-Мммм, восьмикласница, мммм, восьмиклассница, — поёт заунывным голосом и бьёт по струнам парень в клетчатой кепке.
— Мммм, восьмиклассница, — пою я, стоя за шторой окна, мне пятнадцать и я до одурения влюблён.
Сам поначалу не понимая, что со мной происходит, я не отрываясь смотрел на предмет моей страсти, Оленьку Быкову, одноклассницу и самую красивую девочку в школе, в районе, в городе в стране, в мире…
Потом -то я понял, вот и теперь…
Я смотрю в окно.
Оленька в модных джинсах — мальвинах, в турецком свитере, в синем капоре, к цвету её глаз, в дутой цветной курточке и модных кроссовках.
Я до мелких подробностей помню, в чём тогда была одета Оленька.
Я любил её, безумной всепоглощающей, убивающей первой любовью.
Я готов для неё был достать звезду с неба, в прямом смысле, я бы это сделал, если бы она попросила.
Я бы мог опуститься на дно океана и достать оттуда какую-нибудь чудесную рыбу.
Ведь это была первая, самая чистая, самая настоящая, та самая, на века любовь.
Однажды, когда мы всем классом ходили в кино, мы сели рядом.
Оленька прижалась ко мне и каждый раз, когда ей было страшно, она утыкалась мне в плечо и закрывала глаза.
А я не шевелился, я боялся дышать.
Мы шли домой вместе, немного отстав от всех ребят, Оленька взяла меня за руку, так мы и шли, тихо- тихо, на улице пахло весной, а в душе пели все птицы мира, на все голоса.
Мы жили в одном доме, только в разных подъездах.
Дойдя до её дома, мы долго стояли, прижавшись друг к другу и молчали.
Потом нехотя оторвались, Оленька побежала в подъезд, помахала мне рукой и я услышал топот её ножек по лестнице, он раздавался по всему подъезду и сопрягался со стуком моего сердца.
Мы переглядывались на уроках, а если случалось пройти мимо друг друга, то старались прикоснуться рукой или плечом.
На улице была весна, голые ветки берёз на фоне тёмного, звёздного неба выделялись, словно в тех фильмах ужасов, на которые мы бегали в открывшийся, в старой прачечной, видеосалон.
Я был влюблён, моя хрустальная любовь, моя девочка, мне на ум никогда не пришлось бы подумать о ней плохо…
Моя Оленька.
Только так я называл её про себя, моя Оленька.
Витьку я знал с самого детства, он был сыном маминой подруги, старше меня на пять лет, я был мелким, ему приходилось водиться со мной, когда родители встречались вместе, устраивая свои посиделки.
Но он, Витька, никогда не сопротивлялся.
Он учил меня читать, разговаривал со мной, как со взрослым, он многому хорошему научил меня, Витька.
Потом, я не знаю, с ним что-то случилось, тётя Нина, Витькина мама жаловалась на него, что стал невыносимым, забросил учёбу, стал хулиганить.
Потом его куда-то отправили, знаю, что сходил в армию, пришёл…
Он приехал домой.
Вальяжный, взрослый, курит сигареты с фильтром и цвиракет слюной.
-Ооо, малой, привет, доходяга. Ты чё такой? Не обижает никто?
-Неее.
А я правда был доходягой, вытянулся в рост, вся одежда стала малой, из рукавов торчали красные угловатые кулаки. Острые колени торчали словно натруженные бабки у старой, колхозной лошади.
Витька поселился снова у матери, с его отцом тётя Нина разошлись.
Витька либо целый день сидел дома, либо у дома на скамейке.
Однажды он пропал куда-то.
Тётя Нина плакала и жаловалась моей маме, что боится за Витьку.
Он приехал домой на длинной белой машине.
Иномарка, шептались люди, бешеных денег стоит.
— Эй, шкет, идём прокачу.
Я постоял, потом нерешительно сел к Витьке в машину.
— Нравится?
-Ага.
