Говорят, переезд равен пожару. Чушь. Пожар – это когда всё сгорело и можно начать с чистого листа. А переезд после развода – это когда ты сидишь на единственном предмете мебели – раскладушке из «Декатлона» – и думаешь, что делать с семейным альбомом, который случайно попал в коробку с твоими вещами.
Барон, немецкая овчарка с философским взглядом на жизнь, лежал на своём коврике и наблюдал за моими метаниями. Его не волновали такие мелочи, как отсутствие мебели. Главное – миска на месте и хозяин рядом.
Квартира была пустой, если не считать раскладушки, коврика Барона и швабры с ведром. Зато в кладовке теснилось походное снаряжение: палатка, спальники, походная кухня – всё, что нужно для выживания в диких условиях. Включая крепкие нервы – самое необходимое для общения с бывшей женой.
Телефон завибрировал. Марина. Два года после развода, а у меня всё ещё ёкает сердце, когда вижу её имя на экране.
– В субботу везу Лизу к твоей маме, – сообщила она тоном, каким обычно объявляют прогноз погоды. Не спрашивая, просто ставя в известность.
– Не надо, – я старался говорить спокойно. – Возьму собаку, поеду с Лизой на автобусе.
Пауза. Я почти видел, как она приподнимает бровь. Этот жест всегда предвещал бурю.
– Ок, – ответила она после паузы.
Любой другой человек принял бы это за согласие. Но я уже два года был специалистом по переводу с бывшеженского. «Ок» в её исполнении означало: «Всё равно сделаю по-своему».
Барон поднял голову и тихо заскулил. Он тоже знал этот тон.
Через час телефон снова ожил.
– Твоя мама заболела. Заберёшь Лизу?
Я огляделся по сторонам. Раскладушка, коврик, швабра. Натюрморт «Холостяк в поисках себя». Не то место, куда можно привести пятилетнюю дочь.
– У меня пока не очень с мебелью, – начал я.
– Я на бал с подругой до позднего, – перебила Марина. – Переночуй у нас.
Я посмотрел на Барона. Пёс склонил голову набок, всем своим видом говоря: «Влипли, хозяин».
– Без проблем, – услышал я свой голос. – Заодно принесу продуктов, приготовлю вам поесть.
Готовить я умел три блюда: яичницу, сосиски и салат. Не Гордон Рамзи, но дочка всегда была довольна.
– Только не опаздывай, – в голосе Марины появились металлические нотки. – И не забудь, что у Лизы режим.
Я знал режим своей дочери наизусть. Как и то, что Марина сама его регулярно нарушала. Но спорить было бесполезно.
Собирая продукты в супермаркете, я размышлял о странностях жизни. Вот ты женишься на женщине, думаешь, что знаешь её как облупленную. А потом она становится твоей бывшей, и оказывается, что знал ты какую-то другую человеческую особь. Словно инопланетяне подменили её в день развода.
Барон топтался у кассы, с интересом принюхиваясь к пакету с сосисками. Кассирша умильно улыбалась: «Какой у вас пёс воспитанный!»
Если бы она знала, что нас ждёт дальше, не улыбалась бы так беспечно.
На пороге квартиры Марины я постоял минуту, собираясь с духом. За дверью послышались лёгкие шаги – Лиза. Потом цокот каблуков – Марина. Замок щёлкнул.
– Папа! – Лиза повисла у меня на шее, не обращая внимания на пакеты с продуктами.
– У нас от тебя бардак, – Марина стояла, подпирая дверной косяк. На ней было вечернее платье, волосы уложены, макияж безупречен.
Я промолчал. За два года научился не реагировать на подобные выпады.
– Вот, продукты привёз, – я прошёл на кухню, стараясь не задеть её платье пакетами.
– Спасибо, но нам нельзя сближаться, – она произнесла это тоном, каким обычно объявляют диагноз.
Я мысленно прокрутил весь сценарий предстоящего вечера. Бал с подругой внезапно показался мне не таким уж невинным мероприятием.
– Ну да, – я не удержался от шпильки, – сближаться нам после бала действительно не стоит.
Марина застыла с приоткрытым ртом. Я знал, что она поймёт намёк. Не сейчас – через пару часов, когда будет слишком поздно придумывать достойный ответ.
