Они начали съезжаться уже к вечеру.
Первой приехала старшая, Нина.
Полная, с отёкшими ногами, с полными руками, унизанными золотыми кольцами, с большими висячими серёжками в ушах, с тройной ниткой жемчуга на красной шее.
Нина вылезла из зелёного «Москвичонка», пыхтя и отдуваясь.
Кивнула соседкам, повернулась к машине, наблюдая за тем, как муж её, щуплый Геннадий, вытаскивает сумки из багажника.
-Здравствуй, Ниночка, — залебезили соседки, Нина знает, судят их, а её в особенности, в хвост и в гриву, вдоль и поперёк, соседки.
Мол, такие — сякие дети у Петровны, одну старуху оставили, к себе никто не мог взять.
А как её возьмёшь?
Мать, она смолоду, характером упёртым отличалась.
Нина сколько ей говорила, забирала даже на зиму к себе, нет, после нового года заладила, хоть режьте её, хоть ешьте её, упёрлась, отвезите меня в дом и всё.
Так и пришлось Генке ехать, везти тёщу на побывку.
Попроведала, думали поедет назад, куда там, сразу будто помолодела, забегала, Ваську- кота, из мешка выпустила, враз, Нина говорила матери, кота -то мол, зачем таскаешь с собой, оставь, поедешь, посмотришь и назад вернёшься.
Куда там, вцепилась в своего зверюгу, никуда без своего Васеньки, мол тоже хочет проверить, как там и что в доме-то…
Ну, побежала курей своих проведовать, за ними Аннушка, соседка смотрит, кого -то там куёлкалась, болтала с ними и те заквохтали, раздухарились враз, ну ты надо же…
Вышла из курятника, в дом пошла, смотрит Гена, у тёщи уже печка топится, дым валит из трубы.
— Тёща, ты чего? Нам ехать надо.
— Поезжай, поезжай милок, мы с Васенькой дома будем, хватит, нагостились, наездились.
Дома мы будем, вон и Тузенька бежит не понраву ему на чужом подворье, иди, иди милай, ну…Тузя, Тузенька, бросила тебя баушка, глупая, ох глупая…
Поезжай поезжай, Геннадий, спасибо большое, что приветили, нагостилась, домой пора.
-Вот чего ей не хватает, — жалуется Нина товаркам на работе, — всё чисто намыто, накормлена, каждый день в ванную её вожу, по субботам в баню.
Телевизор, журналы, вязать хочешь, на вяжи, кот рядом.
Чего не хватает?
Упёрлась, в деревню и всё ты тут.
-Да они старики такие, они привыкли на земле -то, — сказал кто-то, — у меня помню бабушку отец привёз, так она полугода не выдержала.
— Уехала? — вытирая слёзы спрашивает Нина.
-Да прямо, уехала…уехала, ну, откуда нет возврата. Так что Степановна, не тронь матушку, ежели хочешь, чтобы пожила ещё.
-Так тяжело мне, сердце за её болит, та и не наездишься больно…
-Ну что же теперь…
Вот и приехала Нина…
Следом приехал Василий, второй по старшинству брат.
Степенный, чуть поменьше Нины, с брюшком таким, солидным, на «Волге» прикатил, вместе с женой Зинаидой.
Та тоже поперёк толще, как про себя думает Нина, вся в золоте на шее две цепи, что у соседского волкодава.
-Здравствуй братик, — Нина сделала скорбное лицо, — здравствуй Зинаида.
Зина тоненько заплакала, обнявшись с Ниной, в дом никто не заходил.
— Идитя, проститесь с матерью -то…посидите ночь-то, — вышла какая-то старуха в чёрном платке.
Толкая друг друга тихонечко, вошли в избу.
Тишина, тикают часы, тик — так, громко нарушая покой.
Остановить бы, ходики-то морщится Нина, она проходит в горницу, посередине стоит стол, на столе…мама…
Нина подходит наклоняется над матерью.
Маленькая, сухонькая, белый платочек, сложенный на груди, не завязанный.
Вроде ростом выше стала, говорят они вытягиваются думает Нина странно, но она никак не может связать эту чистенькую, с умильно сложенными ручками старушку и свою маму…
Нет, это не она, а кто-то похожий на неё.
Так и хочется сказать, чтобы вставала…
Нина садится на стул около матери и вспоминает прикрыв глаза, вот бежит она по лугу, а на том лугу васильки с её кулак, ромашки, ещё какие травы, шмели мохнатые с пчёлками нектар собирают, бабочки со стрекозами…
Эх, остановиться бы понаблюдать бы за всеми этими бабочками — шмелями, вдохнуть полной грудью запах луговой, да некогда…
Несёт девчонка обед мамке, кувшинчик квасу, краюху хлеба ноздреватого, что мамка в печке вчера испекла, лук зелёный с редискою, три яйца сваренных всмятку, мамка дюже всмятку любит, только у Ниночки так получается сварить.
Даже вот мамка возьмётся, а у неё не получается, вкрутую сварит…А Ниночка может, соли в тряпицу завернутой…
Картошки подкопала молодой, шкурка тоненькая ещё облупливается, как нос у брата Васьки на солнышке обгорает и облезает потом тоненькой шкуркой.
Отварила картошки Ниночка, огурчиков малосольных в миску положила, завязала в узелок, наказала Ваське за близнецами смотреть, поесть велела, да малых накормить и рванула к мамке, а как же, накормить родимую.
Ниночка взрослая уже, целых восемь лет ей…
Это же сколько мамке тогда было? Думает Нина, ну тридцати то точно не было, её, Нину, она на двадцатом году родила…
Мама, мамочка…
Почувствовала Нина лёгкое движение, услышала шепоток, пусть, мол, возле мамы посидят, Вася рядом сел, приоткрыла глаз Нина, он слезу вытирает…
-Ты за мужика остаёшься, понял, — спрашивает отец, поправляя вещмешок, рядом стоит мама с большим животом, сестрица Ниночка, держится за папкину штанину.
