— Валечка, родненькая, ну помоги же мне! Совсем копеечка нужна!
Валентина Сергеевна даже не подняла глаз от тарелки с борщом. Ложка замерла на полпути ко рту — в который раз за этот месяц она слышала эти слова.
— Маринка, доченька, а в прошлый раз куда делись те три тысячи, что я тебе дала?
— Тётенька, ну что ты! На учёбу же потратила, на канцелярию всякую. Студенческая жизнь — сама знаешь, денежки как водичка утекают.
Валентина поставила ложку и внимательно посмотрела на племянницу. Маринка сидела напротив, теребя рукав дорогого свитера, который явно стоил больше, чем пенсия тёти за два месяца.
— А свитерок новый где взяла?
— Да это… это мне подружка дала, у неё не подошёл размер. Вот и отдала мне, жалко же выбрасывать!
— Подружка, значит.
Валентина встала и подошла к окну. Во дворе соседка Тамара развешивала бельё, размахивая руками и что-то объясняя проходящей мимо женщине. Обычная жизнь, обычные заботы. А тут — опять просьбы, опять эти глаза полные слёз.
— Тётя Валя, ну пожалуйста! Мне так неловко тебя просить, но больше не к кому обратиться. Мама сказала, что у неё сейчас денег нет, а ты же всегда меня понимала.
— Понимала, говоришь? — Валентина обернулась. — А ты меня понимаешь? Я на одной картошке с макаронами живу, чтобы тебе помогать. Думаешь, мне самой ничего не хочется?
— Тётенька, ну что ты такое говоришь! Конечно, я тебя понимаю! Просто у меня сейчас такая ситуация сложилась… Сессия на носу, а мне ещё на курсы доплачивать надо. Без них диплом не получу.
— На какие ещё курсы? В прошлый раз ты говорила, что деньги на учебники нужны.
Маринка покраснела и опустила глаза.
— Ну… это дополнительные курсы. По специальности. Очень важные для будущей работы.
Валентина села обратно за стол и продолжила есть борщ. Каждая ложка давалась с трудом — аппетит пропал окончательно.
— А сколько тебе сейчас нужно?
— Всего пять тысячек! Я обязательно верну, честное слово! Как только стипендию получу — сразу же тебе отдам.
— Пять тысяч, — медленно повторила Валентина. — Маринка, а ты знаешь, сколько моя пенсия?
— Ну… не знаю точно. Но ты же ещё подрабатываешь иногда у соседей, уборку делаешь.
— Подрабатываю, да. За три сотни в день драю чужие полы, чтобы самой не голодать. А пенсия у меня одиннадцать тысяч. Понимаешь? Ты просишь у меня почти половину всех денег, что у меня есть на месяц.
Маринка замолчала, но на глазах у неё появились слёзы.
— Тётя Валя, я же не просто так прошу. Я ведь тебя люблю! Ты для меня самый родной человек после мамы. Помнишь, как я маленькая к тебе бегала, как ты мне сказки читала?
— Помню, конечно. И печенье тебе покупала, и игрушки. А теперь ты выросла, а всё равно ко мне бежишь. Только уже не за сказками.
— Ну почему ты так говоришь? Я же не только за деньгами прихожу! Вот сегодня специально зашла тебя проведать, посмотреть, как дела.
Валентина отложила ложку и внимательно посмотрела на племянницу.
— Маринка, а когда ты в последний раз просто так приходила? Без просьб, без нужды в деньгах? Просто так, погостить, чаю попить, поговорить?
Маринка открыла рот, чтобы ответить, но слова не нашлись. Она растерянно моргала, явно пытаясь вспомнить хоть один такой визит.
— Не помнишь? — тихо спросила Валентина. — А я помню. Последний раз ты просто так приходила два года назад, на мой день рождения. И то с подарком за триста рублей, хотя накануне я дала тебе две тысячи на «срочные нужды».
