А ничего, что это моя подушка? Верни на место.
— Щепова, тебе и этой хватит, — тут же, на ее кровати, оказалась небольшая подушка, совсем жидкая, почти плоская.
Олеся Щепова схватила ее и бросила обратно на кровать Люсе Харитоновой. – Это твоя, а мою отдай! – Она выхватила из рук пухлую подушку и бросила на свою кровать.
Людмила, комплекцией больше размера на четыре и ростом выше, попыталась вернуть понравившуюся подушку.
Олеся вскочила на кровать и закричала так, что хоть уши закрывай. – А-аааа… моя подушка-ааа
— Олеська, ну ты и сирена. – все четырнадцать человек уставились на Олесю.
— Лю-ююд, ну правда, на ее же кровати была подушка, — вступилась Светлана, — отдай ты уже ей.
Олеся, увидев поддержку, спрыгнула с кровати и увела вещь прямо из-под носа.
— Ах ты…
— Отойди, а то закричу! – Выкрикнула Олеся.
Люда вернулась на место. – Щепка, вот точно щепка, — проворчала Люся.
— А ты… жирная! — Сказала в ответ Олеся.
Но почему-то все посчитали, что «жирная» — гораздо обиднее, чем «щепка». Видимо потому, что Олеся – девушка миниатюрная, ничего лишнего и приятные изгибы тела, и умеренная выпуклость. А вот Люда Харитонова, — как минимум, на полголовы всех выше, а то и на голову, да ещё и с лишним весом. Упитанная девка, можно сказать, на фоне остальных – мощная деваха.
Спор может и продолжился бы, но вошла Лидия Петровна, куратор группы, которую направили в совхоз для помощи сельским жителям примерно в середине 80-х.
— Прекратить! Вы хотите, чтобы вас вся деревня услышала?!
— Лидия Петровна, это село, — тихо поправила Света Гришина.
— Знаю. Я образно сказала. Вы понимаете, что вас на соседней улице слышно?
— Ну конечно, Олеська орала как сирена… ее вместо мигалки на милицейскую машину можно посадить…
— Хватит! Вы же студенты, вы же будущие педагоги, учителя начальных классов, как вам не стыдно… Староста, что молчишь?
— Всё, Лидия Петровна, у нас уже тихо, — отозвалась Ира Макейчук.
Куратор осуждающе оглядела всех и вышла.
А потом случилось это
Дни стояли тёплые, погода будто шептала, и казалось, на какое-то время вернулось лето. Картошка стояла собранная в мешки, но никто ее не увозил. То ли сломались они, то ли на обед уехали, но студентки остались на поле одни, к тому же не во что собирать, тара закончилась. Вот и решили отдохнуть. А рядом лесок, где еще и цветы остались, а кое-где и ягоду можно найти.
Куратор Лидия Петровна уехала с бригадиром что-то там решать, и девчата, потянувшись от усталости, размяв тело, скрылись в тени деревьев. Прямо на траву побросали рабочие курточки и легли на них, глядя в синее небо.
— Ой, да пусть они подольше не приезжают, хоть поваляемся…
— Хорошо-то как, девочки…
Пятнадцать студенток факультета начальных классов, разморенные погодой, устроили себе отдых.
Только Олеся Щепова загорелась идеей найти ягоду. Не сиделось ей и не лежалось. Покинула уютную полянку и ушла в заросли.
Люда Харитонова тоже поднялась, огляделась вокруг и решила отойти по малой нужде. Тем временем Олеся, симпатичная фигуристая блондинка, отошла на приличное расстояние и наткнулась на брусничник. Бордовые ягоды так и манили. Увлеклась, наклоняясь, — одну ягодку в рот, другую в руку.
Кусты зашевелились.
— Оба на… глянь, Митроха, какая тёлка…
— Из наших?
— Да вроде не из наших….
— Студентки поди…
— Ну да. И чё она тут одна делает?
