Маша всегда гордилась своей интуицией. «У меня чутьё как у волчицы», — говорила она подругам, когда те удивлялись её способности видеть людей насквозь. Однако в тот июньский вторник её хвалёная интуиция дала сбой, да так основательно, что перевернула всю её жизнь с ног на голову…
Солнце затопило кухню тёплым светом. Маша мурлыкала любимую мелодию, нарезая овощи для салата. Муж, Олег, должен был вернуться из командировки только через три дня, и она заранее готовилась к его приезду. Планировала большую уборку, хотела повесить новые шторы в гостиной и приготовить что-нибудь особенное. За пять лет брака она не переставала стараться для него, хотя иногда ей казалось, что Олег всё реже замечает её усилия.
Звонок в дверь застал её врасплох. Маша нахмурилась — она никого не ждала. Вытерев руки полотенцем, она подошла к двери и посмотрела в глазок. На лестничной площадке стояла незнакомая женщина, примерно её возраста, в простом синем платье. Ничего угрожающего в её облике не было, и Маша открыла дверь.
— Здравствуйте, — женщина смотрела на неё уставшими глазами. — Вы Мария Сергеевна?
— Да, — Маша чуть отступила, чувствуя неожиданное напряжение.
— Меня зовут Алина. Алина Краснова. Я пришла поговорить о вашем муже.
Маша удивлённо приподняла брови. Что-то в этой женщине было странно знакомое, хотя она была уверена, что видит её впервые.
— О моём муже? Что-то случилось?
— Можно войти? — спросила Алина. — Разговор будет не самый приятный, и я бы предпочла не обсуждать это на лестнице.
Маша колебалась. В голове мелькнула мысль, что это может быть какая-то мошенница, но что-то в глазах женщины, какая-то затаённая боль, заставило её отступить и пропустить гостью в квартиру.
— Проходите на кухню, — сказала Маша. — Я как раз готовила обед.
Алина прошла за ней, осторожно оглядываясь по сторонам, словно оценивая обстановку. Это насторожило Машу ещё больше.
— Итак, — Маша села напротив гостьи, — что такого срочного вы хотели мне сообщить о моём муже?
Алина открыла сумку и достала папку с документами.
— Ваш муж не платит алименты на нашу дочь уже почти год, — сказала она, глядя Маше прямо в глаза. — Я пыталась решить это мирно, но он меняет номера телефонов, не отвечает на сообщения. Мне пришлось искать вас.
Маша моргнула. Потом ещё раз. Слова доходили до неё медленно, будто преодолевая какую-то вязкую субстанцию.
— Извините, но это какая-то ошибка, — твёрдо сказала она. — Мой муж никогда не был женат до меня.
Алина криво усмехнулась и покачала головой.
— Был. И у нас есть дочь, Соня. Ей сейчас семь.
Она протянула Маше фотографию. На ней была изображена маленькая девочка с светлыми волосами и такими знакомыми зелёными глазами — точь-в-точь как у Олега.
— Я не понимаю, — пробормотала Маша, разглядывая фотографию. — Этого не может быть. Олег бы мне рассказал.
— Олег? — теперь настала очередь Алины удивляться. — Его зовут Виктор. Виктор Краснов.
Маша почувствовала, как комната начинает кружиться. Она крепко схватилась за край стола, пытаясь прийти в себя.
— Нет, вы ошиблись адресом. Моего мужа зовут Олег. Олег Андреевич Краснов. Он работает в строительной компании, сейчас в командировке в Новосибирске.
Алина молча выложила на стол свидетельство о разводе. Маша взяла документ дрожащими руками. В графе «муж» стояло имя «Виктор Андреевич Краснов». Дата развода — шесть лет назад, незадолго до того, как Маша познакомилась с Олегом.
— Я… я не понимаю, — прошептала Маша.
Алина вздохнула и достала ещё одну фотографию. На ней был мужчина, несомненно её Олег, с маленькой девочкой на руках. Только выглядел он немного иначе — с бородой, которую никогда не носил, пока они были вместе, и длинными волосами.
— Я понимаю, что для вас это шок, — сказала Алина уже мягче. — Но я не знала, как ещё до него достучаться. Он полностью оборвал контакты со мной и с дочерью. Соня спрашивает о нём, а я уже не знаю, что отвечать.