Лиза дёргала меня за рукав: – Пап, а ты обещал пиццу!
Я посмотрел на часы, потом на Марину в вечернем платье, потом на пакеты с продуктами.
– Знаешь что, – сказал я дочери, – а пойдём и правда за пиццей. Заодно погуляем с Бароном.
Собака при звуке своего имени радостно завиляла хвостом.
Марина поджала губы, но промолчала. В конце концов, у неё был бал. А у нас – целый вечер свободы.
Пиццерия «Белла Наполи» находилась в пятидесяти метрах от дома. Я бывал здесь раньше – когда мы ещё были семьёй и слово «бывшая» существовало только в анекдотах про неудачные браки.
Барон деликатно устроился у входа. Собаки не любят суеты, но этот пёс обладал удивительным талантом делать вид, что всё происходящее – часть какого-то грандиозного плана, который понятен только ему.
В зале было шумно. Пятничный вечер – время детских праздников и свиданий. Лиза немедленно устремилась к детскому уголку, где группа карапузов штурмовала пластиковый замок. Я успел заметить, как она, не тратя времени на долгие знакомства, уже командовала обороной от невидимых драконов.
– Простите, это место свободно?
Я обернулся. Молодая женщина с кудрявой девочкой лет шести указывала на соседний столик.
– Да, конечно, – я подвинулся, освобождая проход.
– Я Настя, – представилась она, усаживая дочь. – А это Соня. Соня, поздоровайся.
Девочка застенчиво помахала рукой и тут же умчалась к замку, где Лиза уже организовала полноценную военную кампанию.
– А вы, я смотрю, тоже по пятницам дежурный папа? – Настя улыбнулась, и я заметил ямочки на щеках.
– Скорее, дежурный по случаю, – ответил я, наблюдая, как Лиза посвящает Соню в рыцари картонным мечом.
Разговор получился неожиданно легким. Настя оказалась преподавателем музыки, недавно переехала в наш район. Мы обсудили детские сады, кружки, цены на продукты и неожиданно перешли к литературе. Она любила Довлатова – это подкупало.
Телефон завибрировал так внезапно, что я пролил кофе. Марина.
– Пусть немедленно едет домой.
Я сделал вид, что связь прервалась. Через минуту – снова звонок.
– Отвези Лизу к моей знакомой.
– Нет, – ответил я спокойно.
– Что значит «нет»? – в трубке послышалось тяжёлое дыхание.
– То и значит. Нет.
Настя деликатно отвернулась к детскому уголку, делая вид, что очень заинтересована битвой с драконами. Но я видел, как она прячет улыбку.
– Ты что себе позволяешь? – голос Марины поднялся на октаву. – С какой-то девицей развлекаешься, пока я… пока я…
– Пока ты на балу? – подсказал я услужливо.
В трубке раздался звук, похожий на шипение проколотой шины. Потом короткие гудки.
– Извините, – я повернулся к Насте. – Это была…
– Бывшая жена, – закончила она с пониманием. – У меня такая же история. Только в мужском варианте.
Мы переглянулись и рассмеялись. Барон за окном поднял голову, как будто услышал наш смех.
– Мам, смотри, я принцесса-рыцарь! – Соня подбежала к столику, размахивая картонным мечом.
– А я главнокомандующий! – Лиза гордо выпятила грудь, на которой красовался бумажный орден из салфетки.
Они умчались обратно к замку, где, судя по крикам, назревала решающая битва за судьбу королевства.
– Знаете, – Настя допила свой кофе, – иногда я думаю: как было бы здорово, если бы взрослые могли решать свои проблемы так же просто. Построил замок, помахал мечом – и все друзья.
– Боюсь, у взрослых всё сложнее, – я посмотрел на часы. – Например, через пятнадцать минут мне предстоит…
Телефон снова ожил. На этот раз пришло сообщение: «Я всё видела. Ты опозорил меня перед всем домом».
– Занавес, – пробормотал я.
– Что, пора на арену? – Настя понимающе кивнула.
– Скорее на эшафот, – я поднялся. – Лиза, нам пора!
– Пап, ну ещё пять минут!
– Прости, принцесса, но нам нужно спасти другое королевство.