Два двадцатилетних парня, известных в селе лоботряса, вороватых и наглых до девичьих прелестей, увидев Олесю, не могли отвести от нее взгляда. А больше всего привлекало, что вокруг никого и на поле пусто, тишина кругом, только птицы щебечут.
Переглянувшись, поняли друг друга и тихо подкрались. Олеся не успела вскрикнуть, как ее схватили, и закрыв ладонью рот, понесли в кусты с гостеприимной полянки.
Она дергалась, мычала, потому как невозможно ничего говорить. Небольшая впадина, вроде не овраг, но что-то вроде ямки, заросшей травой, — вот туда и положили девчонку. Олеся не переставала отбиваться, и наконец, освоившись от руки, закрывавшей ей рот, включила свою коронную сирену: — А-аааааа…. Помогите…
Ей тут же закрыли рот, а она, не переставая сопротивляться, пыталась вырваться.
— Заткнись, дура! – Сказал тот, который был повыше, звали его Сергей, но друзья (такие же, как и он) называли «Серым». Ну а что тут придумаешь, серый, он и есть серый, ничего особенного, и ничем не отличается, кроме тунеядства. Митрохин Петя, тот у Серого на подхвате, и вряд ли решился бы посягнуть на девчонку, если бы не Серега.
— Девчата, кричал кто-то… а где Олеська?
— Ягоду пошла искать.
— Так это она кричала… в какой стороне?
Все поднялись, как солдаты, и натягивая на ходу кофты (позагорать немного решили), побежали на крик.
Но ближе всех к Олесе оказалась Люся Харитонова (уже третий день она не разговаривала с Олеськой, обидевшись, что та назвала ее «жирной»).
Вышла мощная Люся как раз на ту полянку, а от нее – в кусты, где и увидела барахтающихся парней и сопротивлявшуюся Олеську с растрепанные волосами. Студентка успела укусить Серегу за руку, и он, взвизгнув, отдернул руку: — Ах ты, с…… ну держись…
Но не успел он ее схватить, как его самого оттащили от Олеси. Испуганный Митрохин, тоже бросив девчонку, наблюдал, как Люся валтузит парня, который был с ней одного роста.
Олеся соскочила и накинулась на Митрохина, исцарапав ему лицо и порвав рубаху.
Парни уже хотели отступать, понимая, что дело сорвалось. Но отступить им не дали. Из леса выскочила ватага испуганных девчат (за Олесю испугались).
Люда, увидев подмогу, крикнула: — Девки, наших бьют!
И вся группа с криками кинулась на парней. На землю повалили обоих, и бросились всей кучей на этих двоих.
Эта была куча мала, с криками, визгами, даже слышно было, как одежда трещит.
— Девки, остановитесь, надо в милицию их, — крикнул кто-то.
Опомнившись, отступили, оставив лежащими двух оглушенных атакой парней. – Встать! Чего разлеглись? – приказала Люся.
В это время приехали Лидия Петровна с бригадиром.
— Что тут происходит?
— Они напали на меня, — сказала Олеся, — подкараулили, схватили и потащили в кусты.
— А что у тебя с руками? – спросила испуганно Лидия, увидев красную ладонь у девушки.
— А-аа, да это ягоды, раздавила их.
Бригадир Зоя Ивановна с ужасом смотрела на разъярённых девчат и исцарапанных парней, — Митрохина и Севрюкова Сергея, известных в селе хулиганов… но чтобы в таком виде… этого она не ожидала.
— Понятно. Заявляем в милицию. Где тут у вас участок? – спросила Лидия. Она явно волновалась, то и дело поправляла очки на строгом лице.
Мы не виноваты, они сами напали
Юрий Павлович Бусыгин расстроился, когда увидел толпу студенток и двух бедолаг со следами «задержания». Он уже понимал, что произошел инцидент, возможно, даже совершено преступление. А ведь предупреждали его в РОВД (районное отделение внутренних дел), что студентки в совхозе – значит ушки на макушке должны быть, кабы чего не вышло.