Маша молчала, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Чтобы занять руки, она встала и поставила чайник.
— Расскажите мне всё, — наконец произнесла она, доставая из шкафа чашки. — С самого начала.
Алина кивнула и начала свой рассказ.
— Мы познакомились десять лет назад, на фестивале современного искусства. Он представлялся свободным художником, хотя на самом деле работал обычным менеджером в офисе. Любил приукрашивать реальность, — горько усмехнулась она. — Закрутился роман, через год поженились. Когда Соне было два года, я заметила, что он начал отдаляться. Поздно приходил домой, избегал разговоров. Потом узнала, что у него роман на стороне. Я была готова простить, ради дочери, но он сказал, что «устал от обязательств» и хочет свободы.
Маша слушала, чувствуя, как внутри нарастает странное оцепенение. История звучала как дешёвая мелодрама, но что-то подсказывало ей, что каждое слово правда.
— После развода он платил алименты примерно год, — продолжала Алина. — Потом платежи стали нерегулярными, а вскоре и вовсе прекратились. Я пыталась с ним связаться, но он сменил номер телефона, уволился с прежней работы. Будто исчез. А потом полгода назад моя подруга случайно увидела его в торговом центре, проследила до дома… до вашего дома. Я решила прийти напрямую.
Чайник закипел, и Маша механически заварила чай. Она словно наблюдала за собой со стороны, за этой женщиной, которая продолжает совершать обыденные действия, пока её мир рушится.
— И что вы хотите от меня? — спросила Маша, ставя перед Алиной чашку.
— Правды для начала, — вздохнула Алина. — Я хочу знать, понимаете ли вы, с кем живёте. А ещё я хочу, чтобы моя дочь получала то, что ей положено по закону. Я не прошу многого, только стабильные алименты. Соня растёт, ей нужна одежда, учебники, секции. Я одна не справляюсь.
Маша посмотрела на фотографию девочки. Зелёные глаза, такие же, как у её мужа… Виктора? Олега? Кто он на самом деле?
— Можно ещё раз посмотреть документы? — попросила она.
Алина кивнула и придвинула к ней папку.
— Там есть ещё несколько фотографий и наше свидетельство о браке. Я сохранила все документы после развода.
Маша просматривала бумаги, и с каждой страницей её сердце сжималось всё сильнее. Дата рождения, место рождения — всё совпадало с тем, что рассказывал ей Олег. Только имя было другим.
— Я должна подумать, — наконец сказала она. — Это слишком… слишком много информации сразу.
— Я понимаю, — кивнула Алина. — Можно оставить вам свой номер телефона? И если можно, я бы хотела знать, когда он вернётся из командировки.
Маша молча кивнула и взяла протянутую визитку. Механически ответила:
— В пятницу вечером. Он прилетает в семь.
Алина допила чай и поднялась.
— Спасибо, что выслушали меня. Я не хотела разрушать вашу жизнь, правда. Просто… моя дочь имеет право знать своего отца и получать от него поддержку.
Маша проводила её до двери. Странное спокойствие охватило её, то самое, которое бывает в эпицентре урагана.
— Я свяжусь с вами, — сказала она, закрывая дверь за гостьей.
Оставшись одна, Маша медленно опустилась на пол прямо в прихожей. Разум отказывался верить в услышанное, но интуиция, её проклятая интуиция, кричала, что всё это правда. Теперь она вспомнила странности, которые замечала все эти годы: как Олег избегал разговоров о прошлом, как нервничал, когда она предлагала навестить его родителей в другом городе, как менялся в лице, если случайно встречал кого-то из своего «прошлого круга общения».
Она просидела так почти час, потом поднялась и начала методично обыскивать квартиру. В тайнике за книжным шкафом (о котором она, оказывается, знала, но никогда не залезала) она нашла папку с документами на имя Виктора Краснова — старые расписки, военный билет, диплом института. Там же лежала ещё одна фотография с маленькой Соней.
Маша села на диван с находкой в руках и ощутила, как внутри нарастает волна чистой, ледяной ярости. Пять лет. Пять лет она жила с человеком, который полностью солгал ей о том, кто он такой. А где-то там была маленькая девочка, которая спрашивала о своём папе.