-Ну дети, не скучайте, недолго мы, — присев перед детьми на корточки говорит отец, — смотрите сколько нас, видите, а со всей страны сколько? Огого, враз мы этого фрица победим и домой с победой вернёмся.
Привезу я тебе Ниночка, куколку, как в городе, помнишь видели да только ещё лучше, а тебе Василий…
-А мне, папка, пистолет привези.
— Пистоооолет? А на что он тебе?
— Ворога отгонять буду.
-Так мы скоро победим всех ворогов сыночек и наступит мир во всём мире.
-Всё равно привези, я…перед Санькой хвастать буду.
-Эвона как…а хвастать не хорошо, ладно, так уж и быть…привезу, трофейный.Слыхал, Михалыч, боец -то у меня, ты мне говорит папка, пистолет привези, трофейный…
-И то верно, мужик…защитник.
Не привёз ничего папка, привёз дядька Михалыч, куклу, словно барыня разодетую, а Ваське пулю, что папку уложила и в стену впилась, дядька Михалыч выколупал её и Ваське привёз.
-Зато, Стеша, не мучился он, сразу…наповал…хороший мужик был твой Степан…
Посмотрел дядька Михалыч на близнецов, Дуську с Сенькою, крякнул, сунул руку в мешок, достал два куска сахара, сунул им, это вам мол, от папки…
А те и знать не знают, кто такой, этот папка.
Для них весь мир, мамка, да Ниночка с Васькой…
Замуж мамка так и не вышла.
А ведь звали.
После войны -то мужиков мало было, те кто были, всех разобрали, звали мамку замуж, звали…не пошла.
С характером была Степанида Петровна, людям сказала как отрезала, что Степана своего ждать будет, мол не верит никому, что его нет…
Да только старшие дети знали истинную причину…
— Детушки, кому же нужны чужие дети. Нечто я вас на мужика променяю, он же вас забижать станет, а я не вытерплю, да покалечу ещё его…
-А может не станет, мама?
-Станет, милыя ой, как станет…
Так и прожила одна весь век.
Скотину держала,огород, курей, всё детям пёрла, скажешь ей, что не надо да куда там, обидится. Говорит что своё-то, оно вкуснее.
И то правда, своё -то оно насколько вкуснее, мамой выращенное.
Там суетится Зина, соседки, моют, чистят и так до блеска вымытую кухоньку, но так положено.
А здесь, словно в вакууме сидят старшие дети Степанидины, прощаются навек со своей мамушкой…
Вот и младшие приехали.
Молодцеватый Сенечка, вечный франт и молодчик и чуть пополневшая Евдокия, но это она для своих Дуся по привычке, а так она Люся…Давно имя в паспорте переделала, да мамушка признавать не хотела что это за Люся, ежели она Дуся…
Кинулась Дуся к мамушке, зарыдала, нарушила тишину…
— Покурю пойду -шепнул Вася на ушко Ниночке.
-Ты же бросил?- спросила удивлённо.
— Ааай, — махнул рукой.
Дуся на стул села, рот и нос рукой с платочком зажала, плакать начала, голову на бок склонив.
У Сенечки веселье разом слетело стоит потерянный, на мамушку смотрит…
-Садись, Сень, — говорит Дуся- Люся.
Они всегда вдвоём…что в детстве, что сейчас.
Как -то повелось так, старшие вместе, а эти тоже вместе…
Пакостили тоже вместе, орали на пару, ох и помучились с ними Ниночка с Васею.
Встала тяжело, подошла, прижала к себе с обеих сторон головушки братика с сестрицею.
Заплакали тихонечко вместе. Вася зашёл, обнял тоже, так и стоят вчетвером, плачут за мамушкой родимой…
Внуки приехали, зашли все враз, встали сжавшись в кучку.
-Идите, идите,- Нина зовёт, большие и маленькие, все внуки здесь, ну как маленькие, самым младшим, Сениным девчонкам и Дусиным пацанам уж по двадцать слишком…
Подошли к бабушке сопят.
Парнишки держатся, девчонки плачут.
Все любили бабушку и летовать у бабушки любили и она никого не обижала, ко всем одинаково ласково относилась, одинаково любила всех.
Нарвёт ягодок, на всех поделит независимо сколько лет…
-Баба, а ты чего не ешь?
-Так я пока рвала, наелась…
-Пора, Ниночка…- Зина тихонечко обнимает за плечи Нину, — пора милая…Дайте хоть попрощаюсь тоже, с мамушкой.
Плачет Зина, плачет, любила её свекровь и она тем же платила, Зина…
Гена подошёл, мужик…немногословный.
-Ну давай, мать, лёгкой дорожки тебе.
Мы тебя не забудем…
Вечером, сидят на кухне, вспоминают детство, тихонечко рассказывают, дети слушают, кто-то засыпает.
-Света, Юра, Олюшка, Митя, ребятки, идите, ложитесь…
-Неет, тёть Нина, мы со всеми, у нас тоже есть, что про бабушку рассказать.
Так и сидят до полуночи, а после идут спать.
Несут взрослые утром завтрак, детей будить уж не стали.
Поминают мамушку добрым словом.
Погода, хмурая, дождливая, небо серым затянуто.
А тут вдруг солнышко выглянуло, потеплело, будто мамушка с небес глядит…ласково и тихо улыбаясь.
Дом мамушкин не бросили нет.
Выросли там и сами и дети их память всё же, приезжают, собираются, а как же…мамушку добрым словом поминают.
