— Мы решили, что деньги от продажи квартиры отдадим Маргарите, — произнесла мама так, словно это самая обыденная вещь на свете.
Людмила, стоя у кухонного стола, чуть не выронила чашку чая.
— В смысле — Маргарите? А я, получается, просто лишняя?
Она всё время чувствовала, что родители «случайно» выстраивают стену между ней и старшей сестрой, но до сегодняшнего дня надеялась, что это просто её бурная фантазия. Ведь она с детства не доставляла особых хлопот, всегда училась на пятёрки, параллельно подрабатывала. Пока Маргарита устраивала свою личную жизнь, Людмила старалась не просить лишнего, чтобы в очередной раз не услышать: «Нам бы помочь сестре, ведь у неё столько забот…»
— Почему всё только ей? — спросила Людмила, стараясь говорить ровным голосом.
— Ну… — мама запнулась, словно не ожидала, что младшая дочь вообще посмеет возразить. — Она скоро станет мамой, — тут мама посмотрела на папу, явно ища поддержки. — Ребёнку нужна отдельная комната, да и в целом — семья, заботы…
Папа, вечно занятый своими бумагами, и сейчас не отрывался от газеты:
— Маме виднее. И вообще, у нас есть свои причины.
«Ну да, с газетой в руках тебе, батя, всегда «виднее», правда?» — подумала Людмила, чувствуя комок в горле, который рос и грозил превратиться во вспышку гнева.
— А мне, значит, ничего не надо? — произнесла она вслух, чувствуя, как поднимается волна горечи. — Я тоже, между прочим, планировала расширяться, потому что моя студия… Так, «два шага — и ты на кухне». И я не прошу, чтобы вы отдали мне все деньги. Но хотя бы часть…
— Ты сильная, ты справишься, — пожала плечами мама. — У тебя стабильная работа, да и характер у тебя… боевой. А у Маргариты сейчас тяжёлый период, все эти врачи, анализы… В общем, всё уже решено.
«Я как лишняя фигура на шахматной доске, которую можно просто сдвинуть и забыть?» — звенела мысль в голове Людмилы. Но она лишь кивнула, потому что слёзы уже подступали к глазам, а показывать слабость она не собиралась.
— Ладно, — проговорила она, с трудом сохраняя ровный тон. — Делайте, как знаете.
Эскалация
Весь вечер в родительской квартире царила вязкая тишина. Лишь изредка мама подходила к Людмиле:
— Не обижайся. Мы ведь любим тебя. Просто у Марго обстоятельства…
Люда лишь кивала, избегая встречаться взглядом. Ближе к ночи она, не выдержав напряжения, ушла в свою комнату — аккуратное гнёздышко, которое она обставляла ещё со школы. Тихо собрала в сумку часть своих вещей. Да, у неё была собственная студия в ипотеке, и она редко там ночевала, ведь привыкла к родительскому дому. Но сегодня всё изменилось.
Когда она вышла в коридор с чемоданом, мама тут же бросилась к ней:
— Ты куда? Уже поздно, останься до утра.
— Нет, я не могу, — коротко бросила Люда, — да и вы сами говорите, что я справлюсь.
Где-то из глубины комнаты раздался папин голос:
— Людочка, не глупи.
«Глупо? Да? Интересно, кто здесь действительно не думает о чувствах другого?»
Она представила себя в детстве, совсем маленькой, когда папа любил, по его собственным словам, «учить дочурку постоять за себя». Тогда он внушал ей, что нельзя позволять другим садиться тебе на шею. И как он поступает сейчас? Сидит в кресле, читает газету, иногда выдаёт фразы, будто из школьного учебника. «Наверное, в этом и заключается парадокс: учишь дочь самостоятельности, а потом удивляешься, что она не хочет молча подчиняться».
Людмила больше не спорила. Вскоре хлопнула входная дверь, оставив маму стоять в коридоре с приоткрытым ртом.
«Ухожу без шума, без скандала, но внутри всё кипит. Надо глотнуть свежего воздуха и просто… перестать пытаться соответствовать чьим-то ожиданиям».
Она поклялась себе, что на этот раз никто не заставит её вернуться.
Уже в своей маленькой, но зато собственной студии Людмила на мгновение вспомнила, как в детстве ей на день рождения всегда покупали меньше подарков, чем Маргарите: «Ты же ещё маленькая, тебе не так много нужно», — объясняли родители. А когда она пошла в колледж, мама с папой больше помогали старшей сестре, которая училась платно, а Люда получала стипендию. Тогда всё вокруг «одобряло» такой порядок вещей: «Ну какая разница, где эта золотая середина? Младшая пусть сама крутится».
Обида накапливалась годами, как медленно наполняющаяся чаша. И вот теперь эта чаша переполнилась.