Следующие два дня Маша провела как в тумане. Она продолжала ходить на работу, улыбаться коллегам, отвечать на вопросы. Внутри неё шла напряжённая работа — она обдумывала каждое слово, каждый жест для предстоящего разговора.
В пятницу она встретила мужа у порога с улыбкой, которая не касалась глаз.
— Привет, дорогой, — сказала она, целуя его в щёку. — Как долетел, Витюша?
Олег застыл с чемоданом в руке. Его лицо мгновенно побледнело.
— Что ты сказала? — переспросил он, пытаясь улыбнуться. — Почему Витюша?
— Не знаю, — пожала плечами Маша с деланной беззаботностью. — Наверное, потому что тебя так зовут? Виктор Андреевич Краснов, если быть точной.
Она наблюдала, как он судорожно сглатывает, как бегают его глаза, ища выход из ловушки.
— Маш, я не понимаю, о чём ты, — попытался он.
Она молча взяла его за руку, завела в гостиную и указала на журнальный столик, где лежали аккуратно разложенные документы и фотографии.
— Объясни мне всё это, — тихо сказала она, прижимая его к стене взглядом. — И не смей врать. Больше — ни единой лжи.
Он смотрел на разложенные документы, и Маша видела, как один за другим сменяются в его глазах страх, отрицание, злость и, наконец, обречённость.
— Кто приходил? — спросил он глухо. — Алина?
— Она самая, — кивнула Маша. — Рассказывай всё. Сейчас же.
Он тяжело опустился в кресло и потёр лицо руками.
— Я не знал, как тебе рассказать, — начал он. — Сначала думал, что скажу через месяц после знакомства. Потом через три. Потом после свадьбы. А потом… потом стало слишком поздно.
— Поздно для чего? — Маша стояла над ним, скрестив руки. — Для правды?
— Я боялся тебя потерять, — его голос дрогнул. — Ты такая… правильная. Всегда говорила, что ненавидишь ложь. А я уже погряз в ней по уши.
— Почему ты сменил имя? — она садилась на диван напротив, сохраняя дистанцию.
— После развода… я хотел начать с чистого листа. Взял имя деда по материнской линии, сделал новые документы. Законно — поспешно добавил он. — Я думал, так будет проще. Новая жизнь, новое имя.
— А дочь? — Маша не сводила с него глаз. — Это тоже часть «новой жизни»? Просто забыть о своём ребёнке?
Он вздохнул и откинулся на спинку кресла.
— Я платил алименты первое время. Правда платил. Но потом… Алина начала требовать больше. Говорила, что девочке нужно то одно, то другое. А я только-только начал новую жизнь, только встретил тебя. Мне казалось, она специально пытается всё разрушить.
— Значит, дело в деньгах? — Маша почувствовала, как к горлу подступает тошнота. — Ты отказался от своего ребёнка из-за денег?
— Не только в них, — он мотнул головой. — Алина начала манипулировать встречами с Соней. То разрешала видеться, то в последний момент отменяла. Постоянно напоминала о прошлых ошибках. Я устал от этого. И потом, ты была беременна, я не хотел, чтобы ты нервничала…
Маша вздрогнула, как от удара. Это была ещё одна незажившая рана — ее замершая на третьем месяце беременность два года назад.
— Не смей, — тихо, но с такой яростью произнесла она, что он отшатнулся. — Не смей использовать это как оправдание.
Повисла тяжёлая пауза. За окном смеркалось, но никто из них не встал, чтобы включить свет.
— И что ты планировал делать дальше? — наконец спросила Маша. — Прятаться всю жизнь? А если бы мы случайно встретили Алину с дочерью на улице?
— Я не знаю, — он покачал головой. — Честно, я просто не думал об этом. Старался жить сегодняшним днём.
— Пока твоя дочь растёт без отца, — закончила за него Маша.
Она встала и включила свет. В ярком электрическом свете её муж выглядел постаревшим и чужим.
— Собирай вещи, — сказала она спокойно. — Я не могу находиться с тобой в одной квартире.
— Маша, давай поговорим, — он попытался взять её за руку, но она отстранилась. — Я всё объясню, мы можем начать сначала…
— Начать сначала? — она посмотрела на него с недоумением. — Ты не понимаешь, да? Дело не в том, что ты соврал о своём имени. Не в том, что у тебя была другая жизнь до меня. А в том, что ты бросил своего ребёнка. Ты прятался от своей дочери, как трус. Как я могу быть с таким человеком?