Настя помахала рукой: – Удачи в битве с драконами.
– Спасибо. Вам тоже.
Уже у выхода я обернулся. Настя с Соней о чём-то увлечённо шептались, склонив головы. Обычные люди, живущие обычной жизнью. Без драм, без надрыва, без вечного «ты мне должен».
Барон встретил нас у дверей, принюхался к Лизиному платью, фыркнул – видимо, запах картонных мечей его не впечатлил.
– Пап, а почему мама злится? – Лиза держала меня за руку, пока мы шли к дому.
– Понимаешь, принцесса, – я подбирал слова, – иногда взрослые просто не могут договориться. Как рыцари из разных королевств.
– А почему они не могут просто подружиться?
Я посмотрел на окна нашей бывшей квартиры. Свет горел во всех комнатах.
– Наверное, потому что у них нет волшебных мечей, – ответил я.
Лиза задумалась.
– Пап, а давай подарим маме меч? Тогда она не будет злиться!
Я представил себе Марину с картонным мечом и нервно хихикнул. Барон посмотрел на меня с укоризной – мол, держи себя в руках, хозяин.
До подъезда оставалось десять метров. За этой дверью меня ждал финальный акт сегодняшней драмы. Но почему-то впервые за два года мне было не страшно.
Возможно, потому что я наконец понял: некоторые битвы не стоит вести. Особенно если у противника нет волшебного меча.
В подъезде пахло котлетами и свежей краской. Управдом затеял ремонт в разгар лета – видимо, решил добавить в жизнь жильцов новых красок. В прямом смысле.
Лифт, как назло, не работал. Поднимаясь на пятый этаж, я мысленно готовился к представлению. Опыт подсказывал: когда Марина пишет «я всё видела», это значит, что она уже написала сценарий, распределила роли и даже продумала музыкальное сопровождение.
Барон тяжело вздохнул на втором этаже. На третьем – покосился на дверь с граффити. На четвёртом – остановился и сел, а с площадки тянуло запахом котлет из приоткрытой двери. Пёс всем своим видом показывал: «Дальше сами, хозяин, я в этом не участвую».– Трус, – шепнул я ему.
Пёс демонстративно отвернулся. Мол, я не трус, я опытный.
Лиза, уставшая после битвы с драконами, держалась за мою руку и едва переставляла ноги. Картонный меч волочился по ступенькам, оставляя след на свежей краске.
Звонить я не стал – ключи были при мне. Но не успел я вставить ключ в замок, как дверь распахнулась. На пороге стояла Марина. За её спиной маячила подруга Света – неизменный зритель всех наших семейных спектаклей.
– Явились, – Марина скрестила руки на груди. Вечернее платье сверкало в свете лампы, как рыцарские доспехи.
– Папа, я спать хочу, – пробормотала Лиза, утыкаясь мне в колено.
– Конечно, устанешь тут, когда отец таскает неизвестно где! – Марина повысила голос. – С какими-то женщинами!
На площадку выглянула соседка с четвёртого этажа – та самая, с котлетами. Видимо, решила, что представление интереснее кулинарии.
– Пойдём спать, принцесса, – я попытался обойти Марину, но она преградила путь.
– Нет уж, давай разберёмся! – её голос поднялся ещё на октаву. – Ты что себе позволяешь? При живой матери знакомить ребёнка с посторонними!
– Мам, это была тётя Настя, – сонно пробормотала Лиза. – Она хорошая. И Соня хорошая. Мы играли в рыцарей…
– В рыцарей?! – Марина побагровела. – Света, ты слышишь? Он водит мою дочь к чужим женщинам!
– Технически, – заметил я, – пиццерия – общественное место.
Это была ошибка. Марина набрала воздуха для новой тирады. Света достала телефон – видимо, готовилась снимать продолжение для истории в социальных сетях.
– Ты! – Марина ткнула в меня пальцем. – Ты просто… просто…
– Я просто что? – внезапно даже для себя я почувствовал усталость. Не физическую – моральную. – Просто повёл дочь поесть пиццу? Просто позволил ей поиграть с другими детьми? Или просто посмел быть нормальным после развода?
Марина осеклась. В тишине было слышно, как на четвертом этаже шкворчат котлеты.