Три года спустя. Изменения и новая жизнь
Прошло три года, и за это время Людмила превратилась в гораздо более уверенную в себе личность. Молчаливая обида постепенно трансформировалась в решимость: «Я справлюсь и действительно никому ничего не должна». Она устроилась на хорошую должность в издательстве, успела выплатить часть ипотеки и даже завела кота по кличке Амур (с ироничным намёком на то, чего ей самой пока не хватало в жизни).
Телефонных звонков от родителей не было. Только сухие сообщения на праздники:
«С Новым годом! Маме с папой всё хорошо, как ты?»
В ответ Люда так же сухо написала: «Всё нормально, с праздником». Иногда она думала: «Как же это похоже на переписку коллег, а не на разговор между родными людьми».
Сестра Маргарита тоже появлялась редко, хотя несколько раз писала из роддома, жалуясь, что мама с папой пристально следят за её жизнью:
«Они мне уже все нервы вымотали своими «а ты кипячёную водичку даёшь?» и «пелёнки стирайте только хозяйственным мылом»…»
Но Людмила не хотела вдаваться в подробности. «Извини, сестра, но когда мне это было нужно, вы все дружно отодвинули меня на второй план».
Однажды весенним утром Люда собиралась на работу и вдруг услышала настойчивый звонок в дверь.
Визит родителей. Попытка разговора
Открыв дверь, Люда увидела маму и папу. Отец постарел, выглядел уставшим, под глазами у него были круги, седины стало больше, чем три года назад. Мама, напротив, выглядела более решительной:
— Людочка, мы хотели с тобой поговорить, — начала она голосом, в котором слышались смущение и твёрдость.
— Доброе утро, — сухо ответила Люда. — Заходите, раз уж пришли.
Они вошли внутрь, осмотрелись и заметили забавного кота на диване — Амур навострил уши и спрятался за подушкой, видимо, чувствуя напряжённую атмосферу.
Отец первым делом откашлялся:
— У нас к тебе просьба…
— «Просьба»? Серьёзно? — Люда скрестила руки на груди. «Интересно, зачем вы пришли… Наверняка не ради извинений, да?»
Мама раскрыла сумку, достала пачку каких-то бумаг:
— Мы решили купить домик в деревне. Тихое местечко недалеко от города, со свежим воздухом. Папе уже тяжело в городской суете, да и я… устала.
Папа тяжело вздохнул:
— Да и на пенсию мне скоро. Хочется свой уголок, чтобы грядки там посадить, картошку…
Мама положила бумаги на стол: видимо, распечатки объявлений.
— Но нам не хватает части суммы. Ты ведь теперь на хорошей должности, да?
Людмила уронила взгляд на выведенные крупным шрифтом цифры:
— Ого, «небольшая» недостача, говорите? Уж точно не пара тысяч.
— Понимаешь, — мама села на стул, стараясь говорить мягче, — у Маргариты сейчас не очень с деньгами: ребёнок маленький, муж, конечно, работает, но им едва хватает, ипотека… А ты ведь крепко стоишь на ногах. С твоим окладом ты можешь позволить себе помогать родителям.
«Вот оно. Они действительно думают, что у меня в углу стоит сундук с золотыми монетами?»
— Мы всё-таки твои отец и мать, — добавил папа, стараясь говорить внушительно, — неужели ты откажешься?
Люда подавила смешок. «Невероятно, как у людей включается память на «семейные узы», когда им что-то нужно».
— Вы серьёзно думаете, что после того, как вы оставили меня без поддержки и выбрали «Маргарите всё, а Люде ничего», я с радостью отдам вам свои кровные? — она старалась говорить спокойно, но внутри всё кипело.
— Людочка, тогда у твоей сестры были сложные обстоятельства, — мама сцепила пальцы, словно внезапно не зная, куда их деть. — Да и ты говорила, что работаешь, копишь…
— Я говорила, что мне тоже нужна поддержка, — повысила голос Люда. — Но вы решили за меня. Помогать мне? Зачем? «Сама справишься!» Помнишь, мама, твои слова? Справляться в одиночку стало моим девизом, спасибо. Теперь я свято его соблюдаю.
Папа с раздражением выдохнул:
— Можно было бы и забыть старые обиды. Родители всё же…
— О, «старые обиды»? — Люда встала со стула, чувствуя, что вот-вот сорвётся.
— Как удобно называть это обидой, а не вашим осознанным выбором! Вы дали ей всё, а мне — упрёк в том, что я слишком самостоятельная.
В комнате повисла гнетущая тишина. Мама едва заметно всхлипнула. Папа сжал кулаки, глядя в пол.
