— Тома, вы сегодня прекрасно выглядите, — Игорь улыбнулся, и Тамара Викторовна почувствовала, как краснеет, словно девчонка. В свои шестьдесят три она думала, что все эти глупости давно позади.
— Что вы, доктор, какая там прекрасно… — она отвела глаза, теребя край платка.
— Зачем же так себя недооценивать? Вы красивая женщина в самом расцвете сил.
Расцвет сил. Тамара Викторовна чуть не рассмеялась. Какой там расцвет — давление скачет, суставы ноют, да и морщин столько, что никаким кремом не замажешь. Но когда Игорь так смотрел — внимательно, заинтересованно — она и правда чувствовала себя молодой.
Дома Петр Иванович сидел перед телевизором. Даже не повернулся, когда она вошла.
— Где шлялась? — буркнул он, не отрываясь от экрана.
— В поликлинике была. Давление проверяла.
— Два часа давление проверяла?
Тамара Викторовна промолчала. Что ему объяснять? Что после приема они с доктором полчаса разговаривали в его кабинете? Что он расспрашивал про ее жизнь, интересовался, чем она увлекается? Что впервые за много лет кто-то смотрел на нее не как на бесплатную прислугу, а как на женщину?
Лежа в кровати, Тамара Викторовна думала об Игоре. Ему пятьдесят три, он вдовец, дети взрослые, живут отдельно. Рассказывал про свою дачу, про то, как любит возиться в саду. «Вот бы вам показать мои розы, Тома. Такая красота!»
А что, если… Нет, глупости. Она замужем. Сорок лет как замужем. Верная жена, хорошая мать. Вырастила двоих детей, дождалась внуков. Все как положено, все правильно.
Только вот счастливой она себя не помнила. Даже в молодости, когда Петр еще дарил цветы и говорил комплименты, она чувствовала — что-то не то. Будто играет роль в чужой пьесе. Вот и доигралась до пенсии.
Следующий прием был через неделю. Тамара Викторовна специально надела новое платье — синее, с белым воротничком. Петр даже не заметил.
— Тома! — Игорь встретил ее в коридоре. — Как хорошо, что вы пришли. Я тут подумал… Может, кофе выпьем после приема? Тут рядом хорошее кафе открылось.
Сердце екнуло. Кофе. Просто кофе. Ничего такого. Два взрослых человека могут выпить кофе.
— Я… мне нужно домой. Муж ждет.
— Понимаю, — Игорь кивнул, но в глазах мелькнуло разочарование. — Может, в другой раз?
— В другой раз, — выдохнула она.
Но другой раз наступил в тот же день. Выйдя из поликлиники, Тамара Викторовна вдруг развернулась и вернулась. Игорь как раз заканчивал прием.
— Передумали? — улыбнулся он.
— Передумала.
В кафе было уютно. Играла тихая музыка, пахло кофе и выпечкой. Тамара Викторовна сидела напротив Игоря и не могла поверить, что это происходит с ней. Когда она в последний раз сидела в кафе?
— Расскажите о себе, — попросил Игорь.
— Да что рассказывать? Обычная жизнь. Замуж вышла в двадцать три, родила двоих. Работала в библиотеке до пенсии. Теперь вот дома сижу.
— А мечты? Увлечения?
Тамара Викторовна растерялась. Мечты? Какие мечты в ее возрасте?
— Я в молодости рисовать любила, — вдруг призналась она. — Даже в художественный кружок ходила. Но потом замуж вышла, дети пошли… Некогда стало.
— А сейчас? Дети же выросли.
— Сейчас… — она пожала плечами. — Поздно уже.
— Никогда не поздно, Тома. Знаете, у меня есть знакомая художница, она в семьдесят начала рисовать. Сейчас выставки устраивает.
Они просидели два часа. Говорили обо всем — о книгах, о фильмах, о путешествиях, которых у Тамары Викторовны почти не было. Игорь рассказывал про свои поездки, показывал фотографии на телефоне. Италия, Франция, Греция…
— Я только в Сочи была, — смущенно призналась Тамара Викторовна. — И в Крым, когда маленькая была.
— Поедемте со мной в следующий раз, — вдруг сказал Игорь.
Она подняла на него глаза. Он смотрел серьезно, без тени улыбки.
— Игорь, я замужем.
— Знаю. Но разве это делает вас счастливой?