— Держись меня, слышь, малой. Я же тебе за старшего брата, наши мамки, как сёстры.
Я молча кивнул.
В следующий раз, он подкатил на своей белой машине, когда мы все сидели на скамейке, возле детского сада. Подошёл, поздоровался со мной за руку, кивнул остальным пацанам, оглядел девчонок, задержал взгляд на Оленьке.
Девчонки захихикали, начали краснеть Оленька выдержала его взгляд.
Витька позвал нас кататься, я было встал, но Оленька попросила меня остаться.
-Не будь стадом, — сказала мне потом Оленька, когда наши весёлой ватагой побежали в машину.
-Ты чего не пошёл, — спрашивал меня потом Витька, — ты чего?
Я пожал плечами.
— Это твоя чикса тебя не пустила? Ты чё, каблук? Не ожидал, братец.
-Она не чикса, а я не каблук. Понял, — выкрикнул я.
-Да ладно…всё, успокойся…все они…не такие.
Оленька…Оля не все.
-Дааа? Ннню- ню. Не все такие, говоришь?
-Да! Зачем ты всех под одну гребёнку, если тебя обидела какая-то…
Я не успел договорить Витька насильно усадил меня рядом.
— Сядь, меня ни какая -то обидела, понимаешь…а самая родная и любимая, роднее всех родных, мать…понимаешь?
Я со школы раньше вернулся, а она в постели…не с отцом…понимаешь? Она любовника в дом привела, а кому тогда верить, Лёша? Кому?
И эта твоя, как её, Оленька, да? Она такая же не веришь? Спорим?
-Я не буду спорить…
— Боишься да?
-Нет, но спорить не буду, Оля не такая…
-Ну хорошо…
Я стою за шторкой у окна и смотрю, как Витька, в модной клетчатой кепке и кожанке, зажав сигарету в уголке рта поёт про восьмиклассницу, а Оленька…моя Оленька подпевает ему радостно.
Ты говоришь, что у тебя по географии трояк,
А мне на это просто наплевать.
Ты говоришь, из-за тебя там кто-то получил синяк,
Многозначительно молчу, и дальше мы идём гулять.
М м м м, восьмиклассница.
М м м м
М м м м, восьмиклассница.
(В.Цой)
Витька поворачивается к моему окну и будто догадываясь,что я смотрю, кивает мне…
Я ослеплён…
Я ненавижу её, его, весь свет.
Я вижу их, они стоят, близко- близко…
Моё сердце ухает вниз…
Предательница, ненавижу тебя, — шепчу я.
Я начинаю следить за ней, за ними…
Идут весенние каникулы, но я не хочу никуда выходить.
Однажды, я вижу…я вижу их вдвоём он что-то говорит ей, а она внимательно слушает, потом подходит к нему и тянется лицом к лицу…
Я отворачиваюсь…
Я не хочу разговаривать больше ни с ней, ни с ним.
Он встречает меня, когда я плетусь из магазина, стоит прищурившись.
-Здорово, малец…ну что, проспорил ты мне.
-Я с тобой не спорил.
Я иду, выпрямив спину, на прямых, как палки ногах…
-Так я -то прав оказался, обычная она, понимаешь как все…А сегодня мы с ней…
Он не успевает договорить, я поворачиваюсь и со всей силы ударяю ему в подбородок, как он говорил, это его коронный удар.
Вот я и применил, на практике.
-Идиот, — кричит он мне в след, — я…
Но я не слышу, хлопнув гулко дверью в подъезде, я взбегаю на верх.
-Мам, я хочу к бабушке, в Новороссийск, — говорю я с порога.
-Ну будут каникулы…
-Ты не поняла, мама…я хочу сейчас уехать, там доучусь и…останусь.
Я уехал к бабушке, не помню уже какие доводы я приводил, но меня отправили к бабушке с дедом.
Я очень переживал, очень тосковал и скучал, но не хотел возвращаться…
Я давно уже не мальчишка, у меня есть внук.
