Первенца, Фёдора, Людмила Кушакова любила очень сильно. Самозабвенно. Появившуюся тремя годами позже дочку Ларочку — не так. Хоть муж и пытался влиять на Людмилу, считая, что мальчик вырастет «маменькиным» сынком, но её любовь читалась во всём: в интонации, с которой она будила Федю утром, во внимании, с которым слушала его рассказы о школьных буднях, во взгляде, которым она провожала его, когда он уходил из дома.
Потом Кушаков-младший вырос, отслужил два года в армии и женился на девушке Лене. Людмила приняла её сразу, потому что видела, что невестка любит сына.
А когда у молодых родилась дочка, Иришка, новоиспечённая бабушка окружила её любовью. Она забирала Иришку к себе на все праздники, занималась с ней больше, чем когда-то с родной дочерью. Девочка отвечала ей взаимностью: они с бабушкой были «лусие падуски».
Людмила купила девочке игрушечную швейную машинку и они вместе с увлечением одевали кукол: бабушка кроила платья из лоскутов ткани, которые она, бывшая швея, хранила в большом мешке, а Ирочка прострачивала. Именно бабушка отвела Иришку в первый класс.
А когда девочка перешла в четвёртый, её родители приняли решение развестись. Узнав об этом, бабушка очень переживала. Ей было жалко внучку, и она боялась, что Лена теперь запретит им видеться.
Но, Слава Богу, мать Ирочки не стала этого делать: девочка по-прежнему гостила у бабушки с дедушкой — в выходные Фёдор забирал дочь и привозил к родителям в городскую квартиру, а каникулы девочка проводила со стариками на даче, в Малаховке.
Сам Фёдор женился вторично, но Людмила его жену невзлюбила: прежде всего за то, что та разрушила первый брак сына. «Пока я жива, ноги её не будет в моём доме» — так и заявила Фёдору мать.
На фоне переживаний у Людмилы обострились хроническое заболевание и она стала катастрофически быстро терять слух.
С дедом они и так почти не разговаривали — иногда только обсуждали новости, но вот беседовать с другими людьми становилось всё сложнее, хорошо, что Иришка понимала её без слов. Она вообще была идеальной внучкой.
Теперь она выросла, и единственное, что расстроило бабушку и деда, так это то, что Ира решила уйти из школы после восьмого класса и поступить в техникум, а они рассчитывали, что внучка закончит десять классов и пойдёт в институт.
Теперь Ирочка стала приезжать самостоятельно, и когда приезжала, гостила по несколько дней. Телефона на даче не было и поэтому визиты внучки всегда были сюрпризом. Да и не только внучки — на дачу любили наведаться и Фёдор с Антошкой (сын Фёдора от второй жены), и дочь Лариса с мужем. Но Ирочку бабушка ждала особенно.
Из-за своей глухоты, Людмила, ложась вздремнуть днём, не закрывала двери. Вдруг Ирочка приедет? Будет стучать, а она не услышит? Поэтому двери Людмила не запирала.
Однажды она спала, но что-то заставило её открыть глаза и Людмила увидела, что полоска света, которая падала в её комнату из коридора, на пару секунд пропала. Кто-то ходил по дому.
— Кто там? — крикнула бабушка, нащупывая свою палку, с которой не расставалась последние годы из-за больных ног, — Ирочка, ты?
Она встала, оперлась на палку, и переваливаясь, как утка, вышла из комнаты. «Опять этот чeртoв Гришка», — подумала она, — «неужели он настолько обнаглел, что уже в дом залез»? За себя она не боялась, даже будучи молодой, а теперь и подавно. Но ей было неприятно, что в доме может быть посторонний.
Женщина пошла на кухню, чтобы поставить чайник, но заметив в прихожей Иришкин зонтик, поняла, что приехала внучка.
— Иришка! Ты чего не выходишь? — обрадовалась она и поспешила в комнату, которая считалась Иришкиной. Помещение было небольшое, но уютное и отделялось от коридора занавеской.
Людмила подошла и отодвинув занавеску, оказалась лицом к лицу с внучкой. Глаза у той были заплаканы, но она пыталась изобразить на лице улыбку.
— Боже мой! Что с тобой? — охнула бабушка, — ты давно ли здесь?
— Нет, нет, только приехала, — закивала она,— вот, только что вошла!
