Иногда предательство зреет не в порыве, не в гневе, а в тишине. Оно растёт годами, словно сорняк, заполняя каждый угол, каждый взгляд, каждый шёпот на кухне. Таня поняла это слишком поздно. Но, может, именно тогда у неё началась новая жизнь.
С детства Таня слышала от матери одну и ту же фразу, словно мантру:
— Вот если бы этот дом был только наш, мы бы тут такую виллу отгрохали, как у Кепвеллов. Хрусталь, лепнина, бассейн. Всё бы было.
Дом действительно был наполовину их. Типичный сельский «двушка» — две квартиры, один двор, одна стена. На противоположной половине — соседка, тётя Оля. Тихая, доброжелательная женщина, которую Таня любила почти как бабушку. В детстве она сбегала к ней от мамы, когда та брала в руки ремень. Тётя Оля пекла блинчики, давала поносить старые вещи своей дочери Риты, и была единственным островком тепла в доме, где любовь заменялась контролем, а ласка — долгом.
Отчим, дядя Вова, был серой тенью матери. Молчаливый, тяжёлый на подъем, но, в отличие от матери, никогда не кричал и не бил. Он просто был. Сидел за столом, пыхтел над печкой, смотрел телевизор. Таня долго думала, что он её хотя бы не ненавидит. Теперь она сомневалась.
В старших классах Таня решила — сбежит. Учёба давалась трудно, но она вцепилась в неё зубами. С подругой Машкой они решили: поступаем в колледж в городе, и баста. Маша рвалась вырваться из такой же удушающей семьи. В город, к свободе, к новым шансам.
Колледж не оправдал ожиданий. Предметы оказались скучными, преподаватели — раздражёнными, студенты — разными. Маша вскоре нашла новую подружку — городскую Валентину. Та устраивала шумные вечеринки и водила знакомых с бородами и сигаретами. Таня чувствовала себя чужой. И именно на вечеринке у Валентины всё произошло.
Она не хотела идти. За три ночи подряд ей снилась баба Нина — покойная бабушка. В снах та тянула к ней руки, будто звала или, наоборот, просила остаться. Таня просыпалась с тяжестью в груди. Но пошла. И, как назло, всё пошло по худшему сценарию.
Парень с усами и вьющимися волосами, которого никто толком не знал, втянул её в ванную. Дверь запер, тазом по голове — лишь смеялся. А потом — мрак.
Беременность обнаружилась только зимой, когда Таня приехала домой. Мама заметила всё с одного взгляда. Руки всплеснула, глаза закатала. А потом исчезла в соседской кухне — к тёте Оле. Там шептались долго. После вернулась — ласковая, заботливая, с фруктами, с бульоном.
Таня растерялась. Она ожидала скандала, наказания. А получила — улыбки и вареные котлетки.
А через неделю приехала Рита. Красивая, стильная, и почему-то — без мужа. Того самого, писателя, о котором мама раньше говорила с гордостью. Теперь — молчала. Рита осталась на всё лето. Гладила Тане живот, слушала его шевеления, говорила, что она — молодец. Что не каждая оставит ребёнка, что всё наладится. Таня слушала и верила. В голове был туман, но Рита казалась надёжной, настоящей.
Мальчик родился в июне. Синие глаза, тёмные волосы. Таня назвала его Виктором — в честь покойного отца, которого почти не помнила, но который никогда не кричал.
А потом всё пошло наперекосяк.
После выписки Таня заболела. Горела в лихорадке, не ела, не пила. Мама поила её какой-то гадостью, та только хуже делала. В это время Витю «на время» отдали тёте Оле. Таня даже не сразу поняла, что он больше к ней не возвращается.
А потом мама сообщила, что «ты сама подписала». Что «это к лучшему». Что «ещё родишь». И Таня, ослабевшая, с трясущимися руками, даже не нашла слов, чтобы возразить.
Она попросила подержать сына. Рита дала — нехотя. Виктор заплакал в её руках, словно чувствовал, что его отдали. Рита тут же забрала его, укачала, прошептала что-то в его тёмную макушку.
И тогда Таня поняла: всё это — был план. Дом. Половина дома. Это было условие. Отдать ребёнка — и получить за него стены, пол и крышу.
Она пыталась бежать. Ночью напихала старых газет в печку. Но огонь не пошёл. Задымление. Дядя Вова пришёл. Она солгала — замёрзла.
А через два дня — оформление. Вторник. Воскресенье она провела в бреду. В понедельник — в тишине. А во вторник — её разбудил он.
Дядя Вова. Впервые за всё время — с инициативой.
— Пошли, — сказал тихо.
Машина. Мужик с бритой головой. Сумка с вещами. Документы. Деньги. А на заднем сидении — Виктор. В голубом одеяле, с соской. Таня прижала его к себе, не веря. Руки дрожали. Сердце колотилось.
— Калуга. Там моя племянница. Она поможет. Только не звони сюда, — сказал дядя Вова и закрыл за ней дверь.
— Погнали? — спросил водитель. — Я Лёха. А ты?
— Таня, — прошептала она.
Машина поехала. По пыльной деревенской дороге, навстречу жизни.
Солнце только поднималось, в воздухе пахло увядающим летом. И Таня впервые за долгое время почувствовала: она дышит.