«Да что такого может произойти, — сказал Юрий Павлович, — подумаешь, студентки приехали».
Надо сказать, что по отчеству его не так давно стали звать. Ему всего двадцать два года, и он участковым недавно стал.
Он вышел в коридор, в котором повернуться негде – так много народу набилось в это маленькое помещение. – Тихо! – Он поднял руку. – Тишина должны быть, или тогда на улице будете стоять. Заходим по одному, по вызову.
Первой вошла Лидия Петровна, волнуясь и поправляя очки. Записав ее показания, отпустил.
Потом Олеся вошла, и рассказала, как все было.
— Так они вас…
— Да-аа, они меня хотели, сами понимаете, а иначе зачем было тащить меня в кусты и рукой рот закрывать. Но я все равно закричала и на помощь девчонки пришли.
— Кто первый пришел?
— Людмила Харитонова.
— Пишите, как было. А Харитонову ко мне.
Люда, зашла, стесняясь своего роста и увидела худощавого участкового, немного ссутулившегося над столом. Казалось, ему мало этого стола, и даже некуда руки положить. И вообще, весь он какой-то нескладный. Жидкие русые волосы он машинально пригладил рукой, стараясь не показать волнение. А оно было, шутка ли, разбирать, кто прав, кто виноват, когда в коридоре толпа стоит, и всех надо опросить.
Людмила присела на стул и посмотрела в глаза участковому.
— Как все было?
— Ну как было? Пошла я… в общем, отошла я, и вдруг слышу, кто-то кричит… ну я и побежала на крик. А там два мужика, я их вообще не знаю, вцепились в Олеську, к земле прижали, она вырывается, понятно, силой удерживают… в общем, оттащила одного, другому накостыляла…
Участковый посмотрел на нее внимательно. Лицо у Люси было миловидное, и можно сказать, симпатичное. – Вы хотите сказать, что взрослого парня оттащили…
— Ну да, оттащила, а что делать? Ну а потом девчонки подбежали. А потом бригадир и наш куратор приехали.
— Понятно. Пишите, как есть.
Опрос в тот день затянулся до самой ночи. Участковый, уже вымотанный, эмоциональными признаниями, наконец допросил виновников всей это истории.
Севряков Сергей ухмылялся и виновным себя не считал. – Да сами они напали на нас. Агрессивные какие-то… повалили на землю и давай одежду рвать, — он показал на разорванную рубаху и брюки.
— И чего же вдруг они на вас напали?
— А кто их знает, ненормальные какие-то, — рассказывал Серега, — они же городские…
— А вот студентки по-другому объясняют, — сказал Юрий Павлович и тряхнул стопкой исписанной бумаги, – застали они вас, когда вы на гражданку Щепову напали.
— Да это она сама к нам прицепилась, увязалась за нами, потом упала, я хотел помочь подняться, а тут бешеная какая-то налетела, избила меня и Митрохе досталось… да я сам на них заявление напишу за нападение, у меня вон и синяки есть.
Петр Митрохин на допросе еще больше испугался, и все повторял, что студентки сами на них напали. Может успел ему Сергей Севрюков шепнуть, чтобы так говорил, поэтому парень повторял: — Мы не виноваты, они на нас напали, — он показал синяк под глазом, разорванную рубаху и исцарапанные руки и лицо.
— А зачем им на вас нападать? Что вы им плохого сделали?
— Да ничего плохого, шли мы к речке, там тропинка есть, ну хотели у рыбаков рыбы купить… а тут эти накинулись…
— Зачем?
— Не знаю.
— А я знаю. Сильничать вы хотели, — сказал Юрий Павлович.
— Мы?! Да ни в жись, гадом буду, если совру!
— Так ты уже врешь. Студенты так и подтвердили.
— Да они… они сами хотели нас…
— Чего хотели?
— Ну это… хотели мужиков…
— Поэтому напали на вас, красавцев? — участковый старался держаться, потому как на службе, но внутри смех так и разливался. Ему уже давно все понятно.
