Поездка в деревню получилась спонтанной. Борис давно звал к себе Илью, обещал баню, шашлыки и чудесные яблоки в саду у деда и бабушки. Тем более, что и ехать недалеко, всего минут сорок по шоссе от города.
— Ну, что свободный художник? – радовался Борис, — наконец-то едем?
— Ну, едем, едем… — кивал Илья, — это только так говорится, что «свободный» художник. А на самом деле, если ты настоящий художник, то работяга, и времени у тебя как раз и нет, всегда в работе, в фантазиях…
— Ладно, надо уметь и отдыхать, — учил его Борис, — на тебя смотреть жалко. Разве что нос только не в краске. Буду тебя отмывать в бане.
Бабушка и дед оказались ещё не такими и старыми. Это были полные сил мужчина и женщина около семидесяти лет, и выглядели они оба гораздо моложе.
Искренне радуясь приезду внука с товарищем по творчеству, они угощали их пирогами, щами, и повели в сад – похвастаться яблонями.
— Мы их сами сажали все до единой, — начал свой рассказ дед Бориса, Иван Петрович, — участок тридцать лет тому назад брали на окраине села. Пустой он был. Разрабатывали, планировали сад, а к сортам плодовых подходили самым серьёзным образом…
Илья поразился красоте спелых яблок. Одни были настолько яркими, блестящими, словно полированными, другие, наоборот, будто покрыты воском и матово просвечивали бордовым огнём.
— Да у вас тут только натюрморты писать, — улыбался Илья, — и чего я не взял с собой краски?
— Нет, нет, — замахал на него руками Борис, — не сейчас! В этот раз ешь досыта и любуйся. Набирайся вдохновения, друг мой.
Так они и делали. Бродили по саду, мылись в бане, а вечером были назначены шашлыки. Пришли по такому поводу и соседи – молодая пара – Костя со Светой. Они были немного старше Ильи и Бориса, паре было чуть за тридцать, и они успели родить двойню, сынишек, с которыми сидела бабушка, чтобы отпустить сына и сноху в гости.
Застолье проходило прямо в саду, под ветками яблонь. На деревянном длинном столе бабушка поставила блюда со свежими овощами, которые только что были сняты с веточек из теплицы. Шашлык парил на подносе, и был тут же обсыпан мелко нарубленным чесночком и укропом.
Солнце уже садилось, было тепло, уютно сидеть на скамейках, и Борис то и дело поглядывал на Илью: как ему? Нравится?
Но вскоре он заволновался не на шутку, так как заметил, что Илья буквально не сводит глаз со Светы.
— Ты что на бабу-то Коськину пялишься? – отвёл Борис друга в сторону.
— Да так… Образ один пришёл в голову, вот и думаю как её написать… — пробормотал Илья, — уж больно подходит. Настоящий русский типаж деревенской миловидной женщины…
— Да хватит тебе о картинах думать, расслабься, — улыбнулся Борис, — а то мои бабушка и дед подумают, что тебе у них не нравится.
Илья уже старался не смотреть так часто на Светлану, однако сердце его колотилось и ныло, если он не мог хоть украдкой полюбоваться ею. Конечно, он соврал другу. Светлана, словно молния пронзила его, он и сам не ожидал, что способен на такое волнение из-за женщины.
Вечер прошёл тепло, весело, однако Илье стоило включить всё своё самообладание, чтобы казаться спокойным, даже немного рассеянным и безразличным.
Они прожили в деревне три дня, но Илья попросил хозяев ещё раз вернуться уже с красками, чтобы всё-таки сделать эскизы яблонь, сада и излучины реки.
— Уж очень у вас места живописные, — сказал он, а те звали его навещать их, когда угодно будет его вдохновению.
— У нас в любое время года – своя красота, вот увидите, Илюша, — говорил на прощание Иван Петрович.
Илья промучился неделю, вспоминая нежную кожу молодой женщины, очертания её рук, гибкой талии и золотистые кудри, то и дело свисающие на лицо.
Он понимал, что это – наваждение, и оно скоро пройдёт, как часто у него бывало с женщинами. Едва он насладится этой красотой на бумаге, изведёт себя набросками каждой чёрточки её лица, каждой линии прекрасного тела, так и уходит постепенно волнение, предоставляя место спокойному любованию на её образ, запечатлённый на картине…
Бывали у Ильи и романы, которые мгновенно вспыхивали с натурщицами, но также быстро угасали. Он считал себя непостоянным или не готовым к настоящему сильному чувству, которое сможет изменить образ его жизни – создать семью.