— Тётя Валя, ну что ты! Конечно, я тебя люблю не за деньги!
— Тогда откажись от них. Прямо сейчас. Скажи, что передумала, что справишься сама.
Маринка замерла. Слёзы на глазах высохли, и появилось что-то похожее на испуг.
— Но… но мне действительно нужны эти деньги! Это же не прихоть какая-то!
Валентина встала и начала убирать со стола. Тарелка с недоеденным борщом звякнула о край раковины громче, чем обычно.
— Ты знаешь, Маринка, я вот тут вчера Тамару встретила у подъезда. Говорит, видела тебя на той неделе возле торгового центра. В кафе сидела с какой-то компанией, весело так.
Маринка резко подняла голову от телефона, который до этого увлечённо изучала.
— Ну и что? Нельзя, что ли, с друзьями встретиться?
— Можно, конечно. Только Тамара говорит, заказывали вы там прилично. На столе бутылка была недешёвая, салаты всякие. Она даже удивилась — думала, у студентов денег нет на такие посиделки.
— Тётя Валя, ну что ты соседкам-то веришь! Может, они мне угощение заказали. Или вообще не я это была.
Валентина молча вытирала тарелки. Каждое движение было медленным, размеренным. Она не торопилась с ответом.
— А помнишь, Маринка, как ты мне год назад рассказывала про свою подружку Настю? Говорила, что родители у неё богатые, квартиру в центре снимают, машину купили?
— Помню. А что?
— А то, что эта Настя как раз в той компании с тобой и сидела. Тамара её узнала — она же в соседнем доме живёт.
Маринка замолчала и снова уткнулась в телефон. Пальцы её нервно барабанили по экрану.
— Понимаешь, доченька, мне не жалко тебе помочь. Никогда не было жалко. Но вот что меня расстраивает — ты думаешь, что я слепая. Или глупая.
— Я так не думаю!
— Тогда объясни мне, как получается. Ты говоришь, что денег нет даже на самое необходимое. А сама в кафе с богатенькими подружками сидишь, свитера новые носишь, в маникюрный салон ходишь.
Валентина указала на безупречно накрашенные ногти племянницы.
— Это… это мне Настя подарила сертификат на маникюр. На день рождения.
— Когда у тебя был день рождения?
— В… в прошлом месяце.
— Маринка, твой день рождения в апреле. Сейчас ноябрь.
Тишина повисла в кухне, как тяжёлая занавеска. Только тикали старые часы на стене да где-то капала вода из крана.
— Тётя Валя, ну почему ты меня допрашиваешь, как на следствии? Я же к тебе как к родной прихожу, а ты меня подозреваешь во всех грехах!
— Не подозреваю, Маринка. Просто думаю. Вот уже третий год, как ты учишься. И каждый месяц у тебя какие-то срочные траты. То учебники, то курсы, то форма спортивная нужна, то на экскурсию деньги. А я всё даю и даю.
— Так учёба же дорого стоит!
— Знаю, что дорого. Только почему-то другие студенты как-то справляются. Подрабатывают, стипендии получают, гранты всякие выигрывают. А ты только ко мне идёшь.
Маринка встала и подошла к окну, встала рядом с тётей.
— Тётя Валя, ну что ты! Конечно, я стараюсь и сама заработать. Просто не всегда получается. Время не хватает на подработку, учёба же отнимает все силы.
— Время не хватает, — повторила Валентина. — А в кафе с подружками время находится. И в салон красоты сходить успеваешь.
— Ну нельзя же совсем себя запустить! Я же девушка, мне своим видом заниматься надо.
Валентина повернулась к племяннице и впервые за весь разговор улыбнулась. Но улыбка эта была какой-то грустной.
— Знаешь, Маринка, а ведь я тоже когда-то была девушкой. И тоже хотела красиво выглядеть, и в кафе с подружками ходить. Только денег на это не было. Зато было желание самой всего добиться.
