Марина Брагина, молоденькая, симпатичная девушка, каждый день из Никольского отправлялась в Москву, на работу. Электричка привозила её на Курский вокзал, где Марина, проделав небольшой путь пешком, спускалась в полуподвальное помещение типографии, в которой работала. Коллектив был маленький, всего пять человек, не считая начальника, Фёдора Андреевича.
Марину все любили, хотя и считали глупышкой — она приехала покорять Москву из маленького алтайского села, как и её знаменитый земляк, Василий Шукшин. Но покорить ей удалось только инженера Брагина, который увидел её, плачущую, у входа в московскую подземку и пожалел. В отличие от Василия Макаровича, у Марины не было ни таланта, ни хитрости, ни пробивной сибирской силы. Слёзы были по-поводу заваленного поступления во ВГИК.
Равиль Брагин был очарован хрупкостью и свежестью девушки. До недавних пор он жил с матерью, Руфиной, которая до самой смерти не отпускала от себя сына, и дай ей волю, забрала бы его с собой и на тот свет. Когда она умерла, Равиль ничего не почувствовал. Ни горя, ни облегчения. В доме, принадлежащем его отцу, часто дребезжали стёкла: рядом была железнодорожная станция Никольское. С одной стороны — улица Чёрная дорога, церковь и погост, а с другой остановка автобуса на Балаши́ху и болото, заросшее камышом. Вот, как раз за этим болотом и был дом, в котором жил инженер. Его отец как-то ушёл и не вернулся, и маленький Юра (так его назвал и зарегистрировал отец), сразу превратился в Равиля. Руфина выправила новые документы. Когда она услышала, что дети в садике по привычке называют её сына Юриком, забрала его и отправила к своей матери, злой старухе, которая учила мальчика татарскому языку и заставляла убирать свой большой, ветхий дом и пасти коз. Очевидно поэтому, когда мальчик подрос, первым его желанием было сбежать подальше от матери и злой бабки. Он поступил в институт, работал и учился, чтобы поскорее осуществить свой план.
В тот день, когда он собирался сказать матери, что съезжает от них, словно ему назло, померла бабка. И он не решился расстраивать мать в тяжёлый для неё момент, и… остался на годы. Дом старухи был продан и сын с матерью снова вернулись в дом отца, в Никольском. «Болотная развалюха» как презрительно называла его Руфина. Она не любила этот дом, и он платил ей тем же: однажды она упала с лестницы, и больше уж не встала — не срослась шейка бедра.
Теперь же, посреди той самой комнаты, из которой никак не выветривался запах лекарств, где ещё недавно лежала Руфина, стояла молодая, полная жизненной энергии девушка и деловито интересовалась: «А где у вас чайник, Равиль Иванович»?
Он предложил Марине пожить у него и поначалу не помышлял ни о чём таком… в самом деле: ему почти сорок, а ей, должно быть, лишь недавно исполнилось девятнадцать.
— Спасибо,— вежливо отказалась она, — но мне нечем платить вам за аренду.
— Какие пустяки, — беззаботно махнул рукой Равиль Иванович, — мне самому будет веселее, а то одному, знаете, скучновато! Будет хоть, с кем словом перекинуться!
— Я бы хотела поступать на будущий год, — покраснев, сказала Марина, так и не оставившая мечты покорить театральный.
— Тогда тем более! Зачем вам возвращаться, здесь проще найти работу, а весной вы… вы непременно поступите, Марина. Я в вас верю!
Он посмотрел на неё слишком горячим взглядом, смутился и опустил голову.
— Я принесу вам бельё сюда. А в выходные мы вместе отремонтируем комнату на втором этаже, идёт? — сказал он и пошёл за бельём.
— Идёт! — крикнула ему вслед Марина.
Время ремонта сблизило их. Пока он красил стены, девушка прострачивала на Руфининой машинке занавески. Дом с каждым днём наполнялся жизнью и уютом. Марина каждый день обзванивала конторы, телефоны которых обводила в газетах. Ей нужна была работа, не требующая квалификации. И вскоре она нашла такое место в типографии.
