за то, что он может остаться без поддержки. О переживании за мать, неродную, но единственную, речи не шло. Ну приболела мать! С кем не бывает? Всё-таки уже возраст…
— Эй, а куда мы едем? Больница же в другой стороне, — спросил Коля.
— А она в Центральной.
Машина выехала на шоссе, а потом свернула в лесополосу. Коля попытался открыть дверь, но Миша заблокировал её. У него была хорошая машина.
— Че вы творите, отморозки?
— Да прикопаем тебя в лесу, и всех делов. Надоел уже, сил нет.
— Кому? Кому я надоел? Че я вам сделал?
Прикапывать его не стали. А вот морду набили. От души. Вдвоём. Нисколько не заморачиваясь, что двое на одного – нечестно.
— Это ты её заездил, сволочь! – сказал Саша. – Ты. Доставай лопату, Миш. Хватит уже терпеть эту гниду.
— Парни, да вы чего… — Коля впервые в жизни по-настоящему испугался. – Вы чего? Ай! Да больно…
— Ладно, хватит с него, — сказал Миша, и тут же пнул братца. – Поехали. Пусть сам добирается.
— Я в милицию пойду! – взвыл Коля.
— Вперёд! Стукач. Нас тут не было. Мы дома были. Телевизор смотрели в семейном кругу.
Они и правда бросили его в лесополосе. С разбитым лицом и болью в животе Коля добрался до дома.
— Что с тобой? – оторопело спросила жена.
Пока он шёл домой, было время подумать. Впервые в жизни, наверное. Как будто его раньше не было, времени. Или думать кто-то запрещал.
— Упал неудачно. В овраг скатился, — сказал он Вере, и пошёл в душ, приводить себя в порядок.
Какое-то время у Коли проходили синяки. Жена откопала в аптечке банку с вонючей мазью и мазала ему лицо.
— Быстрее пройдут.
— А что это?
— Мать твоя давала. Женьке ещё приносила, когда он коленки разбивал маленький.
Коля вдруг вспомнил своё детство. И свои разбитые коленки. И мазь, которой мазала его мама. Может, эту мазь. Может та была какой-то другой. Но всё быстро заживало.
— Ты чего к матери в больницу-то не идёшь? – спросила Вера.
— С такой мордой?
— А чего? Смотри. Матери не станет, и всё. Пропали мы.
— А сами чего? Вот ты, какого хрена не работаешь?
— А ты?
— А ты? – Коле стало смешно, но он тут же охнул.
— Чего ты?
— Да… засмеялся – губу порвал опять. Только зажила.
Он устроился на работу, как только зажило лицо. Пошёл продавцом в супермаркет. Правда, там особо не разделяли. Там ты и продавец, и кассир, и кладовщик, и грузчик. Что нужно, то и делаешь. Ох, как Коле не нравилось работать, кто бы только знал! Как ему это ужасно не нравилось… и начальница, само собой, была законченной стервой. И условия были некомфортные. И кормили плохо. Но Коля уже понял, что всё везде одинаковое: и начальство, и условия, и кормёжка. Комфортно дома, на диване. А вкусно накормить может только мама.
— Николай, ты опять покупательнице нахамил!
— Да, блин! Она сама достала меня.
— Клиент всегда прав.
— Ладно. Не буду больше!
— Она просила жалобную книгу, но я не дала. А в другой раз – дам.
— Да понял я!
Старался он. Честно! Просто было непривычно…
С первой полноценной зарплаты – раньше-то его хватало только до аванса – Николай купил фруктов и конфет. Пришёл к матери. Вера говорила, что Лида приходила, и звонков пропущенных накопился уже миллион, но Коля хотел именно прийти с гостинцами. И сказать, что не уволился. И не собирается пока.
— Коля! Звоню тебе, звоню. Ты чего не отвечаешь-то? Слава Богу, Вера сказала, что всё в порядке. А где ты работаешь, не сказала.
— Конечно. А то ты бы на работу пришла. Да?
— Пришла бы! Я беспокоюсь.
— Всё хорошо, мам. Вот. Это тебе. Как здоровье-то?
Лида фруктам и конфетам радовалась, как ребенок. Коля понял: это потому, что от него. Хоть что-то от него. Впервые в жизни. Стыд с гордостью смешались в нём. Стыда было немного, а гордости – через край. Он пил с матерью чай и чувствовал себя… полноценным.
Да лишь бы на подольше хватило Коли!