— Я вот заявление на них напишу, — продолжал Митрохин. Сидел он перед участковым уже не такой бравый, когда Олесю увидел. Сейчас перед милиционером – потрепанный, в порванной одежде, с взъерошенными волосами и испуганными глазами. Он пытался изобразить, что стал жертвой нападения. – Да, так и напишу, что напали, избили…
— С какой целью напали? – повторил участковый.
— Ну я же говорю: сильничать хотели.
Бусыгин опустил голову, сложив руки замком, сидел и едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. Потом обратился к Митрохину: — Ты как жить в своем селе после этого будешь? Ты хоть понимаешь, о чем говоришь? Получается, тебя, здорового лоботряса, чуть девчонки не ……
Митрохин молчал.
— Ну? Теперь понял?
Он кивнул.
— Пиши, как дело было.
Девчатам благодарность, а этих двух на скотный двор
Дело о посягательстве на честь студентки и о драке дошло до директора совхоза. Борис Николаевич Граблин первый раз за все годы попросил помощи учебного заведения. И вот впервые в их совхоз приехали девчата и такой конфуз получился.
Граблин отложил все дела и сам сел за руль УАЗика и помчался к участковому. Это уже было на другой день. Только успели переговорить и изучить все показания, как в участок пришла мать Петра Митрохина – Фаина. Сын у нее единственный, но оказался непутевым. Конечно, Фая и мысли не допускала, что ее Петя в чем-то виноват. Это все Сережка Севрюков, он с дороги сбил. Да еще эти девки городские, понятно, что ничего хорошего от них не жди.
— Я вам своего сына не отдам! Не виноват он. Это вертихвостки виноваты, ходят по селу, задом водят, тоже мне выискались, крали…
— Митрохина, ты за языком-то следи, — сказал директор совхоза, — студенты к нам на подмогу приехали, а твой сын месте с Севрюковым сильничать вздумал.
— Да не может такого быть! Ну как бы они справились с такой оравой? Да это они сами… сами захотели… а мальчишки отбивались…
— Еще одна, — сказал участковый и хлопнул себя по лбу. – Вы хоть представляете, о чем говорите, Фаина Семеновна, ему ведь тут жить… опозорить хотите?
— Да уж лучше с позором жить у мой юбки, чем на нарах сидеть… не хочу, чтобы в тюрьму попадал…
— Ну тогда повлияйте на сына, чистосердечное поможет. А еще идите к той студентке, и в ноги ей падайте, может простит… хотя не надо бы прощать… попытка налицо. И имейте ввиду, нам и чистосердечного не надо, вон сколько свидетелей.
Фаина вышла расстроенная. Она и сама понимала, что сын ее обманывает, как и раньше обманывал. Но ничего не могла поделать с материнской любовью.
После того как Фаина Митрохина упрашивала простить ее сына, и после чистосердечного признания, парни сами повинились и просили прощения у девчат. Свои заявления о нападении на них, конечно, забрали.
Митрохин просил слезно, похоже, он искренне раскаялся. Севрюков тоже просил прощения и признался, что жалеет о своем поступке.
— Олеся, дело за тобой, — сказали девчонки, — если оставишь заявление, мы все будем свидетелями…
— Хотелось бы оставить, — сказала Олеся, — но, как подумаю, в институте шумиха будет, все узнают…
— А и так узнают в деканате, Лидия сообщит.
— Это понятно. А если до суда дойдёт, тогда не только деканат, весь институт гудеть будет, — Олеся посмотрела на одногруппниц, как будто искала поддержки.
— Олесь, ты сама решай… вообще прощения они попросили, да и мы им хорошо поддали, до сих пор исцарапанные ходят, пусть теперь штаны зашивают и помнят, как на девчонок нападать.
— Ладно, не надо никаких судов, — сказала Олеся. – Девчонки, спасибо вам, как хорошо, что вы рядом были.
