— Нинка, выручай! У меня тут такая беда приключилась!
Нина Петровна даже не взглянула на телефон — голос младшего брата Андрея она бы узнала среди тысячи. Сорок семь лет на свете, и за эти годы подобных звонков было, наверное, больше сотни.
— Что на этот раз, Андрюша? — устало проговорила она, откладывая недочитанную книжку. На обложке красовалось: «Как начать жизнь заново после сорока». Горькая ирония.
— Ну ты чего так сразу? Я же не просто так звоню! — голос брата дрожал от возмущения. — Тут реально серьёзная ситуация. Машину мне арестовали за долги, а у меня завтра везти Серёжку к врачу в областной центр. Ты же знаешь, у сына астма…
Нина машинально потёрла виски. Опять. Всегда одно и то же — сначала безответственность, потом паника, а в финале — звонок сестрёнке.
— А жена твоя где? Лариса-то что делает?
— Да она на меня обиделась из-за этих долгов, к маме своей уехала. Говорит, пока не решу проблемы, домой не вернётся. Нин, ну ты же понимаешь, я без машины как без рук! А денег на такси нет, кредит висит…
— Сколько? — отрезала Нина, уже зная, что сдастся. Как всегда.
— Ну, тысяч двадцать пять накопилось. Но не обязательно сразу всё! Можно частично внести, процентов на пятьдесят погасить…
— Андрей, у меня нет таких денег! — взорвалась она. — Я же не печатаю их! Работаю в библиотеке за копейки, снимаю комнату, потому что свою квартиру продала, чтобы маме лечение оплатить!
— Нинуля, ну не кипятись так. — Голос брата стал вкрадчивым, почти детским. — Ты же у нас самая умная, самая хозяйственная. Без тебя мы все пропадём! Мама всегда говорила: «Нина — наша опора, наш спаситель».
Эти слова били по самому больному. «Наш спаситель» — как же она устала от этого звания! Спаситель семьи, спаситель всех и каждого, только не себя самой.
— Ты в кредит возьми. Или к знакомым обратись. Вон, Петька Соколов всегда к тебе хорошо относился, — продолжал Андрей. — Ты же знаешь, если с Серёжкой что случится, я себе этого не прощу.
— А если со мной что случится, ты себе простишь? — тихо спросила Нина.
— Да что с тобой случится-то? Ты железная! Всегда со всем справлялась!
Железная. Нина горько усмехнулась. Если бы он знал, как эта «железная» каждую ночь ложится с мыслью о том, что жизнь проходит мимо. Сорок семь лет, а она так ни разу и не пожила для себя.
— Андрей, я подумаю, — сказала она, уже ненавидя себя за эти слова.
— Нинка, ты золото! Я знал, что ты не подведёшь! — радостно залопотал брат. — Слушай, там ещё одна маленькая просьба…
— Какая ещё?
— Да мама звонила, говорит, батарея у неё течь стала. И кран на кухне барахлит. Может, съездишь к ней на выходных? А то она одна-то…
— У мамы трое детей, между прочим! — не выдержала Нина. — Где Светка? Где ты сам?
— Ну, Светка далеко живёт, а я с этими проблемами… Да и потом, — голос стал обиженным, — ты же старшая! Это твоя обязанность!
Обязанность. Это слово преследовало её всю жизнь. «Ты старшая — ты должна показывать пример». «Ты старшая — помоги младшим». «Ты старшая — родителей не забывай». А когда же наступит время, когда о ней самой кто-нибудь позаботится?
— Хорошо, — выдавила она из себя. — Поеду к маме.
— Вот и умничка! Ну всё, целую тебя! Завтра утром жду ответа по деньгам!
Гудки в трубке показались Нине похожими на звуки пробивания гроба. Она посмотрела на книжку — «Как начать жизнь заново после сорока». Глупости какие. Поздно уже. Некоторые люди рождаются для того, чтобы жить чужими проблемами.