Конфронтация и жёсткий отказ
— Люда, мы не хотим ссориться, — начала мама чуть дрожащим голосом. — Может, стоит подумать, а потом всё-таки помочь?
— Простите, но нет, — отрезала Люда. — Я три года сама выплачивала ипотеку, подрабатывала, у меня свои планы на жизнь. И я не думаю, что сейчас должна давать деньги людям, которые отвернулись от меня, когда я нуждалась в них.
Отец нахмурил брови:
— Ты считаешь, что мы отвернулись?
— А как ещё это назвать, если деньги от продажи квартиры пошли только Маргарите? У меня даже мысли не было забрать всё себе, но поделить поровну — это же базовая справедливость, нет? Или для вас «справедливость» делится на любимую и «самостоятельную» дочь?
Мама прикрыла глаза, будто старалась сдержать слёзы:
— Людочка, давай не будем ссориться. Папа мечтал о доме с грядками, мы думали, что ты присоединишься к нам, будешь приезжать отдыхать…
— Вот сейчас и отдохну, спасибо, — холодно ответила Людмила. — Но без моего кошелька.
«Всё сказано. Дальше — только повторять одно и то же по кругу. Они удивлены? А чего они хотели, чтобы я прыгала от счастья?»
— Мы можем дать тебе ключ, чтобы ты тоже отдыхала на даче, — заметил папа с неожиданным пылом, — так что это не только для нас!
— Ой, нет, спасибо. Мне и так есть где отдохнуть, — Люда кивнула на диван с подушками, из которых торчали уши Амура, иронично наблюдавшего за происходящим.
Отец понял, что переговоры зашли в тупик. Он резко встал:
— Ну, раз так, мы не будем тебя уговаривать. Пошли, — обратился он к маме.
Мама склонила голову, что-то тихо пробормотала, видимо, всё ещё надеясь на чудо. Но Люда стояла как вкопанная: «Сегодня я не уступлю. И завтра тоже».
Перед самым выходом мама оглянулась:
— Людочка… Мы всё равно тебя любим.
— Ага, — Людмила поджала губы. — «Возможно, но выбор уже сделан. И вами, и мной. Прощайте».
Новая реальность
После их ухода Людмила почувствовала лёгкую дрожь во всём теле. С одной стороны, ей было больно смотреть, как родители сначала пренебрегают её чувствами, а потом притворяются, что «ничего страшного не случилось». С другой стороны, она испытывала странное облегчение: «Теперь всё встало на свои места. Я не злюсь, просто не хочу играть в старые игры».
Прошёл месяц, и Люда узнала от знакомых, что родители действительно купили небольшой домик. Она не знала, как именно они нашли деньги: то ли взяли кредит, то ли заняли где-то. Но искренне пожелала им удачи.
— Мама, говорят, уже что-то посадила в огороде, — сообщила Маргарита в одном из сообщений. — Они теперь почти живут там, только иногда приезжают в город. Кстати, папа чувствует себя лучше, говорит, свежий воздух творит чудеса.
Люда прочитала сообщение сестры и поймала себя на том, что не чувствует ни ревности, ни злости. Скорее, лёгкую печаль. «Пусть всё будет как есть. Я просто отпускаю ситуацию. А они пусть наслаждаются природой».
Несколько раз Маргарита предлагала Людмиле приехать «посмотреть дачу», но та вежливо отказывалась:
— Спасибо, как-нибудь в другой раз.
«Мне не нужно погружаться в те же паттерны, где я — младшая, должна быть удобной. Теперь я сама решаю, куда мне ходить и с кем общаться».
Вечерами Люда окончательно доделала ремонт в своей студии, повесила новые шторы, купила уютный пуфик. Амур был счастлив: новые места для сна, а главное — спокойная атмосфера, в которой никто не отбирает у него любимый плед.
— Ну что, дружище, мы молодцы, — улыбалась Людмила, бросая коту мячик. — «Мы справились — и без чьей-либо помощи».
Иногда ей приходила в голову мысль: «Правильно ли я поступила, отказавшись от помощи? Это же родители». Но всякий раз в памяти всплывали мамины слова: «Она станет матерью, ей это нужнее». И Люда снова убеждалась, что родители сделали свой выбор, а она — свой.
«Если нас считали «самодостаточными», значит, мы имеем право не быть ничьей «заначкой». Никому ничего не должна. Всё честно».
В глубине души Люда была готова к тому, что когда-нибудь отношения постепенно наладятся. Может, через год, может, через пять лет. Но уже на новых условиях, где её мнение и её потребности не будут чем-то второстепенным.
Она больше не пыталась быть «хорошей дочерью» ради чьего-то одобрения. Она стала самой собой — человеком, который умеет говорить «нет» и жить в гармонии с этим решением.