Домой Тамара Викторовна вернулась в седьмом часу. Петр устроил скандал — где шлялась, ужина нет, рубашки не глажены. Она слушала его крики и думала о том, как Игорь помог ей надеть пальто, как придержал дверь, как улыбнулся на прощание.
— Слушаешь ты меня вообще? — рявкнул муж.
— Слушаю.
— И что скажешь?
— Ничего. Устала я, Петя. Спать пойду.
Он еще что-то кричал вслед, но она уже не слушала.
Встречи в кафе стали регулярными. Раз в неделю, после приема. Тамара Викторовна говорила мужу, что ходит к подруге. Петр не особо интересовался — лишь бы ужин был готов.
С каждой встречей становилось все труднее. Игорь не скрывал своих чувств, да и она… Господи, да что с ней происходит? В ее возрасте влюбляться как девчонка!
Но она влюбилась. По-настоящему, отчаянно, безнадежно. Ловила себя на том, что думает об Игоре постоянно. Готовя борщ — что бы он сказал, вкусно ли? Гладя рубашки Петра — а какие рубашки носит Игорь? Засыпая рядом с храпящим мужем — а как было бы засыпать рядом с Игорем?
Соседка Валентина как-то сказала:
— Тамара, ты что, помолодела? Вся светишься!
— Да что ты, какое там помолодела, — отмахнулась Тамара Викторовна, но про себя улыбнулась.
Она и правда изменилась. Начала следить за собой, купила новую помаду, даже в парикмахерскую сходила — первый раз за два года. Петр, конечно, ничего не замечал. Зато Игорь…
— Тома, вы сегодня особенно прекрасны, — сказал он на очередной встрече.
— Перестань, — она смутилась. — Что прекрасного в старухе?
— Вы не старуха. Вы женщина в самом расцвете. Красивая, умная, интересная. Жаль, что вы сами этого не видите.
В тот день он взял ее за руку. Просто взял и держал, пока они пили кофе. Тамара Викторовна чувствовала жар его ладони и понимала — еще немного, и она не сможет остановиться.
Переломный момент наступил через месяц. Игорь пригласил ее к себе — посмотреть картины, которые он коллекционировал. Тамара Викторовна знала, чем это может закончиться. И все равно пошла.
Квартира у него была небольшая, но уютная. Книги, картины, цветы на подоконниках. Так непохоже на ее дом, где все функционально и безлико.
— Хотите вина? — спросил Игорь.
— Давай на ты, — вдруг сказала она. — Мы же не дети.
— Давай, — улыбнулся он.
Вино было терпким, вкусным. Они сидели на диване, близко-близко. Игорь рассказывал про картины, но Тамара не слушала. Она смотрела на его руки, на седину в висках, на морщинки у глаз.
— Тома, — вдруг сказал он. — Я должен тебе кое-что сказать.
Сердце ухнуло вниз.
— Я люблю тебя. Понимаю, что это безумие, что ты замужем, что у нас обоих взрослые дети. Но я ничего не могу с собой поделать.
— Игорь…
— Не говори ничего. Просто знай.
И он поцеловал ее. Осторожно, бережно, словно боялся спугнуть. Тамара Викторовна закрыла глаза и ответила на поцелуй.
Потом было то, чего не должно было быть. То, за что она всю жизнь осуждала других женщин. Измена. Предательство. Падение.
Но почему же ей было так хорошо? Почему она чувствовала себя живой?
Домой она вернулась поздно. Петр уже спал. Тамара Викторовна стояла в ванной, смотрела на себя в зеркало и не узнавала. Глаза блестят, щеки горят, губы припухли от поцелуев. Господи, что она наделала?
Но жалости не было. Только странное чувство освобождения. Словно сбросила тяжелый груз, который тащила всю жизнь.
— Мам, ты какая-то странная в последнее время, — сказала дочь Лена, зайдя в гости. — Все нормально?
— Все хорошо, доченька.
— А с папой как?
— Как обычно.
Лена внимательно посмотрела на мать.
— Мам, ты что, влюбилась?
Тамара Викторовна вздрогнула.
— С чего ты взяла?
— Да вся светишься! Глаза горят, улыбаешься постоянно. Мам, только не говори папе, ладно? Он же с ума сойдет.
— Лена!
— Мам, я не осуждаю. Правда. Ты всю жизнь для других жила — для нас, для папы, для внуков. Может, хоть сейчас для себя поживешь?
Тамара Викторовна смотрела на дочь и не верила своим ушам.