Но в этот раз образ чужой жены, матери двух детей, как наваждение стоял перед глазами, не покидая молодого художника.
Он вернулся в деревню и начал работать в саду, то и дело прислушиваясь к звукам у соседей.
Вскоре его поприветствовала через забор Светлана. Рядом с ней играли её трехлетние сыновья. Через сетку-рабицу всё было видно.
Она снова показалась ему прекрасной. Даже в простом коротком халатике, словно девочка, она была для него богиней. Не смея показывать свои чувства, он недолго поговорил с нею, улыбнулся малышам, и начал работать. Делая вид, что пишет яблони, он писал её, краем глаза посматривая через забор, словно воришка…
Когда соседка с детьми ушла, Илья быстро, размашисто написал несколько эскизов яблок, а потом и сада. Для отвода глаз, конечно, чтобы поставить свои работы там, на светлой веранде, на случай, если хозяева поинтересуются.
Борис наказал, чтобы дед и бабушка не мешали писать другу в этот раз, и не докучать ему долгими разговорами.
Ещё один день просидев в саду, Илья к вечеру ушёл на речку. Там он увлёкся работой, потому что уж очень живописными были места.
Следующие два дня он снова ловил возможность увидеться со Светой, и пару раз она поговорила с ним, но недолго – отвлекали дети и домашние заботы.
Но Илья был доволен и несчастен одновременно. Он понимал абсурдность своего жалкого положения, но добровольно уехать тоже не мог. Поэтому был даже рад, когда наконец услышал гул машины Бориса.
Друг вошёл на веранду, обнял Илью, и стал рассматривать просохшие наброски, лежащие стопкой на комоде.
— Ну, что ты в самом деле, как надсмотрщик…- начал было Илья, но тут же махнул рукой и сел на диван, закрыв лицо руками.
— Так… Ну, что же. Так я и думал… Она, она, и снова она… Ты что, окончательно спятил? – нервно произнёс Борис, — надеюсь, ты не дал ей повода подозревать о своих сумасшедших мыслишках? Нет, ну, негодяй, злой гений, не меньше… А проще сказать – дурак. Давай, пошли обедать, а потом сразу уезжаем.
— Что? Уезжаем? – не поверил Илья, но тут же согласился, — верно, надо уезжать. Я закончу работы дома, а сейчас – вон отсюда, домой. Хватит[ПW1] мучиться.
— Моим скажем, что срочное дело – заказ, и требует немедленного выполнения. Так что – в город. Ну, нет, тебя одного нельзя оставлять ни на день. И что за характер? Мало у тебя поклонниц, что ли? Так нет, ему надо втюхаться в замужнюю бабу. В чужую жену…
— Тихо ты… — зашипел Илья, — услышат ведь…
Они ехали в город по шоссе, и Илья думал, что он никогда не приедет в это село, не пойдёт к реке, и не попробует потрясающих сладких яблок…
— А может, и к лучшему, — сказал он вслух. Господь наказывает меня за слёзы моих любовниц.
— Только вот не надо мне исповедоваться, — серьёзно ответил Борис, — лучше в церковь сходи…
Дома Илья работал почти сутками. Он писал Светлану и у реки, и в саду, и на траве с детьми, почти как мадонну. За неделю он исхудал, потому что забывал есть, пить и мало спал.
Но работы, как ни странно, получились удачными, волнующими, с широким мазком, озарёнными каким-то внутренним светом и силой.
— А может, и не зря ты влюбился…- задумчиво произнёс Борис, когда первым рассматривал работы друга, — есть же за всё своя плата… Даже скажу больше: тут ты превзошёл самого себя. Пока это лучшее, что у тебя было…
Илья ничего не ответил. Они поехали с Борисом обедать в кафе, а потом он повалился дома спать и проснулся почти через сутки.
Настроение было непонятным. Словно окутанный ватой или густым туманом, он ходил по городу, не видя перед собой ничего примечательного, что бы могло его заинтересовать или заставить внутренне улыбнуться.
Дома он тоже ничего не хотел делать. Через силу навёл кое-какой приблизительный порядок, чтобы не спотыкаться о планшеты, табуреты, заставленные коробками с красками и папками с бумагой или картоном.