На следующее утро Нина стояла перед зеркалом и смотрела на своё отражение. Усталые глаза, первые морщинки, седые пряди, которые она уже перестала закрашивать. Когда это случилось? Когда она превратилась в эту замученную женщину?
— Мам, а почему тётя Нина никогда не замуж не вышла? — вдруг вспомнился ей голос племянника Серёжки, прозвучавший пару месяцев назад.
— А у неё времени не было, — ответил тогда Андрей. — Она же нас всех поднимала, за бабушкой ухаживала.
Времени не было. Нина помнила, как в двадцать пять лет отказалась от предложения Игоря Михайловича — хорошего мужика, инженера. Тогда отец слёг с инфарктом, мать металась в панике, Андрей школу прогуливал, а Светка в институте училась.
— Никуда я не поеду! — сказала она тогда Игорю. — Семья важнее!
А он ответил: — Нина, семья — это хорошо, но ты не можешь всю жизнь быть нянькой для взрослых людей.
Не могу? Ещё как могу. Двадцать два года прошло с тех пор, а она всё ещё была нянькой.
Телефон снова зазвонил. Мама.
— Ниночка, доченька моя, — слабый голос матери проникал в душу, как обычно. — Ты не могла бы заехать сегодня же? А то я тут совсем плохо себя чувствую, сердечко покалывает…
— Мам, я же сказала — на выходных приеду.
— Да я понимаю, что ты занятая. Но ведь я старенькая уже, мало ли что… А Андрюшка свои проблемы решает, Светочка далеко… Одна ты у меня такая заботливая.
Заботливая. Материно слово-крючок, на который Нина попадалась всю жизнь.
— Хорошо, мама. Сегодня после работы заеду.
— Ах ты моя умничка! А то соседка Роза Семёновна говорит: «У меня дети каждый день звонят, каждые выходные приезжают». А я молчу, стыдно признаваться, что мои взрослые детки про мать забыли.
Ещё один крючок — стыд перед соседями. Нина знала эти материнские уловки наизусть, но всё равно попадалась.
— Мам, я никого не забывала. Просто работаю много.
— Знаю-знаю, доченька. Ты у нас самая ответственная. В кого ты такая пошла? Наверное, в покойного дедушку — он тоже всегда всем помогал.
Покойный дедушка. Нина вспомнила его — сгорбленный, усталый мужчина, который до последнего дня жизни кого-то выручал, что-то кому-то должен был. Неужели это её судьба — повторить его путь?
— Мам, а что если бы я вдруг уехала? Далеко-далеко? — неожиданно для себя спросила Нина.
— Ой, что ты говоришь-то! — мать даже голос повысила. — Куда ты денешься? Это твой дом, твоя семья! Да и потом, кто же о нас будет заботиться? Андрюшка — он добрый, но мужчина всё-таки, не понимает он женских дел. А Светка… ну, она своими детьми занята. Нет, доченька, ты никуда не денешься. Ты ведь хорошая девочка, правильная.
Хорошая девочка. В сорок семь лет — хорошая девочка. Нина положила трубку и вдруг заплакала. Горько, безнадёжно, как плачут люди, которые поняли, что попали в ловушку, из которой нет выхода.
Вечером Нина сидела в материнской кухне, ковыряя отвёрткой капризный кран. Руки дрожали от усталости — после работы ещё два часа по магазинам мотались, продукты покупали, лекарства.
— Ниночка, а ты подумала насчёт Андрюшиных денег? — мать хлопотала рядом, разогревая ужин. — Он мне звонил, совсем расстроенный. Говорит, машину могут совсем забрать.
— Мам, у меня нет двадцати пяти тысяч! — Нина так дёрнула кран, что тот треснул. — Вот чёрт!
— Ой, не ругайся, доченька! — мать всплеснула руками. — А ты в кредит не можешь взять? Или занять у кого?
— У кого занять-то? — Нина отбросила отвёртку. — Я уже всех обошла, когда тебе на операцию собирала! Людям надоело мои долги покрывать!
— Не кричи на меня! — обиделась мать. — Я же не для себя прошу! Для семьи! Ты что, забыла, кто тебе жизнь подарил?
