— Ладно, живи пока, — нехотя сказала я, открывая дверь. — Но помни, Лер, это временно.
— Ну ты прям как чужая! — обиделась она, перешагивая порог с двумя огромными баулами. — Я же твоя сестра. И вообще, бабушка эту квартиру завещала нам обеим!
— Мне, — поправила я, даже не глядя. — У меня даже же есть бумага. И ты это знаешь.
Она закатила глаза, бросила сумки прямо в прихожей и пошла осматриваться, как будто в гостинице. Я смотрела на неё и понимала — зря я это затеяла. Слишком хорошо знаю свою младшенькую: вежливость и благодарность — это не про неё.
— Слушай, а можно я в большой комнате буду? — вдруг выдала она, заглядывая в мою спальню.
— Нет. — Я даже не подняла головы. — Ты живёшь в маленькой, там диван раскладной, шкаф и стол. Всё.
Она что-то пробурчала, но пошла раскладывать вещи. Я на кухне поставила чайник, сама себе удивляясь, что в этот раз мы даже не поссорились. Видимо, устала. С Лерой проще иногда кивать, чем спорить, но только до поры.
Когда она позвонила неделю назад, голос был жалобный:
— Кать, сестра,помоги,мне негде жить. С Вадиком мы разошлись, я у него вещи забрала, у подруги пожила пару дней, но у неё парень против… Ну ты же понимаешь… Я ведь ненадолго, честно.
Вот это «честно» и стало моей ошибкой.
— Сколько — ненадолго? — спросила я тогда.
— Ну… месяц, может два. Пока что-то подходящее не найду.
Я знала: «месяц» у Леры легко растягивается в полгода, а то и год. Но совесть и память о маминой фразе «вы ж сёстры, помогайте друг другу» пересилили.
Вечером мы сидели на кухне. Я молча резала салат, Лера болтала без умолку:
— Представляешь, Вадик ещё и обвинил меня, что я его вещи попортила! Ну, что я, дура, что ли, его футболки резать? Хотя… могла бы, для профилактики! — и засмеялась своим громким смехом.
— Лер, — я устало вздохнула, — если ты хочешь тут пожить, давай без твоих драм. У меня работа, я прихожу уставшая, мне нужен покой.
— Ой, да расслабься ты! Я и так тихая, но раз хочешь то вообще невидимой буду.
Через полчаса в моей гостиной уже гремел её телефон, она громко рассказывала кому-то, как «мужики — все козлы» и что все и всё ее достало.
И как ,ее родная сестра пригласила к себе пожить.
Я тогда подумала: как будто могло быть по другому.
Прошла неделя.
В квартире стало тесно. Не физически — Лера была худенькая, вещей у неё немного. Но ощущение, что мне в дом занесли чужую энергию, которая разлилась по всем углам, не давало дышать.
Она пользовалась моей косметикой, брала моё полотенце («ой, я случайно»), включала телевизор на полную, а в холодильнике постоянно пропадали мои продукты.
— Лер, ну серьёзно, так нельзя, — сказала я однажды утром, когда обнаружила открытую банку дорогого кофе. — Я его только вчера купила!
— Да ну, подумаешь, кофе! — отмахнулась она. — Купим ещё.
— Купим? — подняла брови я. — Это я куплю, а ты будешь пить?
Она обиделась, захлопнула за собой дверь и ушла. Вечером вернулась с пиццей:
— Мир?
Я не хотела скандалить. Сестра всё-таки. Но внутри у меня уже росло чувство, что я сама себе подписала приговор.
Как то на работе зашёл разговор о квартирах. И мне предложили продать свою и вложиться в новую, в новостройке,ближе к работе. И я решила всё взвесить и обдумать заманчивое предложение. И тут началось самое интересное.
Я зашла вечером в Лерину комнату:
— Лер, слушай. Так получилось, что я квартиру буду продавать. Так что тебе надо подыскивать жильё. У тебя есть месяц.
Она замерла, как будто я ей сказала, что она смертельно больна.
— Чего?! А я куда?
— Ну… к маме с папой, например.
— Да ты с ума сошла! Я тут только обустроилась!
— Лера, это моя квартира. И мне надо её продать. Всё просто.
— Твоя… — передразнила она. — А бабушка, значит, зря говорила, что это наш общий дом?
Я сжала зубы. Вот оно, началось.