– А знаешь, что я тебе скажу? – продолжил я спокойно. – Ты не злишься из-за пиццерии. И не из-за Насти – женщины, с которой я поговорил от силы полчаса. Ты злишься, потому что я живу дальше. Без твоего контроля, без твоих истерик, без твоих «ты мне должен».
Света перестала снимать и теперь просто смотрела, открыв рот. Соседка с четвертого этажа беззвучно аплодировала.
– Да как ты… – начала Марина, но я перебил:
– Лиза, солнышко, иди в свою комнату. Переоденься ко сну, я сейчас приду.
Дочь юркнула мимо матери. Из квартиры потянуло горелым.
– Ой, мой ужин! – Света метнулась на кухню.
Мы остались одни в дверях. Марина смотрела на меня так, будто впервые видела. А может, так оно и было.
– Знаешь, – сказал я тихо, – ты можешь устраивать сцены, можешь следить за мной, можешь запрещать мне общаться с кем бы то ни было. Но это ничего не изменит. Мы разведены. Уже два года как разведены. И единственное, что нас связывает – Лиза.
– То есть ты теперь будешь водить к ней всех своих… – Марина задохнулась от возмущения.
– Нет, – я покачал головой. – Я буду жить. Просто жить. С дочерью, с собакой, с раскладушкой в пустой квартире. И если однажды в моей жизни появится женщина – нормальная женщина, без драм и истерик – я не буду извиняться за это.
С кухни потянуло дымом. Света что-то уронила, судя по звуку – сковородку.
– Лиза! – крикнул я. – Ты готова?
– Да, пап! – донеслось из комнаты.
– Я забираю вещи, собаку и еду, – сказал я Марине. – Переночуем у меня. Раскладушка не очень удобная, зато без драмы.
Она молча смотрела, как я собираю сумку, зову Барона, проверяю рюкзак дочери.
– Но ты не можешь… – наконец произнесла она.
– Могу, – я застегнул молнию на сумке. – Потому что я больше не твой.
Лиза вышла из комнаты в кофте с единорогами, прижимая к груди плюшевого зайца.
– Пап, а можно взять меч? Вдруг драконы придут?
– Конечно, принцесса. Драконов надо держать в страхе.
Я взял дочь за руку. Барон встал с другой стороны – верный рыцарь при дворе пятилетней принцессы.
Мы спускались по лестнице, и я чувствовал на себе взгляд Марины. Она стояла в дверях, красивая, злая, растерянная. Женщина, которая не могла смириться с тем, что жизнь продолжается и после развода.
На четвертом этаже соседка высунулась из квартиры: – Котлеты будете?
– В другой раз, – улыбнулся я. – Сегодня у нас поход.
– Поход? – Лиза подпрыгнула. – Мы идём в поход?
– Ага. В поход длиною в жизнь. Без драконов и драм.
Барон тихонько гавкнул, одобряя план.
Моя пустая квартира встретила нас тишиной и лунным светом из окон. Лиза, засыпающая на ходу, даже не заметила отсутствия мебели. Она только пробормотала что-то про драконов и уснула, едва коснувшись головой подушки на раскладушке.
Барон устроился на своём коврике, положив голову на лапы. Он философски относился к переменам – главное, чтобы миска была полной, а хозяин рядом.
Я сидел на подоконнике, глядя на ночной город. Телефон молчал уже час – рекорд для Марины. Обычно после наших стычек она закидывала меня сообщениями, начиная от «ты мне всю жизнь сломал» и заканчивая «немедленно верни ребёнка».
В половине первого ночи пришло сообщение от Светы: «Она рыдает. Говорит, ты её предал. Может, извинишься?»
Я усмехнулся. Два года назад я бы уже мчался с извинениями и букетом цветов. Но что-то изменилось. Возможно, я просто повзрослел.
«Нечего стыдиться быть счастливым», – пробормотал я подражая любимому Довлатову. Думаю, он мог бы сказать так и как же он был бы прав.
Утро началось с запаха кофе. Я даже не помнил, что у меня есть кофеварка – единственная роскошь в пустой квартире. Лиза сидела на полу, скрестив ноги, и рисовала что-то в альбоме.
– Пап, смотри! – она протянула мне рисунок. – Это ты, я и Барон. А это наш замок.