— А воды с зонта натекло порядком, — засомневалась бабушка, — а кто- это выскочил сейчас от нас, не соседский ли Григорий?
— Нет, меня дядя Боря привёз, хотел что-то у тебя спросить, но узнал, что ты спишь и ушёл, — пряча глаза, сказала Иришка.
Людмила внимательно посмотрела на внучку и увидела, что у той мелко дрожат руки. Борис был отцом непутёвого Гришки, а ей приходился племянником.
— Да что с тобой такое? — снова спросила она внучку, — Борька, что ли, опять со своими шуточками казарменными лез?
— Нет… нет, — успокоила её Ира, — всё в порядке. Не лез.
— Так. Расскажи мне, что случилось, — снова повторила Людмила, — «с ничего» руки не трясутся!
— Я… понимаешь… в общем, — залепетала Ирина.
— Ирочка, говори громче, я плохо слышу, — напомнила бабушка, — Борис тебя обидел? Нахамил тебе?
— Нет, он просто довёз меня, и я…просто я… видела, как… в общем, он сбил на дороге собаку, — сказала она, пряча руки за спиной и стараясь не глядеть на бабушку.
— Какую собаку? Здесь вроде если и держат, то в домах или на привязи. Так, вроде не шастают!
— Ну, это было не здесь, а у станции, — сказала Ира, — пойдём, ба, чайку попьём что ли, не хочу я об этом вспоминать!
— Ну, пойдём, — согласилась Людмила и они с внучкой пошли на кухню.
— Я думаю, что нужно, наверное, на террасе замок поставить, — сказала Людмила, внимательно наблюдая за внучкой, — чтобы я могла закрыть дверь, а ты открыть с другой стороны… а то боюсь я, что этот Гришка наркоман, вынесет всё, что можно! Я днём сплю, засов не запираю, вдруг ты приедешь, или дед с работы раньше придёт!
— Деду на пенсию давно пора, ему же скоро восемьдесят! И защитник у тебя под боком был бы! — включая газовую конфорку, громко сказала Ира.
Хоть голос у неё был бодрый, но движения оставались нервными, резкими, и от бабушки это не укрылось. Она не верила в сбитую собаку.
— Ха! Тоже мне защитник, — усмехнулась Людмила, — да и не хочет дед на пенсию, говорит, что весь смысл жизни у него в работе. Пусть так и будет, зачахнет он тут, со мной!
К вечеру приехала дочь Лариса с мужем, вернулся с работы дед. Муж Ларисы нажарил шашлыков. Он был большим любителем анекдотов и умел их рассказывать. Все смеялись, кроме бабушки и внучки — одна, потому что не слышала, а вторая, потому, что думала о своём.
— Ириш, ты чего такая варёная, уж не заболела ли? — спросила племянницу Лариса, — на тебя смотреть жалко.
— Так и не смотри, — грубо отозвалась Иришка, так и не сумевшая простить тётке её дружбу со второй женой отца.
— Ишь, какие мы колючие! — Лариса повернулась к мужу: — ну что, сегодня поедем, или останемся?
Они решили ехать тем же вечером, и тут Иришка неожиданно попросила завезти её домой.
— Подбросим, конечно, — согласился муж Ларисы.
Бабушка, которая рассчитывала разговорить внучку о причине её дурного настроения, не смогла уговорить её остаться.
Помахав зелёной «волге», увозившей от неё дочь с мужем и внучку, Людмила вернулась в дом и села напротив деда.
— Андрей, нам нужно поговорить, — сказала она достаточно громко.
— Да не кричи ты, я слышу, — ответил дед, — а до завтра не подождёт? Я устал, спать хочу.
— Да там дел-то, на копейку: я хочу, чтобы на террасе кроме задвижки был двусторонний замок.
— Зачем? — удивился дед, — тут же все свои!
— За честь свою опасаюсь, — съехидничала она, — в общем, давай купим замок, а Фёдор приедет, поставит.
— Так пусть и купит, трудно ему что ли? — зевнул муж.
Фёдор так же, как и отец удивился и сказал тоже самое: «Зачем замок? Все же свои»!
Но всё равно ослушаться матери не посмел и на следующие выходные приехал и стал врезать в дверь замок.