— Лер, ты же понимаешь, это не каприз, — сказала я максимально спокойно. — Просто появилась возможность. Я куплю себе квартиру поближе к работе, а эта уйдёт в продажу.
— Ага, а меня на улицу? — она поставила руки в боки, словно мы были на базаре. — Ну спасибо, родная сестрица!
— У тебя есть родители. У тебя есть друзья. В конце концов, ты можешь снять что-то.
— Снять? — она фыркнула. — На какие шиши? Ты же знаешь, что у меня работы нормальной нет!
Я вздохнула.
— Лер, это не моя проблема. Ты взрослая, тебе двадцать девять, пора уже как-то самой…
— Да ладно! — перебила она. — Я же тут ненадолго! Сама говорила — месяц! Вот и давай, подожди ещё немного.
— Лера, я сказала — месяц. У нас уже два прошло.
— Ой, ну началось! — она отмахнулась и ушла в свою комнату, хлопнув дверью.
Через день звонок от мамы.
— Кать, ты чего там придумала? — голос строгий. — Леру выгоняешь?
— Мама, я никого не выгоняю. Квартиру продаю, мне надо…
— Да ну, какие продажи! Это же бабушкина квартира! — мама уже заводилась. — Ты же знаешь, что Лере сейчас тяжело, ну поживёт ещё…
— Мам, а мне не тяжело, да? — сорвалась я. — Я тут живу как на вокзале! Она орёт по телефону, жрёт мои продукты, не платит ни за что…
— Ну так помоги сестре! — отрезала мама. — Ты всегда была старшей, вот и будь умнее!
Я положила трубку, чувствуя, как у меня внутри всё кипит. То есть я должна жертвовать своим комфортом, деньгами и планами, потому что у Леры «тяжёлый период»?
Вечером мы пересеклись на кухне. Лера явно знала, что мама мне звонила, и смотрела с таким выражением, будто выиграла суд.
— Мама сказала, что ты зря меня торопишь, — начала она, нарочито спокойно.
— Мама не живёт со мной, — ответила я. — И мама не собирается продавать эту квартиру. Это моя жизнь, Лер.
— Ой, да ладно, — усмехнулась она. — Мы обе здесь жили у бабушки, я тоже имею право.
— По документам — нет.
— Ну да, по бумажкам ты умная! А по-человечески?
Я молчала, чтобы не сказать лишнего. Но в голове уже зрела мысль: похоже, мирно мы не разойдёмся.
Через неделю я выставила квартиру на продажу. Агент договорился о первых просмотрах.
В день, когда должны были прийти потенциальные покупатели, я ушла на работу, оставив Лере напоминание:
— В три придёт агент с людьми. Пожалуйста, будь дома и убери хотя бы свои вещи с коридора.
В три сорок пять звонит агент:
— Екатерина, у вас… э-э… тут, кажется, недоразумение.
— Что случилось? — у меня уже похолодели руки.
— Ну, девушка, которая была дома… она сказала, что квартира продаётся без её согласия и что тут живут ещё родственники. Покупатели развернулись и ушли.
Я кипела. Вернувшись, застала Леру на диване с телефоном.
— Ты что устроила?! — крикнула я с порога.
— А что такого? — она даже не подняла глаз. — Я просто сказала правду.
— Какую правду? Что ты тут временно живёшь?
— Что эта квартира не только твоя!
— Лера, это саботаж! — я едва сдерживалась, чтобы не швырнуть её вещи в коридор прямо сейчас. — Это мой дом, и я решаю, что с ним делать!
— А я решаю, что с ним не делать!
На следующий день я позвонила папе.
— Пап, она переходит все границы. Ты же понимаешь…
— Катя, — вздохнул он, — ну это же сестра твоя… Может, действительно, подожди с продажей? Ей сейчас плохо…
— Пап! — я не выдержала. — Мне тоже плохо!
Но он только пробурчал:
— Не руби с плеча.
И в этот момент я поняла: родители её защищают, и рассчитывать мне не на кого.
Вечером того же дня мы с Лерой сцепились окончательно.
— Если ты не уедешь, — сказала я, — я просто вызову полицию и скажу, что ты здесь без права проживания.
Она поднялась с дивана, глаза сверкали:
— Попробуй! Только попробуй! Я тогда… я тебе такой погром устрою, что никакой покупатель сюда не зайдёт!