Жёлтым сентябрьским воскресеньем Марина с Равилем гуляли в обход болота. Вышли на станцию, перешли рельсы и дошли до церкви. Потом он, сам не зная зачем, привёл Марину на могилу матери и прослезился. Увидев, что девушка жалеет его, сироту, он блестяще разыграл эту карту, и вечером того же дня они оказались в одной постели, после чего он, как порядочный человек, предложил Марине руку и сердце.
Она ответила согласием. Потом отказом. Затем, схватившись за голову, сказала, что ей надо подумать. А он понял, как важен ему ответ: Теперь он стал совсем другим человеком, настоящим мужчиной.
Дело в том, что Равиль Иванович, как и Марина, был девственником. Конечно, он не сказал ей об этом, это могло быть ею неверно истолковано. Он был счастлив, что он, наконец, нашёл свою родственную душу, и был готов носить красавицу на руках.
Они расписались, пока не выпал снег. Свадебные торжества решили перенести на лето. На дворе стояли холодные, промозглые ноябрьские дни, Равиль топил печь, похожую на чёрное чудище с рогами, но в доме всё равно было прохладно. И «молодые» старались бывать там, где тепло, ходили на выставки, в кино и в театры, держась за руки, словно были не супругами, а парочкой студентов, которым негде встречаться.
***
Мартовская капель возвестила приход весны. Снег почернел и стал скользким.
— Равиль, я сегодня задержусь, — cказала Марина за завтраком.
— Почему? — насторожился он.
— Я хотела бы заниматься актёрским мастерством с репетитором, но это очень дорого, — Марина намазывала маслом бутерброд, — есть месячные курсы, там можно в рассрочку. Я бы хотела… — она замолчала, увидев, как потемнело лицо мужа, — Равиль, что с тобой?
— Я думал, что твоё замужество закрыло этот вопрос, — сказал он, — ты понимаешь, что актёры… они сейчас играют всё! Никакой морали! Мы же смотрели с тобой «Маленькую Веру»! Это таким мастерством ты решила заняться? Титьки свои показать всей стране?
Марина громко бросила нож об стол и бегом поднявшись по лестнице на второй этаж, закрылась в комнате.
Равиль, посмотрев на часы, стал одеваться на работу.
— Мариша, ты идёшь? — крикнул он, но жена не ответила.
Вечером она не разговаривала с ним. Ему самому пришлось готовить ужин, хотя раньше это делала она, так как возвращалась раньше.
— Марина, ужин подан! — постучал он в запертую дверь.
— Я не голодна, — ответила жена.
Ворочаясь вечером в постели, он снова позвал её:
— Марина, спускайся. Ты что меня, заморозить решила?
Она вышла из комнаты и крикнула ему:
— Я буду спать наверху!
Несмотря на холод, он прошлёпал по лестнице к ней наверх.
— Марина, открой! — стучал он в дверь, — хватит дуться! Ну прости меня, девочка моя!
— Уходи, — был ответ.
Он почувствовал, как ярость перехватывает ему дыхание. Он не раз видел, как злится его старая бабка-татарка, она вообще плохо умела владеть собой. Сейчас что-то похожее происходило и с ним.
— Открой, Марина! Сейчас же открой!! Я твой муж!!!
— Уходи, Равиль.
— Открывай, сука! — он с первого раза вышиб дверь, ярость придала ему сил, он подскочил к жене, и намотав на кулак её волосы, приблизил горящее лицо к её испуганным глазам, — я же сказал, «прости»! Этого недостаточно?
— Равик, ты меня пугаешь… — сказала она, облизав пересохшие губы и он, впившись в них жадным поцелуем, повалил её на кровать.
Марина яростно сопротивлялась. Она кричала, что уйдёт и подаст на развод, если он не прекратит домогательств. Это несколько отрезвило его. Тяжело вздохнув, он оставил её в покое.
Утром он ругал себя за это. Потому что обнаружил, что Марины нет в комнате. Чемодан, с которым она приехала покорять Москву, также исчез.
На следующий день, отпросившись, он поехал к ней на работу. Работники сказали, что не видели Марину уже два дня.