— А ты помнишь, как я работала на двух работах, чтобы твоей маме помочь, когда вас с братом растила одна? — Валентина наливала себе чай из старого заварочного чайника. — Днём в больнице санитаркой, а вечером полы в офисе мыла.
— Помню, тётя Валя. Ты всегда нам помогала.
— И никогда не жаловалась. Потому что семья — это святое. Но знаешь, что меня сейчас больше всего расстраивает?
Маринка настороженно посмотрела на тётю.
— Что?
— То, что ты меня обманываешь. Постоянно. И думаешь, что я этого не замечаю.
— Я не обманываю! Просто… просто иногда стесняюсь рассказывать всё как есть.
Валентина достала из кошелька смятую бумажку и разгладила её на столе.
— Это что такое, Маринка?
Племянница наклонилась и побледнела. На бумажке был чек из дорогого магазина косметики на сумму четыре тысячи рублей. Дата — позавчера.
— Откуда у тебя это?
— Я… я нашла его у тебя в куртке, когда вешала её в шкаф. Упал из кармана.
— Но это же… это недоразумение какое-то! Это не мой чек!
— Маринка, на чеке твоя карта указана. Последние четыре цифры я помню наизусть — ты же мне их диктовала, когда я тебе деньги переводила.
Тишина. Маринка открывала рот, но слова не шли.
— Четыре тысячи за косметику, — медленно произнесла Валентина. — А неделю назад ты просила у меня три тысячи на учебники. Помнишь?
— Тётя Валя, я могу объяснить!
— Объясняй.
— Это… это мне крем понадобился срочно. У меня аллергия началась, врач сказал, что только этот крем поможет. Дорогой, да, но что делать было?
Валентина взяла чек и внимательно изучила его.
— Тушь для ресниц за полторы тысячи. Помада за восемьсот. Тени — тысяча двести. И вот тут крем — за четыреста рублей. Самый дешёвый из всего списка.
— Ну… ну врач сказал, что и остальное нужно сменить, чтобы аллергии не было.
— Какой врач, Маринка? Как его зовут? В какой поликлинике принимает?
— Частный врач. Я не помню точно…
— Не помнишь. — Валентина сложила чек и убрала его обратно в кошелёк. — А знаешь, что я ещё нашла в твоей куртке?
Маринка испуганно покачала головой.
— Билеты в кино. На сеанс позавчера. Два билета. На самые дорогие места. И счёт из ресторана за ужин на двоих.
— Тётя Валя, ну хватит уже! Что ты меня выслеживаешь, как преступницу?
— Не выслеживаю. Просто открыла глаза. А знаешь, на что ещё глаза открыла? На то, что за последние полгода ты не приехала ко мне ни разу просто так. Ни на праздники, ни в выходные. Только когда деньги нужны.
— Это неправда!
— Правда, Маринка. Горькая правда. В марте приезжала — просила на летние курсы. В апреле — на день рождения подружки подарок купить. В мае — на летнюю сессию. И так каждый месяц.
— А что плохого в том, что я к тебе обращаюсь, когда трудности? Ты же сама говорила, что семья должна помогать!
— Должна. Но семья — это не одни ворота, Маринка. Это улица с двусторонним движением.
— Что ты имеешь в виду?
Валентина встала и подошла к холодильнику. Достала оттуда маленькую баночку дешёвого йогурта и показала племяннице.
— Вот это — мой ужин. Йогурт за двадцать рублей. А у тебя вчера ужин в ресторане стоил больше, чем я трачу на еду за неделю.
— Тётя Валя, при чём тут это? Я же не виновата, что у тебя маленькая пенсия!
— Не виновата. Но пользуешься этим. Знаешь, что я откажу себе во всём, лишь бы тебе помочь. И пользуешься.
Маринка резко встала со стула.
— Знаешь что? Мне надоели твои обвинения! Я думала, что ты меня любишь, а оказывается, ты просто жадная! Считаешь каждую копейку!