— Ты серьёзно? — я даже растерялась.
— Более чем, — холодно ответила она. — Ты же меня знаешь.
Я знала. И именно поэтому мне стало по-настоящему страшно.
Утро началось с того, что я не смогла найти свои документы. Паспорт, права — всё, что лежало в верхнем ящике стола, исчезло.
— Лер! — крикнула я в сторону её комнаты. — Ты брала мои документы?
— Нет, — донёсся ленивый голос. — А что, пропали?
Я влетела к ней. Она сидела на кровати и чистила апельсин, даже не посмотрев на меня.
— Лера, это не смешно. Где мои бумаги?
— Понятия не имею, — пожала плечами. — Может, сама куда-то засунула?
Я уже чувствовала, что это начало её «игры». Игра в «доведи сестру до нервного срыва».
Вечером я пришла с работы — на кухне царил разгром. Открытые банки с консервами, на плите подгоревшая сковорода, на полу — липкие пятна.
— Лера, что это?! — у меня задёргался глаз.
— Готовила, — спокойно ответила она, даже не отрываясь от телефона.
— А убрать?
— Ну я же ем ещё…
Я взяла тряпку и стала отмывать стол, но внутри уже бурлило.
Через пару дней у нас состоялся разговор, который окончательно перешёл в ор:
— Ты понимаешь, что я выставлю тебя вон?! — кричала я.
— Да ты сама вон иди! — перекричала она. — Это такой же мой дом, как и твой!
— Нет, не такой же!
— Да пошла ты со своими бумажками!
Она схватила мою кружку и швырнула об стену. Осколки брызнули по кухне.
— Ты с ума сошла?!
— Ага! — она смотрела прямо в глаза. — Дальше будет хуже!
Я решила действовать по закону. Пошла в участковому. Тот выслушал, покачал головой:
— Сестра? Родственница? Прописки у неё нет? Ну, в принципе, можем выселять, но это через суд быстрее.
— Сколько по времени?
— Месяца два, если без проволочек.
Два месяца с Лерой под одной крышей… Я вышла от него, чувствуя себя приговорённой.
В тот же день позвонила мама:
— Кать, что это ты полицию решила подключать? Ты что, с ума сошла?
— Мам, она кружки бьёт и угрожает!
— Ну мало ли, что наговорит… Она же в стрессе.
— В стрессе?! — я сорвалась. — А я в чём? Я уже боюсь домой приходить!
Мама вздохнула:
— Катя, ну ты всегда была жёсткая… Уступи младшей, тебе что, трудно?
Я поняла: всё. Родители — не на моей стороне, Лера это знает и пользуется.
На следующий день у меня были назначены ещё одни просмотры квартиры. Я пришла с агентом и покупателями… и обомлела.
В гостиной, прямо посреди ковра, стояла Лера в халате и с сигаретой. Вокруг — пустые бутылки из-под пива, какие-то крошки, запах… соответствующий.
— Это что такое?! — прошипела я.
— А что? — она затянулась. — Живу.
Покупатели обменялись взглядами и, пробормотав что-то про «подумаем», быстро ушли. Агент только покачал головой:
— Екатерина, с такой атмосферой вы квартиру не продадите.
Вечером я попыталась с ней поговорить:
— Лера, хватит. Давай по-хорошему, соберись и уезжай.
— Не дождёшься, — ухмыльнулась она. — Я здесь надолго.
— Я тебе говорю серьёзно.
— И я тебе. Или ты сдаёшься, или я устрою тебе ад.
Я поняла: это уже война.
Всё случилось в субботу утром. Я проснулась от грохота и запаха гари.
Вылетела на кухню — на плите чадила сковорода с чёрным углём вместо яичницы, а на полу валялись осколки тарелок. Лера, в растянутой футболке, мыла кружку под краном, как ни в чём не бывало.
— Ты что творишь?! — закричала я, хватая полотенце, чтобы снять сковороду.
— Готовлю, — спокойно ответила она. — Ну, готовила… пока не вспомнила, что хочу кофе.
— Ты сожжёшь квартиру! — я уже не сдерживалась.
— Да ладно, застрахуешь и купишь новую.
Я замерла. Она это сказала не в шутку.
Часом позже я вернулась из магазина и застала… ад.
