— Елена Васильевна, давайте без эмоций, — Денис отодвинул от себя чашку с недопитым кофе и раскрыл папку с документами. — Отец оставил завещание, но есть нюансы.
Я сидела напротив него в нотариальной конторе и чувствовала, как холодеет спина. Светлана устроилась рядом с братом, нервно теребя ручку сумочки. На улице моросил дождь, и капли стекали по окнам, размывая городской пейзаж.
— Какие еще нюансы? — Мой голос прозвучал тише, чем я рассчитывала.
Нотариус Петр Иванович поправил очки и заговорил тем монотонным тоном, каким обычно зачитывают приговоры:
— Согласно завещанию, квартира и дача переходят супруге. Доли в ООО «СтройИнвест» распределяются поровну между всеми тремя наследниками. Банковские счета — супруге.
— Все честно, — кивнула я, хотя внутри что-то сжималось от тревоги.
— Да, только вот незадача, — Денис улыбнулся, но улыбка эта была холодной, как февральское утро. — Фирма банкрот. Долгов на четыре миллиона. А по закону наследники отвечают по обязательствам пропорционально полученному.
Я почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— То есть?
— То есть, — вмешалась Светлана, — ваша доля долгов составит примерно полтора миллиона. Плюс наша с Денисом по миллиону двумстам. Но у нас нет таких денег. А у вас есть квартира.
Петр Иванович кашлянул:
— Технически наследники могут отказаться от наследства, тогда долги не переходят. Но отказ должен быть полным.
— А если я не откажусь?
— Тогда через месяц после получения свидетельства о праве на наследство к вам придут кредиторы. Квартиру придется продавать в любом случае.
Денис наклонился вперед:
— Елена Васильевна, давайте по-человечески. Отказывайтесь от наследства. Мы с Светланой тоже откажемся. Пусть государство разбирается с долгами покойного. А вам… ну, мы поможем, конечно. Снимите что-нибудь поскромнее, мы будем помогать по мере возможности.
Я смотрела на них и понимала: вот оно, лицо семьи, которую я считала своей. Михаил умер месяц назад, а его дети уже все просчитали, все предусмотрели. И себя обезопасили, и меня загнали в угол.
— Мне нужно подумать, — сказала я.
— Конечно, — Светлана заговорила участливо. — Только не затягивайте. Срок подачи заявления об отказе ограничен.
Выйдя из конторы, я долго шла по мокрым улицам, не замечая дождя. В кармане звонил телефон, но я не отвечала. Хотелось дойти до дома — до нашего с Михаилом дома — и разобраться в этом кошмаре.
Дома я впервые за месяц зашла в кабинет мужа. Пахло его одеколоном и кожей. На столе стояла наша фотография с прошлогоднего отпуска в Турции. Михаил обнимал меня за плечи, оба смеялись какой-то шутке.
Неужели он не знал о долгах? Или знал и молчал? А может, рассчитывал, что успеет все уладить?
Я включила его компьютер. Пароль знала — дата нашей свадьбы. В папке «Документы» нашла переписку с юристами. Читала и ужасалась. Фирма начала проседать еще два года назад. Михаил брал кредиты, пытался спасти бизнес, влезал во все новые долги.
В последнем сообщении от адвоката была фраза: «Михаил Владимирович, рекомендую оформить банкротство при жизни. После смерти ситуация станет критической для семьи».
Семьи. Какой семьи? Дети знали об отцовских проблемах? Судя по их поведению сегодня — знали. И молчали. И строили планы.
Телефон зазвонил снова. На экране высветилось: «Светлана».
— Елена Васильевна, вы как? — голос звучал заботливо. — Не переживайте так. Все уладится.
— Светлана, скажите честно, — я сжала трубку покрепче, — вы знали о долгах?
Пауза. Длинная, выдающая правду.
— Папа нам кое-что говорил… Но мы думали, он преувеличивает. Знаете, он же всегда…
— Всегда что?
— Ну… драматизировал. А потом, когда мы узнали точные цифры, было уже поздно что-то менять. Завещание составлено, отца нет…
— Понятно.
— Елена Васильевна, вы же понимаете, у нас с Денисом свои семьи, дети. Мы не можем рисковать…
— А я могу?
— Вы же… у вас детей нет. Вам проще начать заново.
Проще. Мне проще в сорок три года остаться ни с чем, потому что у меня нет детей. А у них есть, поэтому они имеют право на безопасность.
— Хорошо, — сказала я. — Завтра подам заявление об отказе.
— Ой, как хорошо! — Светлана явно обрадовалась. — А мы вам поможем, честное слово. Денис говорит, у него есть знакомые в агентстве недвижимости, найдут вам что-нибудь приличное…
Я отключилась, не дослушав. Села в кресло мужа и заплакала. Не от горя — от злости. На Михаила, который оставил меня с этими проблемами. На его детей, которые так ловко меня обыграли. На себя — такую наивную и доверчивую.
А потом вытерла слезы и снова включила компьютер.
К вечеру я нашла то, что искала. В архивной переписке за прошлый год обнаружилась цепочка писем между Михаилом и юристом. Обсуждали возможность оформления квартиры на мою фамилию до банкротства фирмы. «Это обезопасит жилье от кредиторов», — писал адвокат.
Но Михаил ответил: «Не хочу нагружать Елену этими проблемами. Подумаю.»
Не успел подумать. Или не захотел меня расстраивать. А может, верил, что все наладится.