— Жадная, говоришь? — Валентина медленно поставила баночку йогурта на стол. — Знаешь, что такое жадность, Маринка? Это когда берёшь и не отдаёшь. Это когда пользуешься добротой и ничего не даёшь взамен.
— Я тебе благодарна! Я же не неблагодарная какая-то!
— Благодарность словами — это дёшево. А ты когда-нибудь интересовалась, как я живу? Что мне нужно? О чём мечтаю?
Маринка замолчала, явно не ожидая такого вопроса.
— Ну… интересовалась…
— Когда? Назови хоть один раз.
— Я… я всегда спрашиваю, как дела!
— Спрашиваешь для приличия. А когда я начинаю рассказывать, ты сразу переводишь разговор на свои проблемы. Помнишь, как я тебе рассказывала про боли в спине? Что врач сказал, что нужна платная процедура?
— Помню… вроде…
— А что ты ответила? «Ой, тётя Валя, мне некогда сейчас об этом думать, у меня зачёт завтра». И сразу про свои учебные проблемы начала. А про мою спину забыла навсегда.
Валентина подошла к старому буфету и достала оттуда толстую тетрадь.
— Знаешь, что это?
— Нет.
— Записи. Я записываю, сколько и когда тебе даю. И что ты обещаешь взамен. Хочешь послушать?
Маринка покачала головой, но Валентина уже открыла тетрадь.
— Январь. Дала три тысячи на зимнюю сессию. Обещала вернуть через месяц. Февраль. Дала пять тысяч на курсы английского. Обещала подарить мне что-нибудь к восьмому марта…
— Тётя Валя, зачем ты это всё записываешь?
— А зачем ты всё это обещаешь? Ни одного обещания не выполнила. Денег не вернула, подарков не дарила, даже просто спасибо толком не сказала.
— Как не сказала? Я всегда говорю спасибо!
— Говоришь и тут же руку тянешь за добавкой. Как голодный котёнок у миски.
Маринка резко покраснела.
— Ты сравниваешь меня с котёнком? Да как ты смеешь!
— А как ты смеешь три года подряд высасывать из меня деньги, прикрываясь любовью? Думаешь, я не понимаю, что у тебя есть богатые подружки, которые могли бы помочь? Но легче клянчить у старой тёти, которая не откажет.
— Это неправда! Я действительно к тебе с любовью прихожу!
— С любовью к моему кошельку. А ко мне самой — с расчётом.
Валентина закрыла тетрадь и убрала её обратно.
— Знаешь, Маринка, а ведь я мечтала когда-нибудь поехать к морю. Уже лет десять мечтаю. Копила понемногу, откладывала с пенсии. Думала, может, в этом году получится.
— И что?
— А то, что все мои накопления ушли на твои «срочные нужды». Вместо моря я покупала тебе косметику и оплачивала твои походы в рестораны.
Маринка неловко переступила с ноги на ногу.
— Ну… а в следующем году поедешь…
— В следующем году мне будет шестьдесят четыре. И здоровье уже не то. А может, и денег не будет — мало ли что с пенсией случится.
— Тётя Валя, ну что ты себя накручиваешь! Всё у тебя будет хорошо!
— Будет или не будет — это моя забота. А твоя забота была бы хоть иногда подумать обо мне. Но ты не думаешь.
Валентина села за стол и внимательно посмотрела на племянницу.
— И знаешь, что я решила? Больше не буду тебе давать денег.
— Что?!
— То, что слышала. Закончились мои подачки. Пора тебе самой учиться жить.
— Но… но как же я без твоей помощи? Тётя Валя, ты же не можешь меня так бросить!
— Я тебя не бросаю. Я просто перестаю быть твоим банкоматом.
Маринка присела на краешек стула, и вдруг лицо её скривилось.
— А если я больше к тебе приходить не буду? Совсем не буду! Останешься одна-одинёшенька!