В зале перевёрнут стол, шторы валяются на полу, ваза с цветами — в осколках.
— Это что за цирк?! — крикнула я.
— Убираю лишнее, — фыркнула Лера. — А то, видишь ли, у тебя слишком стерильно.
Я почувствовала, что трясусь от злости.
— Лера, собирай вещи. Сейчас же.
— Ага, щас, — усмехнулась она. — Ты меня силой потащишь?
— Если надо — да.
— Ну так зови своих ментов, посмотрим, что они скажут.
Через два часа приехали родители.
Мама — с лицом прокурора, папа — молча, но с таким видом, будто я — преступница.
— Кать, ты что устроила? — начала мама с порога. — Лера плачет, говорит, ты её выгоняешь!
— Мама, она устроила погром! Посмотрите, что тут! — я показала на зал.
— Ну подумаешь, шторы порвались, — махнула мама рукой. — Это же не повод сестру из дома выкидывать!
— Из моего дома, — поправила я.
— Ой, началось… — мама закатила глаза. — Всё из-за этой бумажки!
— А из-за чего ещё? — вмешался папа. — Квартира же бабушкина, по совести надо делить.
Я поняла: они приехали не помочь, а надавить на меня.
— Так, слушайте меня внимательно, — я встала посреди комнаты. — Это моя квартира. По закону. Я продаю её. Лера уезжает. Сегодня.
— Не уеду! — крикнула Лера, стоя за спиной мамы. — Я здесь живу и буду жить!
— Лера, либо ты сама собираешь вещи, либо я вызываю полицию, и они выносят тебя.
— Попробуй! — она шагнула вперёд, глаза блестят от злости. — Я тогда расскажу, как ты у бабушки квартиру выманила!
— Хватит! — я уже кричала. — Чемодан. Вещи. Дверь.
Мама схватила меня за руку:
— Кать, да что с тобой стало? Ты же не была такой жестокой…
— Мам, я просто перестала быть дурой.
Я взяла Лерин чемодан, накидала туда всё, что лежало на её кровати, и выкатила в коридор.
— Вон.
Она стояла, бледная, но всё ещё упёртая:
— Я тебе этого не прощу.
— А я тебе — того, что ты сделала с моим домом.
Полицию я вызвала. Приехали двое молодых, вежливо, но жёстко попросили Леру выйти. Она устроила сцену, кричала, что её «выселяют на улицу», но в итоге её увели под руки.
Мама плакала, папа молчал. Я закрыла дверь и впервые за долгие месяцы вдохнула свободно.
Через неделю я продала квартиру. Купила себе новую, маленькую, но уютную.
Родители пару месяцев со мной почти не общались. Лера переехала к маме, там тоже скандалы, но это уже не моя война.
И знаете, что я поняла? Иногда, чтобы спасти свою жизнь и нервы, надо быть «жестокой». Потому что никто, кроме тебя, их не спасёт.
Прошёл почти год.
Я жила в своей новой квартире, в тишине и порядке. Без чужих вещей на полу, без криков по телефону, без грохота в три часа ночи.
Иногда было странно — слишком тихо. Но я быстро поняла, что эта тишина — лучшее, что со мной случалось.
С Лерой мы не общались. Мама иногда звонила, в разговорах осторожно намекала:
— Лерке бы неплохо работу найти…
Я слушала и молчала. Больше меня в это болото не затянешь.
И вот, в начале весны, я случайно встретила её на улице.
Она стояла у остановки, в длинном сером пальто, с какими-то пакетами в руках. Увидела меня и замерла.
— Привет, — сказала я, не зная, улыбнуться или нет.
— Привет, — она смотрела с осторожностью, как будто я могла кинуться с кулаками.
— Как ты? — спросила я.
— Нормально, — коротко. — У мамы живу. Работаю в магазине.
Мы помолчали. Я хотела спросить, жалеет ли она о том, что было, но передумала.
— Лера, — только и сказала я, — я надеюсь, ты поймёшь, что тогда… я не могла иначе.
— Может, — тихо ответила она.
В её голосе не было злости.
Автобус подъехал, она поднялась по ступенькам, даже не обернувшись.
Я осталась стоять, глядя ей вслед.
Мы так и не помирились. Но, возможно, это и не нужно.
Иногда единственный способ сохранить семью — это держать дистанцию.
И я держала.