— Не забыла, мам. Но жизнь-то мне дарили для чего? Чтобы я её всю на вас потратила?
Мать замерла с ложкой в руках.
— Ниночка, да что с тобой сегодня? Ты же никогда таких слов не говорила!
— А может, пора начать? — Нина встала, вытирая руки о полотенце. — Может, пора мне наконец сказать, что я устала? Что мне хочется пожить для себя?
— Для себя? — мать приложила руку к сердцу. — А мы кто? Мы что, чужие тебе люди?
— Родные. Но я тоже себе родная! — голос Нины сорвался. — Мне сорок семь лет, мам! У меня нет ни семьи, ни детей, ни нормального жилья! А всё почему? Потому что я всю жизнь всех спасала!
— Так это же хорошо, что спасала! — мать заплакала. — Это правильно! Семья — это святое!
— А я что, не святая? Моя жизнь ничего не стоит?
Внезапно зазвонил телефон. Андрей.
— Нин, ну как дела с деньгами? — голос был нетерпеливым. — А то тут коллекторы уже угрожать начали.
— Андрей, у меня нет денег.
— Как нет? Ты же обещала подумать!
— Подумала. Нет у меня таких денег.
— Да ладно тебе! — брат рассмеялся. — Ну найди где-нибудь! Ты же всегда находила!
— А если я больше не хочу искать?
Пауза. Потом голос стал холодным:
— Ты что несёшь? Серёжка больной, ему врач нужен! Ты что, племянника не жалеешь?
— Жалею. А себя не жалею уже лет двадцать!
— Нина, ты о чём вообще? — теперь Андрей говорил так, будто она свихнулась. — Какие твои проблемы? У тебя же всё нормально! Работа есть, здоровье более-менее…
— Более-менее? — Нина почувствовала, как внутри что-то рвётся. — Я гипертонию заработала, язва желудка от нервов! Сплю по четыре часа, потому что думаю о ваших проблемах! Это нормально?
— Слушай, я не понимаю, что на тебя нашло, — Андрей уже злился. — Ты же старшая! Ты должна помогать! Всегда помогала!
— А что я с этого имела? — крикнула Нина в трубку. — Что я получила за то, что всех спасала?
— Как что? — брат опешил. — Уважение получила! Любовь нашу!
— Какую любовь? Вы меня любите только тогда, когда я полезная!
— Нинка, ты там не пила случайно? — голос брата стал подозрительным. — Говоришь какую-то чушь. Ну ладно, созвонимся завтра, когда успокоишься.
— Не созвонимся! — выкрикнула Нина. — Я больше не хочу быть вашим спасательным кругом!
Она бросила трубку. Мать смотрела на неё с ужасом.
— Ниночка, да что же ты наделала? Как же так можно с братом? С родным человеком?
— Легко, мам. Очень легко, — Нина натянула куртку. — Я устала быть хорошей девочкой.
— Но ведь без тебя они пропадут! — мать схватила её за рукав. — Кто им поможет?
— Не знаю, мам. И знаешь что? Мне всё равно.
Нина выбежала на улицу, и холодный весенний воздух ударил в лицо. Впервые за много лет она сказала «нет». И это было страшно, и больно, и… удивительно легко.
Три дня Нина не отвечала на звонки. Телефон разрывался — мать, Андрей, даже Светка из Красноярска объявилась. Но Нина молчала, словно оглохла.
В четверг утром она проснулась от стука в дверь. На пороге стояла соседка по коммуналке, тётя Клава, с заплаканными глазами.
— Ниночка, родная, беда у вас! Мать твоя в больнице лежит!
Сердце ухнуло в пятки.
— Что случилось?
— Да давление подскочило страшное! Скорую вызывали, она всё про тебя бредила: «Где моя Ниночка? Почему не приходит?» Врачи говорят — нервы, стресс. В реанимации она сейчас.
Нина побежала в больницу, не помня себя. В коридоре у палаты стояли Андрей с покрасневшими глазами и Светка, которая, видимо, срочно прилетела.