— Знаешь, Маринка, я уже давно одна. Потому что когда рядом с тобой находится человек только из-за твоих денег — это не компания. Это торговые отношения.
— Не выдумывай! Я же тебя люблю!
— Тогда останься сегодня просто так. Без денег. Попей со мной чаю, расскажи, как дела. По-человечески поговори.
Маринка замолчала. Потом посмотрела на часы.
— Ну… мне нужно идти… у меня дела…
— Вот и ответ на вопрос о любви. — Валентина грустно улыбнулась. — Дела у неё нашлись, как только поняла, что денег не дам.
— Да что ты ко мне придираешься! У меня действительно встреча намечена!
— С теми же подружками в кафе?
— А тебе какое дело? Раз ты такая жадная стала, то и нечего мне тут торчать!
Маринка резко встала и направилась к вешалке за курткой.
— Знаешь что, тётя Валя? Может, мама и права была, когда говорила, что ты всегда завидовала нашей семье. Что у тебя детей не было, вот ты и злишься на всех!
Валентина побледнела, словно её ударили. Эти слова попали точно в цель — в самую болезненную точку её души.
— Вот теперь я тебя узнала, — тихо сказала она. — Настоящую. Спасибо за честность.
Маринка натягивала куртку, не глядя на тётю. Руки у неё дрожали от злости.
— Ну и сиди тут одна со своими принципами! Посмотрим, как тебе понравится, когда вообще никто приходить не будет!
— Маринка, подожди.
Племянница обернулась, и на лице её мелькнула надежда.
— Передай маме, что больше она за тебя не извиняется. И что я наконец поняла, в кого ты пошла.
Надежда на лице Маринки сменилась ненавистью.
— Пошла я в нормальных людей! А не в таких жадных и озлобленных старых дев!
Хлопок двери прозвучал как выстрел. Валентина осталась одна на кухне, где ещё пахло её недоеденным борщом.
Она медленно подошла к окну и посмотрела вниз. Маринка быстро шла по двору, на ходу доставая телефон. Наверное, уже звонила подружкам рассказывать, какая у неё жадная тётка.
— Жадная, — вслух повторила Валентина. — Может, и правда жадная. Только не до денег. До правды жадная.
Она убрала со стола тарелки, помыла чашки. Движения были спокойными, размеренными. Странно, но на душе было легче, чем давно.
Заварила себе свежий чай и села за стол. В доме стояла тишина, но теперь это была не гнетущая тишина одиночества, а покойная тишина честности.
На стуле, где сидела Маринка, остался только лёгкий запах дорогих духов. Завтра его уже не будет.
Валентина достала из шкафчика старую жестяную коробку. Внутри лежали мятые купюры — остатки её накоплений. Не так много, как было раньше, но достаточно для начала.
— Море, — тихо сказала она себе. — Хоть на три дня, но море.
За окном зажглись фонари. Соседка Тамара убирала бельё с верёвок, торопясь до темноты. Обычная жизнь, обычные заботы.
Валентина допила чай и начала мыть чашку. Одну чашку. Завтра утром тоже будет одна чашка. И послезавтра.
Но в этой одной чашке больше не будет привкуса обмана.
Она поставила чистую чашку в шкаф и выключила свет. Завтра начнётся новый день, и в нём не будет места чужой жадности, прикрытой фальшивой любовью.
В кармане халата зашуршала бумажка — тот самый чек из дорогого магазина. Валентина достала его, ещё раз посмотрела на сумму и медленно порвала на мелкие кусочки.
Кусочки упали в мусорное ведро, как конфетти после грустного праздника.
А на столе осталась только пустая сахарница и ощущение, что наконец-то можно дышать полной грудью.
В следующий раз, когда зазвонит телефон с просьбой о помощи, она уже знала, что ответит.
Впервые за много лет Валентина легла спать, не считая оставшиеся до пенсии дни и не переживая о чужих долгах.
Свобода оказалась дороже любой благодарности.