Застав его за этим занятием, Борис с сыном Гришкой стали над ним потешаться. «Мать попросила»! — развёл руками Фёдор, — «говорит, чужие шастают»!
В комплекте было четыре ключа: один взяла себе Людмила, другой отдали деду, третий Фёдору, а четвёртый, договорились, что Фёдор передаст Иришке.
Прошло две недели. Каждый день Людмила сидела у окна, высматривая, не идёт ли от калитки внучка. Но Ирочка не приезжала. Тогда Людмила, выбравшись в город, позвонила им.
— Алло, — услышала она голос Лены.
— Алё, Леночка, — сжала она трубку, — как поживаете?
— Нормально, Людмила Николаевна, — сдержанно ответила невестка.
— А? — переспросила бабушка.
— Нормально! — гаркнула Лена.
— А… ты прости, Леночка, я всё хуже слышу…я хотела узнать, Федя привёз ключи?
— Какие ключи?
— От терраски, у нас там замок теперь.
— Не нужны никакие ключи! — Лена громко чеканила каждое слово, — Ира к вам ехать не хочет.
— Как так? Почему? — крикнула Людмила.
— Это я у вас хотела спросить! Приезжайте как-нибудь к нам! До свидания, Людмила Николаевна, — Лена положила трубку.
Вернувшись в деревню на следующее утро, Людмила прямиком отправилась к своему племяннику Борису, чтобы узнать, что же за собака была сбита в ту злополучную пятницу.
Борис обливался холодной колодезной водой у себя во дворе и орал в голос. Подождав, когда он закончит, Людмила обратила на себя внимание:
— Здравствуй, Борис.
— Здорово, тёть Люд, — он пошёл к ней, на ходу растирая полотенцем малиновое тело с седыми волосами на груди, — надо чего?
Он смотрел на неё усмехаясь, но она заметила беспокойство, мелькнувшее в его глазах и решила не тянуть:
— Борь, ты ведь подвозил мою Иришку три недели назад со станции?
— Может и подвозил, — он почесал бритый затылок, — а что?
— Что произошло по дороге? Почему она явилась домой сама не своя?
— Я-то почём знаю? Мало ли, что у твоей девки в голове! Я ничего не заметил такого! — раздражённо бросил он, и продолжил массировать тело полотенцем.
— Вы нормально доехали? Не было ли происшествий в пути? — продолжала допытываться Людмила.
— Ты толком скажи, что случилось? Что за допрос? — он, наконец, отбросил полотенце.
— Иришка отказывается ехать сюда! Я думала, может, что произошло? Она говорит, кошку сбили, намеренно соврала Людмила, заменив собаку кошкой.
— Не было такого!
— Но, Иришка говорит, что сбили!
— Ну, может и сбили, — неуверенно сказал Борис и Людмила поняла, что он лжёт.
— Ладно, я хотела, Борь, тебя кое о чём попросить, — сказала она, не давая ему опомниться: — банки надо из подвала достать, не поможешь?
— Что, прям сейчас? — удивился Борис.
— Ну, да, если можно. У меня ноги болят, спасу нет, а дед только на вечерней электричке вернётся. Помоги, а?
Вздохнув, он снял висящую на спинке пластикового стула рубашку, и накинув её, пошёл за Людмилой.
В доме Кушаковых было два подпола: — в коридоре и на кухне. Тот, что в коридоре, в последнее время почти не использовали: лестница была слишком крутой, а для хранения закруток хватало и того подпола, что на кухне.
Людмила привела племянника в коридор, и, наклонившись, отщёлкнула замок. Кивнув на кольцо, сказала:
— Я и крышку поднять уже не могу, сил не осталось. А ты такой спортивный мужчина!
— Ага, — он дернул кольцо, и полез вниз по лестнице. Спрыгнув на пол, поёжился, — ну, где твои банки?
— Они там, дальше, на стеллаже у стены. Борь, там могут быть крысы, осторожно!
— Не видно ни хрена, дай, что ли, фонарь! — он снова подошёл к лестнице и посмотрел снизу на тётку.
— Сейчас принесу, — пообещала она, и собрав все свои силы, захлопнула крышку подвала.
— Эй! Николавна! — донеслось до неё, как с того света: — ты что это: шутить вздумала!? Открывай сейчас же!