— Вот она! — Андрей набросился на сестру. — Довольна теперь? Мать твоя при смерти лежит!
— Андрей, не надо, — устало сказала Светка. — Не время ругаться.
— Как не время? — брат вскипел. — Она же довела маму до инфаркта! Три дня не звонила, не приходила! А мама всё ждала, сердце надрывала!
— Я не довела… — начала Нина, но голос сорвался.
— Нет, довела! — Андрей был безжалостен. — Решила пожить для себя? Получай! Теперь на твоей совести материнская жизнь!
Врач вышел из палаты — молодой парень с усталыми глазами.
— Вы родственники? Состояние стабильное, но тяжёлое. Больной нужен покой и… — он посмотрел на Нину, — забота близких. Она всё время спрашивает про старшую дочь.
— Можно к ней? — прошептала Нина.
— Минут на пять.
Мать лежала бледная, с кислородной маской. Глаза открыла, увидела дочь и заплакала.
— Ниночка… я думала, ты больше не придёшь…
— Мамочка, прости меня, — Нина схватила морщинистую руку. — Прости, что наговорила глупостей. Я больше не буду…
— Не буду что, доченька?
— Не буду говорить, что устала. Не буду думать о себе. Буду как раньше — хорошей.
Мать слабо улыбнулась:
— Вот и правильно. А я уж испугалась, что потеряла свою помощницу…
В коридоре ждала новая беда. Андрей говорил по телефону, и лицо у него было белое.
— Серёжка в больнице, — сообщил он, убрав трубку. — Приступ астмы сильнейший. Врач говорит, надо было раньше привезти, а я без машины…
— Сколько нужно денег? — тихо спросила Нина.
— Двадцать пять за машину, плюс на лечение Серёжки ещё тысяч десять…
Тридцать пять тысяч. Годовая зарплата библиотекаря.
— Я достану, — сказала она.
— Нинка, ты что, решила в кредит идти? — встревожилась Светка. — Это же огромные деньги!
— Найду. Как-нибудь найду.
— Вот и умничка! — просветлел Андрей. — Я же знал, что ты не подведёшь! Ты у нас самая надёжная!
Самая надёжная. Вечером Нина сидела в пустой комнате и считала варианты. Кредит под залог — но залога нет. Займ у знакомых — но все уже одолжили. Остаётся одно — продать последнее, что у неё есть. Антикварное кольцо бабушки. Единственное, что связывало её с прошлой, беззаботной жизнью.
Она достала маленькую шкатулку, открыла. Кольцо лежало на потёртом бархате — старинное, с небольшим рубином. Бабушка дарила его внучке на восемнадцатилетие со словами: «Это твоё, родная. Только твоё. Никому не отдавай.»
— Прости, бабуля, — прошептала Нина. — Не получается не отдавать.
Утром она пошла к ювелиру. Тот оценил кольцо в тридцать восемь тысяч.
— Больно дорогая вещичка, — сказал он. — Царских времён. Точно продаёте?
— Точно.
— А не жалко? Семейная реликвия небось?
Нина молчала. Жалко. Страшно жалко. Но у неё нет выбора. У неё никогда не было выбора.
Когда она передавала Андрею деньги, тот даже не спросил, откуда они взялись.
— Спасибо, сестрёнка! Ты настоящий ангел-хранитель нашей семьи!
Ангел-хранитель. Нина посмотрела на свои пустые руки. На безымянном пальце осталась тонкая полоска более светлой кожи — след от бабушкиного кольца.
— Что будешь делать теперь? — спросила Светка, которая задержалась на пару дней.
— Как что? Работать. Долги возвращать. За мамой ухаживать.
— А как же твоё желание пожить для себя?
Нина усмехнулась:
— Глупости это всё, Свет. Некоторые люди рождаются для других. Я из таких.
— Не говори так…
— А как говорить? Правду? — Нина повернулась к сестре. — Я попробовала сказать «нет» — мать в больницу попала, племянник чуть не задохнулся. Значит, моё предназначение — говорить «да». Всегда. Всем.