На рисунке мы стояли возле разноцветного здания, похожего на торт. У меня в руках был меч, у Лизы – корона, а Барон почему-то был в плаще.
– А где мама? – спросил я осторожно.
– А мама в своём замке, – Лиза пожала плечами. – Она же королева. Ей нужен свой замок.
Я смотрел на рисунок и думал, что пятилетний ребёнок иногда мудрее всех взрослых вместе взятых.
Телефон ожил ближе к обеду. Марина.
– Нам надо поговорить, – её голос звучал непривычно тихо.
– Давай, – я присел на подоконник. За окном Барон гонял голубей по двору.
– Я… – она запнулась. – Я вчера перегнула палку.
Я молчал. За два года это было первое подобие извинения.
– Просто… – она снова замолчала. – Просто я не готова к тому, что ты будешь с кем-то другим.
– Марин, – я вздохнул, – я не с кем-то. Я просто живу. И Лиза живёт. И это нормально.
В трубке послышался шорох. Потом: – Знаешь, Света сказала, что я веду себя как сумасшедшая.
– Света права.
– Но я не могу иначе! – её голос снова начал повышаться. – Когда я вижу, как ты спокойно разговариваешь с какой-то… с этой…
– С Настей, – подсказал я. – Обычной женщиной с обычным ребёнком в обычной пиццерии.
– Да какая разница! – она всхлипнула. – Ты же был мой!
Вот оно. Главное слово. «Мой».
– Нет, Марина, – я говорил тихо, но твёрдо. – Я никогда не был твой. Как и ты не была моя. Мы были вместе – и это прекрасно. У нас есть Лиза – и это чудо. Но мы не вещи, которыми можно владеть.
В трубке повисла тишина. Где-то на заднем плане играла музыка – наверное, Света включила телевизор.
– Я подаю на увеличение алиментов, – вдруг сказала Марина.
Я рассмеялся. Не потому что было смешно – просто от абсурдности ситуации.
– Подавай. Только это ничего не изменит. Лиза всё равно будет проводить со мной выходные. И мы будем ходить в пиццерию. И играть в рыцарей. И жить нормальной жизнью – без драм и истерик.
– Ты… ты… – она задохнулась от возмущения.
– Я – отец твоей дочери, – закончил я за неё. – И только. Просто прими это.
Я нажал «отбой» и подошёл к окну. Барон внизу наконец-то загнал самого упрямого голубя на дерево и теперь гордо восседал под ним, как римский полководец после победы.
– Пап! – Лиза дёрнула меня за рукав. – А давай построим замок?
– Из чего? – я обвёл глазами пустую квартиру.
– Из коробок! – она указала на гору коробок в углу. – Они как кирпичики!
Следующий час мы строили замок. Коробки из-под техники стали стенами, простыня – флагом, а швабра – каким-то гибридом копья и удочки. Барон, вернувшийся с прогулки, снисходительно наблюдал за нашими архитектурными экспериментами.
Где-то на середине строительства пришло сообщение от Марины: «Привези Лизу домой. У неё режим».
«Нет», – ответил я.
«А если я разрешу ей остаться у тебя сегодня?»
Я посмотрел на дочь, увлечённо раскрашивающую картонную стену замка фломастерами.
«Нет», – написал я. – «Сегодня она побудет принцессой в моём замке. А в следующий раз – в твоём».
«Ты изменился», – пришло в ответ.
«Нет», – я улыбнулся. – «Я просто перестал играть в чужом спектакле».
Лиза подбежала ко мне с картонным мечом: – Пап, а научи меня сражаться с драконами!
Я взглянул на телефон. Три непрочитанных сообщения от Марины. Наверняка что-нибудь про «безответственного отца» и «травмирование психики ребёнка».
– Знаешь, принцесса, – я отложил телефон, – главное в борьбе с драконами – это понять, что некоторые драконы существуют только в нашей голове.
– А мамины драконы? – вдруг спросила она.
– А мамины драконы… – я задумался. – Мамины драконы когда-нибудь улетят. Главное – дать им время.
Барон тихонько гавкнул, словно соглашаясь. Он-то знал: все драконы рано или поздно улетают. Остаются только люди – настоящие, живые, несовершенные.
И это прекрасно.