Он стоял посреди комнаты, беспомощно опустив руки.
— Я люблю тебя, — произнёс он тихо.
— Может быть, — ответила Маша. — Но я больше не люблю. И этого недостаточно. Я подаю на развод.
Она повернулась и вышла из комнаты, оставив его одного. В спальне она достала чемодан и начала методично складывать его вещи. Рубашки, брюки, носки — всё, что раньше стирала и гладила с такой заботой. Теперь каждая вещь казалась частью чужой жизни, которую она по ошибке приняла за свою.
Когда она вернулась в гостиную с чемоданом, он сидел всё в той же позе, глядя в одну точку.
— Я сниму квартиру, — сказал он, не глядя на неё.
— Хорошо, — кивнула Маша. — И ещё кое-что. Завтра ты позвонишь Алине и договоришься о встрече с дочерью. И начнёшь платить алименты. Регулярно.
Он поднял на неё удивлённый взгляд.
— Ты… ты хочешь, чтобы я виделся с Соней?
— Я хочу, чтобы ты был нормальным человеком, — жёстко ответила Маша. — Хотя бы попытался им стать. А теперь уходи.
Он взял чемодан, ещё раз посмотрел на неё, словно хотел что-то сказать, но промолчал. Входная дверь тихо закрылась за ним, и Маша осталась одна в квартире, которая вдруг стала казаться чужой и холодной.
На следующий день она позвонила Алине.
— Я поговорила с ним, — сказала Маша без предисловий. — Он согласился начать платить алименты и видеться с Соней.
— Спасибо, — голос Алины звучал растерянно. — Я не думала, что… Спасибо.
— Не за что, — Маша помолчала. — Как Соня? Она знает, что отец объявился?
— Нет, я пока не говорила ей. Боялась, что он снова исчезнет, и ей будет больно.
— Понимаю, — Маша невольно улыбнулась. Она представила себе маленькую девочку с зелёными глазами, которая ждёт папу. — Слушай… можно я тебя кое о чём попрошу?
— Конечно, — ответила Алина.
— Когда он начнёт с ней видеться… присылай мне иногда фотографии? Я хочу знать, что он действительно это делает.
На том конце провода повисла пауза.
— Ты подала на развод? — наконец спросила Алина.
— Да, — Маша почувствовала странное облегчение, произнося это вслух. — Я не могу быть с человеком, который способен так поступить со своим ребёнком. Знаешь, просто как отвернуло в одно мгновение.
— Прости, что всё так вышло, — в голосе Алины слышалось искреннее сожаление. — Я не хотела разрушить твою семью. Просто Соня…
— Ты всё правильно сделала, — перебила её Маша. — Лучше горькая правда, чем сладкая ложь.
После этого разговора они стали созваниваться почти каждую неделю. Маша узнала, что Алина работает бухгалтером, что Соня занимается танцами и обожает динозавров, что у них есть кот по имени Зефир. Такие обычные, простые детали чужой жизни, которые почему-то согревали её сердце.
Через месяц они встретились — впервые после того памятного дня. Сидели в кафе, пили кофе, говорили о работе, о погоде, обо всём, кроме человека, который их связал.
— Знаешь, — сказала вдруг Алина, — ты не такая, какой я тебя представляла.
— А какой представляла? — улыбнулась Маша.
— Не знаю… надменной, может быть? Холодной? — Алина смутилась. — Прости, это глупо.
— Ничего, — Маша покачала головой. — Я тоже представляла тебя по-другому.
— И как?
— Измученной жизнью женщиной с вечной претензией ко всему миру.
Они посмотрели друг на друга и вдруг рассмеялись — искренне, от души, как не смеялись уже давно.
— Мы обе ошиблись, — сказала Алина, вытирая выступившие от смеха слёзы.
— И слава богу, — кивнула Маша.
В тот день Алина впервые показала ей Соню — не на фотографии, а вживую. Девочка ждала маму у школы, и они «случайно» проходили мимо. Маша смотрела, как Соня бежит к матери, размахивая рюкзаком, и чувствовала странную смесь боли и нежности. В другой жизни эта девочка могла бы стать её падчерицей. Они могли бы вместе печь пироги, заплетать косички, читать на ночь сказки.