Прошёл месяц. Мать выписалась из больницы и снова стала звонить каждый день. Андрей получил машину обратно и тут же влез в новые долги. Серёжка поправился, но астма никуда не делась — нужны были дорогие лекарства.
— Нинуля, а ты не могла бы ещё тысячек пять найти? — снова знакомый голос в трубке. — Тут Ларискина мать юбилей справляет, надо подарок приличный купить, а то стыдно…
— Найду, Андрюш, — машинально ответила Нина.
— Вот и молодец! А то я уж думал, может, ты обиделась на нас за тот случай в больнице. Но ты же понимаешь — нервы были, переживали за маму…
— Понимаю.
— Ну и отлично! Значит, завтра жду денежки? А то послезавтра уже юбилей.
Нина повесила трубку и посмотрела на календарь. Красным карандашом был обведён кружок — день, когда она решила наконец подать документы на курсы флористики. Мечтала об этом лет десять. Всё откладывала — то денег нет, то времени, то семейные дела не позволяют.
Она взяла красный карандаш и зачеркнула кружок. Флористика подождёт. Как и всё остальное.
В выходные поехала к матери — менять лампочки, мыть окна, готовить на неделю вперёд.
— Ниночка, ты такая умничка! — радовалась мать, разглядывая чистые окна. — Куда бы я без тебя делась? А то соседка Роза хвастается: мол, её сын каждый день звонит, каждые выходные приезжает. А я молчу, но про себя думаю: зато моя Ниночка и окна помоет, и продукты привезёт, и деньги найдёт, если нужно.
— Конечно, мама.
— А помнишь, как ты недавно говорила, что хочешь для себя пожить? — мать рассмеялась. — Вот глупости-то говорила! Будто тебе чего-то не хватает! У тебя же всё есть — работа, здоровье, семья любящая!
— Всё есть, — согласилась Нина.
Вечером она сидела в автобусе и смотрела в окно на промелькивающие дома. В сумке лежала пустая заначка — последние деньги ушли на материнские лекарства и подарок для Ларискиной матери. До зарплаты ещё две недели, а кредит за бабушкино кольцо нужно выплачивать каждый месяц следующие три года.
Напротив сидела девушка лет двадцати пяти — красивая, ухоженная, с дорогим телефоном и модной сумкой. Она смеялась, разговаривая с кем-то:
— Представляешь, родители опять просят денег занять! А я им: извините, но у меня свои планы на эти деньги! Отпуск в Турцию не отменяется!
Нина посмотрела на неё с завистью. Вот она — свободная. Та, которой Нина никогда не стала и уже не станет.
Дома её ждал ещё один звонок — Светка из Красноярска.
— Нин, слушай, у меня тут ситуация… Старший в институт поступает, а денег на общежитие не хватает. Ты не могла бы помочь? Ну хотя бы тысяч десять?
— Помогу, — сказала Нина, даже не удивившись.
— Ой, спасибо! Ты у нас самая лучшая сестра! Без тебя мы бы пропали!
Без неё они бы пропали. Нина положила трубку и подошла к зеркалу. Смотрела долго, изучая своё лицо. Сорок семь лет. Половина жизни прожита. И все эти годы — для других. Для всех, кроме себя.
Она открыла ящик стола, достала блокнот, в котором когда-то записывала свои мечты. Курсы флористики, поездка к морю, изучение английского языка, поиск спутника жизни… Нина взяла ручку и медленно, старательно зачеркнула всё написанное.
Потом написала новый список: «Отправить маме денег на лекарства. Помочь Андрею с очередными долгами. Собрать Светкиному сыну на общежитие».
Она закрыла блокнот и тихо проговорила:
— Некоторые люди рождаются, чтобы жить. А некоторые — чтобы помогать жить другим. Я из вторых.
За окном начинался новый день, но для Нины он был точно таким же, как все предыдущие. И такими же будут все последующие. Потому что роль спасителя — это навсегда. Это крест, который нельзя снять.