В ящике стола нашла еще одну папку. Страховка жизни на два миллиона рублей. Выгодоприобретатель — супруга. То есть я.
Значит, он все-таки думал о том, что со мной будет.
Утром я не пошла в нотариальную контору. Вместо этого поехала к частному детективу, которого рекомендовали в интернете. Мужчина лет пятидесяти выслушал мою историю и покачал головой:
— Дело темное. Но проверить можно. Дайте мне неделю.
— А если выяснится, что дети действительно ничего не знали?
— Тогда отказывайтесь от наследства и не мучайтесь. А если знали… ну, тут уже по обстоятельствам.
Денис звонил каждый день:
— Елена Васильевна, как дела? Когда подаете заявление?
— Завтра, — отвечала я. И так каждый день.
Детектив оказался профессионалом. Через неделю я сидела в его офисе и изучала распечатки банковских операций.
— Смотрите, — он показал пальцем на строчки. — За три месяца до смерти отца Денис снял с корпоративного счета пятьсот тысяч. Официально — на развитие бизнеса. Но деньги ушли на покупку машины. Светлана получила триста тысяч на «неотложные семейные нужды» — судя по операциям, потратила на ремонт.
— То есть они знали, что фирма банкрот?
— Более того. — Детектив достал еще одну папку. — У меня есть знакомый в той юридической конторе. Три месяца назад дети консультировались у того же адвоката. Спрашивали про наследственные обязательства, можно ли их избежать.
Я чувствовала, как внутри разливается холодная ярость.
— И что им сказали?
— Что если они откажутся от наследства, а супруга примет, то все долги лягут на нее. А если все откажутся, то имущество и долги перейдут государству.
— А страховку они знали?
— Конечно. Они же были указаны как наследники второй очереди в страховом договоре.
Теперь картина стала ясной. Дети знали о долгах. Знали о страховке. И выстроили план: я откажусь от наследства, они тоже. Государство заберет фирму с долгами. А страховка два миллиона достанется мне. И тогда они станут очень заботливыми пасынками, которые помогут бедной вдове найти жилье… за небольшую благодарность.
— Что посоветуете? — спросила я детектива.
— Принимайте наследство. Продавайте квартиру, гасите долги. Останется примерно полтора миллиона плюс страховка. Жить можно.
— А они?
— А им придется отвечать по долгам. Закон есть закон.
Я вышла от детектива с твердым решением. Впервые за месяц на душе стало спокойно. Не радостно — спокойно. Как бывает, когда принимаешь трудное, но правильное решение.
Заявление о принятии наследства подала на следующий день. Денис звонил через час после подачи:
— Елена Васильевна, что вы наделали?
— То, что должна была сделать месяц назад.
— Но мы же договорились!
— Мы ни о чем не договаривались. Вы мне приказали, а я послушалась. Но раздумала.
— Вы понимаете, что нас разорите?
— Денис, а вы понимали это, когда три месяца назад консультировались с адвокатом?
Тишина в трубке была красноречивее любых слов.
— Откуда вы знаете?
— А как вы думаете? Я тоже умею считать и проверять.
— Елена Васильевна… — голос стал умоляющим. — Ну давайте по-человечески. У Светланы ребенок, у меня двое детей…
— А у меня никого нет. Поэтому мне можно остаться нищей. Так?
— Не надо так…
— Денис, если вы сейчас же не положите трубку, я передам в следственные органы документы о том, как вы с сестрой выводили деньги из банкротящейся фирмы. Это статья.
Он отключился.
Светлана объявилась вечером. Пришла со слезами:
— Елена Васильевна, я вас умоляю! У меня малышу два года, мы живем в ипотечной квартире. Если придется отдавать долги отца, мы останемся на улице!
— А где были эти слезы месяц назад, когда вы решили меня кинуть?
— Мы не хотели вас кидать! Просто подумали, что вам будет проще…
— Потому что я чужая. Не дочь, не родная кровь.
— Нет, что вы! Папа вас очень любил!
— Любил. А вот вы меня нет. И я это поняла.
Через три месяца квартира была продана, долги погашены. На счету у меня лежали два с половиной миллиона — остаток от продажи плюс страховка. Я купила двухкомнатную квартиру в спальном районе и устроилась работать бухгалтером в небольшую фирму.
Денис с Светланой подали на меня в суд, требуя признать сделку недействительной. Проиграли. Потом подали апелляцию. Проиграли и там. Денис был вынужден продать свою машину и взять кредит. Светлана развелась с мужем и уехала к матери в Ростов.
Мы больше не общались. На поминки Михаила они не пришли. Я стояла у могилы одна, с букетом хризантем, и думала о том, что семьи у меня больше нет.
Но и жалости к себе не было. Только странное облегчение. Я проиграла семью, но выиграла себя. Оказалось, что я умею бороться. Умею защищаться. Умею принимать решения и нести ответственность за них.
Вечером, в новой квартире, я сварила кофе и села у окна. За стеклом шумел дождь, светились окна соседних домов. Где-то там жили люди со своими радостями и бедами, семьями и одиночеством.
А я сидела одна и не чувствовала себя несчастной. Просто одинокой. Но это было честное одиночество, не основанное на лжи и расчете.
На телефоне высветилось сообщение от незнакомого номера: «Елена Васильевна, это Светлана. Мама умерла. Похороны завтра. Приедете?»
Я долго смотрела на экран. Потом стерла сообщение, не ответив.
Некоторые мосты, когда их сжигают, уже не восстанавливают. И это правильно.