— Неа, — Людмила встала всем своим весом на люк, который сотрясал снизу Борис, тщетно пытаясь выбраться, и защёлкнула затвор, — посиди, вспомни, что там с моей внучкой произошло!
— Николавна! А, Николавна! Я в милицию пойду! — орал Борис,— но сперва всё тебе тут разнесу!
И в доказательство серьёзности своих намерений он ещё раз сильно стукнул в люк.
— Бaшky не разбей, Боренька. А то ведь, меня родной брат потом не простит. Чем быстрее скажешь, что ты с моей Иришкой сотворил, тем быстрее выйдешь.
— Ты что, больная? — бесился внизу Борис, — открывай, старая кapга, и поживее! Сделаем вид, что ничего не было.
— Нет, так не пойдёт! — Людмиле отчего-то стало весело, — ты посиди, а мне дела надо делать.
— Дядя Андрей приедет, он тебе устроит, — зловеще пообещал Борис, но слишком тихо, глухая Людмила это не услышала. А если бы услышала, развеселилась бы ещё больше: её муж уехал к родственникам на Брянщину и вернуться обещал через две недели.
Она поработала немного в огороде, и ещё раз с грустью подумала, что физический труд ей теперь не по силам. Потом села во дворе, на скамеечку, взяла книжку и надела очки.
— Тёть Люд, привет! Борьку моего не видела? — донёсся до неё голос, — всё побросал и смылся куда-то!
Взявшись руками за забор, на неё смотрела жена Бориса, Валентина. Несмотря на то, что юный возраст был давно позади, Валентина любила голубые тени и розовую помаду, и платья выбирала в том же духе.
— Нет, не видела, — глянув на неё поверх очков сказала Людмила, — как найдёшь, напомни, чтоб зашёл: он мне стеллаж обещал подвинуть.
— У тебя небось, своих мужиков хватает! — отозвалась Валентина.
— Да где они? — отмахнулась от комара Людмила, — все разъехались!
— Ладно, скажу, — пообещала Валентина и побрела дальше по улице, высматривать мужа по соседям.
После она вернулась.
— Лёнька Шемякин видел, как вы с Борисом заходили к тебе! — заявила Валентина, — так что, тётя Люда, говори, как есть, куда моего мужа спрятала?
— Да не прятала я его! Говорю же, он обещался мне стеллаж подвинуть, а потом что-то вспомнил и ушёл. Так и не подвинул!
— Темнишь ты, тёть Люд, ой темнишь! — покачала головой Валентина, — покрываешь племянничка? Скажи, как есть, не надо меня жалеть: он снова к Нинке бегает?
— А? Что? — приложила ладонь к уху Людмила, — говори громче, Валя, я плохо слышу!
— Да, ничего! — крикнула Валентина и склонив голову, побрела восвояси.
Людмила несколько минут пыталась сосредоточится на перипетиях жизни героя книжки, но поняв, что это невозможно, встала и пошла в дом.
Она подошла к подвалу и стукнула ногой по замку, надежно удерживающему крышку.
— Ты жив там, что ли? — громко крикнула она.
Но ей никто не ответил.
«Батюшки святы, не хватало ещё, чтобы он там oкoчyрилcя — подумала Людмила, — всё-таки, не мальчик уже… а может, специально притворился. Я открою посмотреть, а тут он и выскочит, как чёрт из табакерки»!
Мысль о том, что Борис мог обидеть её внучку, заставила Людмилу отбросить сантименты.
Она взяла пустой стакан и приложила к люку. Но снова не услышала ничего, кроме шума в собственных ушах. Распластавшись на люке она лежала, и думала, что вдруг вот так и сама умрёт… а в подвале найдут Бориса. И никто не узнает, почему он там оказался.
— Бабушка?! — вдруг услышала она внучкин голос, — Бабуля! Тебе что? Плохо!?
Иришка бросилась к ней и взяв за руки сжала их: — ты только не умирай, я сейчас сбегаю до дяди Бори, он вызовет скорую!
Услышав собственное имя, Борис зaoрал снизу:
— Кто там? Валя?! Я здесь! Cyмaсшедшaя стaрухa взяла меня в залoжнuкu!
И заколотил снизу так, что бабушка с внучкой подскакивали от ударов.
— Ба! Кто это у тебя? — удивилась Иришка, — ты всё-таки поймала того, кто ходил?
