Иван Иваныч, подпишите моё заявление. Моё терпение лопнуло, я ухожу.
— Куда уходите, Марина Фёдоровна? Зачем уходите? На кого вы нас покидаете?
— Ухожу насовсем. Увольняюсь. Не могу больше, я устала, с меня хватит!
— Мариночка, вы ранили меня копытом в самое темечко! Вы не можете нас бросить!
— А вот могу и брошу вашу щипаную контору! Подписывайте заявление!
— Марина Фёдоровна, чем вам плохо живётся? Прекрасная карьера, чудесные перспективы, дружный коллектив! Вспомните, сколько водки вместе выпито…
— Именно это я вспомнила. Увольте, не могу больше столько пить, Иван Иваныч!
— Марина Фёдоровна, я распоряжусь, чтобы вам сбавили дозу. Где я найду вам замену? Ведь это вы всегда замещали меня, пока я нахожусь в состоянии объективного похмелья!
— Вот поэтому я тоже ухожу! Надоело пахать за вас, пока вы находитесь в состоянии объективного похмелья восемь дней в неделю!
— Марина, останься! Вспомни, сколько лет мы с тобой бок о бок, в горе и в радости!…
— Ухожу, Иван Иваныч! Надоело, что вы всё время трётесь у меня под боком!
— Марина, помнишь тяжёлые времена, когда не было интернета и бумаги? Когда мы все отчёты писали на асфальте под окнами управления? Нам было трудно, но мы выстояли!
— Лучше бы этого не помнить, Ваня, сколько я колготок об асфальт изодрала! Подписывай мою заяву, циклоп пенопластовый!
— Окстись, грешница! Помнишь, Марина Фёдоровна, сколько проверок и комиссий мы выдержали плечом к плечу? Мы делали всё возможное и невозможное! Мы их привечали, развлекали, кормили…
— Поправочка: это я их кормила!
— Мы их поили…
— Поправочка: это я их поила!
— Мы даже с ними спали…
— Тут я просто промолчу, Ваня. Пописывай увольнение, ухожу на вольные хлеба!
— Марина, столько всего пережито вместе! Помнишь ужасные девяностые? Тебе выдавали зарплату кедами на левую ногу, а мне – перчатками на правую руку, но мы выстояли!
— И после этих кед у меня обе ноги стали левые! Поэтому я ухожу.
— Марина, мы же всё преодолели! Помнишь, на нас наехали отморозки? Ты была героем дня! Они вломились к нам с бейсбольными битами и ты разобралась с ними в одиночку, пока я прятался в сейфе.
— Что? Так ты в сейфе отсиживался, сволочь? Вот когда всё только вскрылось! Ухожу, ухожу, ухожу!
— Марина, скажи прямо: чего ты добиваешься? Хочешь, я предоставлю тебе дополнительный соцпакет?
— Зарплату добавишь, что ли?
— Нет, Мариночка, денег нет. Но другое — что пожелаешь. Хочешь, разрешу тебе плевать в офисе мимо урны? Хочешь, разрешу тушить бычки о монитор? Хочешь, разрешу ездить по перилам, сморкаться в шторы и материться по телефону громче меня?
— Я всё это и так делаю! Но ухожу от вас, Ваня. Отпустите меня на покой! Ищите кого помоложе!
— Где я найду кого помоложе, Мариночка? Ты незаменима на своём месте! У тебя опыт, у тебя стаж!
— Не могу я больше! Мне стыдно!
— Чего тебе стыдно, Марина?
— Мне стыдно возглавлять отдел по делам молодёжи! Мне восемьдесят семь лет!