Участковый, глядя на двух парней, чудом увильнувших от уголовки, строго сказал: — Шаг влево, шаг вправо – сразу на нары. Понятно?
— Понятно.
Директор совхоза, посмотрев их трудовые книжки, где куча записей и увольнение за прогулы, распорядился: – На скотный двор! Оба. Кроме метлы и лопаты ничего доверить не могу. Запомните, работа – ваше спасение, иначе за тунеядство привлекут.
Подушка
Вечером Олеся поменяла подушку, переложив свою пухлую, удобную на кровать Люды Харитоновой, пока никто не видел.
— О-оо, а это чего? – спросила Люся. – Кто принес?
— Да это наверное Олеська тебе подложила, пользуйся.
— А сама она где?
— Да вон на крыльцо вышла.
Люда пошла следом. — А зачем мне твоя подушка?
— Она твоя теперь. Наволочку я поменяла.
— А с чего ради-то?
Олеся присела на крыльцо, а рядом Люда. – Ну так зачем поменяла?
— Ну потому что тебе удобнее на ней будет, ты ведь сразу ее хотела взять. А мне и так сойдет.
— Да и мне сойдет, я куртку подложила.
— Ну и я подложу куртку. Не отказывайся, пожалуйста, — в глазах Олеси блеснули слезы.
— Щепова ты чего? Всё давно прошло, все же хорошо…
— Люсь, — она коснулась плеча одногруппницы, — прости меня… ты… ты не жирная, ты совсем не жирная…
Люда вздохнула. – Да по правде сказать, жирная я… у нас в семье все такие…
— Нет, нет, Люся, ты хорошая, ты сильная, добрая… и красивая…
— Слушай Щепова, ну зачем так льстить?
— Нет, Люся, это правда. Посмотри на себя, ты же такая… миленькая, ну правда…
— Ох, Олеська, разбередила душу…
— А скажи, где так драться научилась?
— Да вообще не училась. Это у меня старший брат борьбой занимался, вот и показал пару приемчиков. Он у меня знаешь какой? На голову выше меня, здоровяк такой… да они с женой пара считай, оба такие.
Олеся вытерла глаза. – Спасибо тебе, Люда, если бы не ты… даже не знаю, смогла бы я вырваться или нет.
— Да все уже в прошлом, — успокаивала Люда.
— Знаю. Но почему-то все эти дни страха не было, и тогда только злость была и ярость, а сейчас – накрыло.
— Ну да, это как волна, догнала и накрыла страхом. Ничего, пройдет. Кстати, за подушку спасибо.
Сосватали
Через две недели студенты уехали. Успели они за это время и на танцы сходить и с хорошими ребятами познакомиться. Но до замужества ни у кого не дошло. Кроме Люды Харитоновой.
Неженатый участковый Юрий Павлович Бусыгин больше всех уделил времени сильной девушке. Впечатлило его, что справилась она с неслабым парнем, подмяв его мужскую силу и выручив одногруппницу. Да и сама Люда показалась очень милой девушкой.
Он даже не заметил, как так получилось, когда искал причины еще поговорить с ней. Вроде и причин больше нет, а человека хочется увидеть.
Но ни разу он не подошел к ней вне своей работы, даже не намекнул на симпатию. А когда уехали студентки, то через неделю поехал в город и разыскал в институте Люду Харитонову.
Когда получали распределение, то всем уже было понятно, что Харитонова поедет к мужу в его село.
Фаина Митрохина как узнала, что та самая девчонка, которая парням «наваляла», в их селе в школе работать будет, сразу сказала: — Да-ааа, с такой учительницей не забалуешь.
— Да ладно тебе, Фая, не суди по себе и по своему Петьке непутевому, — сказали ей женщины, — наш участковый на ком попало не женился бы. Хорошая она будет учительница, с такой и нам спокойней.
А больше всех был рад директор совхоза, еще один кадр появился, да какой?! Ценный кадр в лице Людмилы Александровны Харитоновой. Теперь уже Бусыгиной.