— Она очень на него похожа, — сказала Маша, когда они отошли.
— Да, — вздохнула Алина. — Иногда смотрю на неё и вижу его. Особенно когда упрямится.
Олег (или Виктор — Маша так и не смогла привыкнуть к его настоящему имени) действительно начал видеться с дочерью. Сначала редко и неловко, потом всё чаще. Алина присылала фотографии — вот они в зоопарке, вот на каруселях, вот делают домашнее задание. Маша сохраняла эти снимки в отдельную папку, иногда просматривала, сама не понимая зачем.
Однажды Алина пригласила её на день рождения Сони.
— Ты не обязана, конечно, — сказала она неуверенно. — Но Соня почему-то очень тебя заинтересовалась, когда я случайно упомянула. Спрашивает, кто такая «тётя Маша».
— А он будет? — Маша не стала уточнять, кого имеет в виду.
— Нет, — покачала головой Алина. — Они встречаются отдельно. Я… я пока не готова видеть его у себя дома.
Маша согласилась прийти. Купила в подарок большого плюшевого трицератопса (Алина сказала, что это любимый динозавр Сони) и книгу о космосе. Волновалась так, будто шла на собеседование.
День рождения оказался шумным и весёлым. Соня, увидев подарки, бросилась Маше на шею с таким восторгом, словно знала её всю жизнь. Они вместе играли в настольные игры, ели торт, запускали самодельные ракеты из бутылок в саду. К вечеру Маша чувствовала себя выжатой, но счастливой.
— Приходи ещё, — сказала Соня, когда Маша собиралась уходить. — Ты классная. И смеёшься как мой папа.
Маша замерла, не зная, что ответить. Алина, стоявшая рядом, обняла дочь за плечи.
— Иди умойся перед сном, солнышко, — сказала она. — Я сейчас приду почитать тебе.
Когда Соня убежала, Алина виновато посмотрела на Машу.
— Прости. Она иногда говорит такие вещи…
— Ничего, — Маша улыбнулась. — Она чудесная девочка. Спасибо, что пригласила меня.
По дороге домой Маша закурила — привычка, появившаяся после развода. Горький дым обжёг лёгкие. Жизнь преподнесла ей урок, который она не просила, но который усвоила накрепко: доверие нужно заслужить, а не дарить авансом.
Виктор дважды пытался вернуться. Приходил с цветами, клялся в любви, обещал измениться. В последний раз даже приволок Соню, надеясь разжалобить. Маша захлопнула дверь перед его носом. Она не собиралась становиться запасным вариантом для человека, который умеет только лгать.
Когда адвокат сообщил, что бывший муж пытается отсудить больше денег от продажи квартиры, Маша не удивилась. Жалкий трус превратился в жалкого вымогателя — логичное развитие. Через Алину она передала ему, что если он не отстанет, весь его офис узнает, как он бегал от алиментов. Угроза подействовала мгновенно.
С Алиной они общались не из-за сентиментальности, а по-деловому: Маша следила, чтобы Виктор не увиливал от своих обязанностей перед дочерью, а Алина помогала ей распутать последние юридические и финансовые узлы, связывавшие её с бывшим мужем.
Соня была единственным светлым пятном во всей этой истории — неиспорченный ребёнок, который случайно втянул Машу в свою орбиту. Маша не строила иллюзий о будущей дружбе — дети растут, а у взрослых своя жизнь. Но пока эта связь давала ей странное чувство удовлетворения: она делала для девочки то, что должен был делать её отец, и это ощущалось правильным.
— Знаешь, что самое паршивое? — сказала она однажды Алине. — Я не могу заставить себя жалеть о пяти потерянных годах. Было и хорошее. Но теперь вся эта «хорошесть» отравлена ложью.
Алина лишь кивнула. Она понимала без лишних слов.
Маша решила сменить работу и город. Ей предложили перспективную должность в Питере, и она согласилась не раздумывая. Никаких слезливых прощаний, никаких обещаний «остаться подругами навсегда». Просто жизнь, которая продолжается — без оглядки назад и без сожалений о том, что могло бы быть.
Если Маша чему-то и научилась за этот год, так это тому, что иногда нужно уметь резать по живому, не давая ранам загноиться. Сентиментальность — роскошь, которую она больше не могла себе позволить.