Я стою у дома в котором прошли первые пятнадцать лет моей жизни.
Родители переехали вслед за мной и я больше не был в своём родном городе.
Я стою у выросшей берёзы и слышу голоса…
— Алёша, — слышится мне,- Алёша…
Если бы я был волшебником или у меня был бы дар путешественника во времени, как в том фильме, я бы мог исправить прошлое, наверное…И тогда бы настоящее тоже изменилось бы…
Какое бы оно было?
Вариант первый, — думаю я, — я бы сейчас встретил повзрослевших Витьку и Оленьку, они приехали на своей крутой иномарке, выгружали бы пакеты, увидев меня…возможно и не узнали бы…
Вариант второй.
Ко мне подошла бы опустившаяся Оленька и попросила закурить, ведь всегда же так представляешь тех, кто нас обидел, что они плохо выглядят…
Третий вариант — Витька стоит и цвиркает сквозь зубы.
-Ты ничего не потерял тогда, братан, что не стал с ней…ты знаешь, она так и осталась…восьмиклассницей…Ни интеллекта не прибавилось, ни ума, так…хлебушек…
Но я не путешественник во времени, понимаете?
И изменить я ничего не могу.
— Лёша, ты?
-Я, тёть Нина.
Как ты?
-Нормально…отца приехал…вот…просил на родине…
— Я знаю, мама как?
— Плохо, за отца сильно переживает.
— Пойдёшь…к ним?
-Да.
-Сходи, Лёша, сходи сынок…К Витюшке зайдёшь?
-Да.
Тёть Нина старенькая стала, голова у неё трясётся…
Я иду по памяти…
Первый попадается Витька, улыбается во все тридцать два, кепка клетчатая набекрень…
Чуть подальше Оленька…Оленька Быкова, первая моя, светлая и чистая любовь.
-Здравствуй, Оленька, — я присаживаюсь на скамейку.- В чём-то Витька из того моего третьего варианта и прав…Оленька навсегда осталась восьмиклассницей…Как и Витька…молодой, весёлый, с синяком, который остался от моего удара.
Говорили, что он посадил её за руль…
Её подруга сказала мне тогда, что она специально это делала всё, чтобы задеть меня…
Я не знаю.
Для меня она осталась моей Оленькой, первой, чистой, хрустальной любовью.
И да, она не такая, как все, она была особенная потому, что была моя девочка…
Однажды мы с женой разговаривали про первую любовь, она со смехом рассказала, что её первая любовь, теперь толстопузый, лысый дядька.
А я…я сказал, что девочка с первого курса, даже не запомнил толком, как она выглядит.
Я никогда в жизни не обманывал свою жену, никогда…
Но, тогда я сказал ей неправду.
Первая моя любовь похоронена глубоко в сердце, чистая, как слеза…Пусть там и будет, зачем её вытаскивать наружу?
Я убираю у Витьки и веду с ним тихий разговор.
-Не сердись на меня, братан, но всё же ты не прав. Моя жена не такая и Оленька…она тоже была не такая…Я точно знаю.
Я иду к вокзалу и тихонько напеваю себе под нос восьмиклассницу.
Пустынной улицей вдвоём с тобой куда-то мы идём,
И я курю, а ты конфеты ешь.
И светят фонари давно, ты говоришь: «Пойдём в кино»,
А я тебя зову в кабак, конечно.
М м м м, восьмиклассница.
М м м м
Я вспоминаю, почему тогда родители так легко согласились отправить меня к бабушке…
Буквально через пару дней, после того, как я…врезал Витьке…
Ведь в тот вечер их не стало…
Я плохо запомнил этот отрезок своей жизни, память постаралась удалить его…а теперь я вспомнил, как кричал и плакал, как…
Пусть останется где-то там, далеко.
Хотя, зачем врать себе? Иногда, я достаю её оттуда из глубин памяти и тихонько любуюсь, напевая восьмиклассницу…