— Здравствуйте, — услышал Брагин мужской голос, — здесь нельзя находиться посторонним!
Равиль обернулся и увидел молодого мужчину в костюме. От него пахло дорогой парфюмерией, полные губы надменно ухмылялись.
«Он смеётся надо мной» — Равиль снова почувствовал, как гнев охватывает его.
— Ты ещё кто такой? Где Марина?! — схватил он щёголя за лацканы пиджака и хорошенько тряхнул: — ты спишь с ней? Отвечай, гад!
Позже Федор Андреевич, начальник типографии, прикрывая рукой синяк, скажет следователям, что уверен, что именно муж виноват в исчезновении Марины, что от такого мужа нужно бежать, и что он не удивлён.
Марину искали очень долго. Девушки не оказалось среди поступающих в театральные вузы, родители тоже не видели дочь с тех пор, как она уехала «покорять Москву».
Равиль Иванович почти каждый день наведывался в отделение милиции, и требовал начать расследование, а не «бить баклуши».
Комната, откуда исчезла Марина, была тщательно обследована, но никаких следов борьбы обнаружено не было.
Прошло тринадцать лет. Другая страна, другая Россия. Болото было продано, и новый владелец собрался его осушить, чтобы построить на его месте что-то, на чём можно заработать: жилой комплекс или торговый центр.
Две кумушки обсуждали эту новость.
— Давно пора осушить это болото! Может, и девушку пропавшую найдут! Ну что от Брагина сбежать хотела… не верю, что он её отпустил!
— Ну, а что он хотел?! Девка молодая, а он хрыч сорокалетний, — достав пластмассовый веер, женщина стала энергично обмахивать вспотевшее лицо. Ей самой было ближе к шестидесяти.
— Да! Я бы за него не пошла, ни за какие деньги, — трясла толстыми щеками её подруга, — у него же на морде написано «маньяк»!
— Сбежала, и правильно сделала, — резюмировала первая соседка, забираясь в автобус.
— А вдруг не сбежала? — задумывалась вторая, — вон тут болото какое! Осушат, а там она!
— Да, ты чё такое говоришь, Ир! — кумушка сложив веер, легонько стукнула им по руке подругу.
Этот разговор случайно услышал молодой человек, который учился в школе милиции. Он жил в Никольском и помнил историю о пропавшей девушке. И разговор этот, слово в слово, он передал следователю, который вёл тогда расследование.
«И откуда вы только такие берётесь?» — криво усмехнулся тот.
После двухдневных поисков, из ила действительно, была извлечена голова, вернее то, что от неё осталось. Остальное, как не искали, найти не смогли. Брагина привезли на допрос в качестве подозреваемого. Он потребовал адвоката, но вместо этого получил удар, едва не сломавший ему нос.
Тогда он заговорил. Подробно рассказал, как в порыве ревности убил жену, как расчленял, как топил части тела. Сначала хотел в подвале у себя её оставить, но позже испугался, что придут с собаками.
После того, как Равиль всё рассказал и подписал показания, прибыл адвокат. Увидев кровь на рубашке своего подзащитного, посоветовал ему отказаться от показаний.
— Равиль Иванович, экспертиза установила, что черепу, найденному в болоте, никак не менее сорока лет, а то и больше! И главное, это мужской череп!
— О! Возможно это мой, отец, — рассеяно сказал Брагин, — я никогда не верил, что он бросил меня по своей воле.
— Через два года кончается срок давности! — продолжал нашёптывать адвокат, — отрицайте всё! Скажите, что вас принyдили!
— Нет, — покачал седой головой Брагин, — я и так всё это время не жил, а существовал! Я скучаю по ней… она зовёт.
— Мой подзащитный болен! Вы слышите, какую чушь несёт?! — воскликнул адвокат, — Равиль Иванович, мы будем добиваться для вас психиатрической экспертизы! Вы должны…
— Нет. Не должен, — улыбнулся Равиль.
Наутро его нашли в камере мёртвым. На стене кровью было написано:
«Я ИДУ К ТЕБЕ, МАРИНА!»