— Ири-ишка! — посмотрела на неё бабушка и потеряла сознание.
Девушка побежала к дяде Боре, но дома оказалась его заплаканная жена, Валентина. Она собирала чемодан, бросая туда вещи мужа.
— Тётя Валя, вызовите скорую! Бабушке плохо! — закричала Иришка.
Валентина, забыв про чемодан, побежала к телефону, вызывать скорую, а после побежала в дом Кушаковых, чтобы помочь Иришке уложить Людмилу на кровать.
***
Скорая ехала так долго, что Людмила успела прийти в себя. Открыв глаза, она увидела встревоженное лицо внучки.
— Ба! Ну, как ты? Ты меня так напугала! — Иришка поправила плед, которым была накрыта бабушка.
— Со мной всё нормально, — обвела комнату глазами Людмила, — мне послышалось, или здесь была Валентина?
— Да, тётя Валя вызвала неотложку и потом пришла. Сейчас они с дядей Борей ушли. Мы выпустили его из подвала! Он сначала орал и слал на твою голову кары небесные, но увидев, что ты не слышишь, успокоился.
— Успокоился, значит, — прикусила губу Людмила.
— Ба! — Иришка озорно улыбнулась, — а зачем ты его в подвал-то посадила?
— Я думала, что он по дороге что-то сделал с тобой! Признания выбить хотела!
— Чего? — не поняла внучка.
— Ты была не в себе! У тебя тряслись… тряслись руки! — заволновалась Людмила Николаевна, пытаясь встать, — прошу, если он виноват, скажи. Не надо бояться!
— До меня, кажется дошло! — Иришка стукнула себя по лбу, — ты про ту пятницу? Прости меня, ба! Я виновата, знаю… мне так плохо было, но я не хотела, чтобы меня жалели!
— Но с чего плохо-то? Что произошло?
— Мне так жаль, что я не сказала тебе тогда правду… наврала про сбитую собаку… прости! На самом деле я на станции говорила с Димкой.
— Анны Поликарповны который?
— Ну, да! Да… Знаешь, мне он очень нравился, но… он сказал мне, что… в общем, что у нас с ним ничего не получится.
— Ох! — только и могла сказать Людмила Николаевна, — ну, дела!
Ей стало стыдно перед племянником за то, что заподозрила его в страшном преступлении. Вообще-то он сам виноват: нечего было пялиться на её дочку Ларочку, а после на внучку Ирочку. А Боря всегда пялился. И отпускал сальные шуточки.
— Не волнуйся, ба, — продолжала Иришка, — я уже успокоилась. И даже рада, что так всё получилось, теперь останусь в девятом классе… я же хотела в техникум за Димкой идти!
— Да, это прекрасная новость! Дедушка обрадуется! — кивнула Людмила, — но твоя мама? Почему она сказала, что ты больше не приедешь к нам? Я просила, чтобы отец передал тебе ключи!
— Так он и передал! А мама тоже неправильно расценила моё плохое настроение, ещё и тётя Лариса ей на меня нажаловалась! — Иришка обняла бабушку.
— Ну, радует, что хоть собака не пострадала! — улыбнулась та.
— Ага, — согласилась Иришка.
К приезду скорой Людмила Николаевна была на ногах и месила тесто для пирога. Фельдшер на всякий случай осмотрел её, померил давление и уехал.
Когда пирог был готов, Людмила с Иришкой пошли к дому Бориса. Дверь была открыта. Бабушка с внучкой зашли в дом и Людмила открыла было рот, чтобы приветствовать хозяев, но…
Узнав, что супруг просидел всё это время не у ненавистной Нинки, а в заложниках у собственной тётки, Валентина устроила ему праздник: из дальней комнаты, довольно громко, слышалось воркование голубков.
Махнув Иришке на дверь, Людмила тихонечко поставила пирог на стол и аккуратно покинула помещение вслед за внучкой.
— Как думаешь, простит тебя дядя Боря? — спросила Иришка, когда они вновь оказались дома.
— А куда он денется? Конечно! — уверенно кивнула Людмила Николаевна, — я всё ему объясню, повинюсь… ну, поворчит и простит: он сам отец, понимать должен! А так простит: свои ж ведь люди!
Жаль только вот, с подвалом теперь он мне не помощник!