Наконец, настала сухая погода, сменив череду дождей – бабье лето. Илья чувствовал себя слабым после простуды, которую претерпевал последние четыре дня.
Тёплый воздух ободрил, Илья даже улыбнулся. Он нёс несколько своих небольших пейзажей в художественный салон на продажу. А когда возвращался, заметил, что начал накрапывать мелкий дождик. Но тучка была небольшой, и солнце продолжало светить.
— Надо же, — произнёс Илья тихо, — солнечный дождик… Он впрыгнул в полупустой троллейбус, и сел на свободное место. Напротив него сидела девушка. Едва взглянув на неё, Илья замер. Девушка показалась ему почти копией Светланы. То есть, не совсем конечно, но очень похожей! Есть же такие совпадения, когда бывают люди одного типажа.
Илья не мог отвести от неё глаз. Он бы охотно поверил, что это родная сестра Светы, настолько сходство было очевидным. Вот только цвет волос незнакомки был немного темнее, но от этого она была не менее прекрасной.
А девушка, не замечая внимания парня, встала и пошла к выходу. Илья автоматически поднялся и пошёл за ней, хотя ещё была не его остановка.
Дождика уже не было, девушка легко спрыгнула с подножки троллейбуса на тротуар. Илья неспешно шёл сзади. Каково же было его удивление, когда она направилась к храму, виднеющемуся в тихом переулке.
В храме они стояли почти рядом, ставили свечи. Она спокойно смотрела на иконы и осеняла себя крестом. То же самое делал и он. То ли слабый запах ладана после службы, то ли полумрак, прохлада и тишина подействовали на Илью, но он вдруг почувствовал сладкое умиротворение, будто кто-то родной, невидимый сверху обнял его как пушинку, чуть приподнял и ласково покачал на руках.
Илья вздохнул, не мигая глядя не пламя свечей, а потом вышел из храма и сел на скамеечку во дворе у выхода, у тяжёлой кованной калитки.
«Что это было? Видение или реальность?» – думал он, но теперь ему было всё равно. Только хотелось жить, писать, творить и дышать, спокойно подставляя лицо этому осеннему щедрому прощальному теплу.
Девушка вышла из храма и медленно пошла к выходу. Поравнявшись с Ильёй, взглянула на него и улыбнулась.
— Как хорошо сегодня, — сказала она, — хоть картины пиши…
— Правда. А вы художница? – Илья встал и пошёл рядом с ней.
— А как вы догадались? У меня что, руки в краске? – снова улыбнулась она, — да, я художник-реставратор. Начинающий, и как говорят, подающий надежды. Вам это интересно? Вы любите живопись?
Они разговорились, выйдя в парк, где сияла золотистыми кленовыми листьями, осень. Илья с чувством говорил, рассказывал ей о своём поначалу увлечении, а потом и о призвании – живописи, и она была удивлена его познаниями, методами работы и юмором.
Теперь они встречались часто. Ирина была профессионалом, тонко чувствующим руку другого мастера, и уже возродившая ко второй жизни несколько работ, среди которых были и иконы.
Она так увлекла своим методом Илью, что он стал стажироваться у неё, и поступил через год на заочное отделение Института, чтобы тоже получить такую же профессию.
Никто из их знакомых Ильи не удивился, что пара стала неразлучной. Слишком родственными они оказались душами. Жили они вместе со дня венчания в том же храме, где свела их судьба.
Борис был рад за друга. И не переставал удивляться, что жена Ирина так схожа с романтическим образом Светланы, который сам себе придумал и рисовал Илья тогда, в деревне.
— Ну, ты везунчик… — говорил Борис другу, — о Свете мы не будем вспоминать и рассказывать Ирине. Ни к чему. А вот то, что ты с Ириной познакомился у храма, это знак свыше.
— Я и сам в это верю. Пожалел меня ангел-хранитель, — улыбнулся Илья, — обожаю Иру, о такой любви я даже и не мечтал…
— Вы с Ирой потрясающе талантливые, и то, что вы вместе, это большая удача. Творите, а мы вас любим… — обнял Борис друга.
Ирина работала много, как и муж, но родила ему через три года доченьку, которую супруги назвали Светой. Девочка была копией матери, светловолосой, кареглазой и со временем выяснилось, что ещё и талантливой.