— Ты… ты не считаешь меня плохой?
— Мамочка, — Лена обняла ее. — Ты самая лучшая. И ты заслуживаешь быть счастливой. Папа… папа тебя не ценит. Мы с Димкой это давно поняли. Так что если у тебя кто-то появился… Только осторожнее, ладно?
После ухода дочери Тамара Викторовна долго сидела на кухне. Думала. Ей шестьдесят три. По меркам современной жизни — не так уж много. Можно прожить еще двадцать лет. Двадцать лет с Петром, который не замечает ее существования? Или…
Телефон пиликнул. Сообщение от Игоря: «Думаю о тебе. Жду встречи.»
Она улыбнулась и написала в ответ: «Я тоже.»
Прошло три месяца. Три месяца тайных встреч, украденных часов счастья, лжи и полуправды. Тамара Викторовна устала. Не от встреч с Игорем — они давали ей силы. А от двойной жизни.
Петр стал подозрительным. Проверял телефон, спрашивал, куда ходила, с кем встречалась. Однажды даже проследил — хорошо, что в тот день она действительно была у подруги.
— Совсем с ума сошел на старости лет, — ворчала соседка Валентина. — Ревнует небось!
Ревнует. Сорок лет не замечал, а тут вдруг заревновал.
— Тома, так больше не может продолжаться, — сказал Игорь на очередной встрече. — Уходи от него.
— Куда я пойду? У нас квартира общая, дети…
— Дети взрослые, они поймут. А жить можно у меня. Или снимем что-нибудь. Тома, нам осталось не так много времени. Неужели ты хочешь провести его во лжи?
Она молчала. Игорь был прав, но… Сорок лет брака. Как это все перечеркнуть?
— Подумай, — сказал он. — Я буду ждать.
Дома Петр встретил ее с бутылкой в руке.
— А, явилась! — он был пьян. — Где шлялась, блудная?
Тамара Викторовна замерла. Он никогда не называл ее так.
— Петя, ты пьян. Иди спать.
— Не указывай мне! — он схватил ее за руку. — Думаешь, я не знаю? Думаешь, я слепой? Завела себе хахаля!
— Пусти!
— А что, правда глаза колет? — он тряс ее. — Сорок лет прожили, детей вырастили, а ты…
— А я что? — вдруг взорвалась Тамара Викторовна. — Что я, Петя? Сорок лет тебе служила! Стирала, готовила, убирала! Сорок лет ты не сказал мне ни одного доброго слова! Не помнишь, когда в последний раз цветы дарил? Не помнишь! А я помню — десять лет назад, на юбилей, и то потому что Ленка напомнила!
— Так тебе цветов не хватало? — он усмехнулся. — В твоем возрасте цветов захотелось?
— В моем возрасте я захотела, чтобы меня любили! Чтобы замечали! Чтобы интересовались, как я живу, что чувствую!
— Вот и вали к своему хахалю!
— И уйду! — выкрикнула она.
Повисла тишина. Петр смотрел на нее отрезвевшими глазами.
— Ты серьезно?
— Серьезно.
Он сел на стул, вдруг став маленьким и жалким.
— Тома, ну что ты? Мы же столько лет вместе. Ну да, может, я не самый лучший муж. Но мы же семья!
— Были семьей, — тихо сказала она. — А стали двумя чужими людьми под одной крышей.
Развод дался тяжело. Петр не хотел отпускать — не из любви, а из принципа. Дети, как ни странно, поддержали мать.
— Мам, мы давно ждали, когда ты это сделаешь, — признался сын Дима. — Честно, не понимаю, как ты столько лет терпела.
Квартиру поделили — Тамара Викторовна получила свою долю деньгами. Небольшую, но достаточную, чтобы снять жилье.
Игорь предлагал переехать к нему, но она отказалась.
— Мне нужно сначала научиться жить одной. Понять, кто я.
— Я понимаю, — он поцеловал ее. — Я подожду.
Первые недели были странными. Тамара Викторовна просыпалась и не знала, что делать. Некому готовить завтрак, не надо гладить рубашки. Свобода пугала и пьянила одновременно.
Она записалась в художественную студию для взрослых. Купила краски, кисти, мольберт. Первые работы были ужасными, но ей было все равно. Она рисовала.
Игорь приходил по вечерам. Они пили чай, разговаривали, смеялись. Иногда он оставался на ночь. Тамара Викторовна все еще смущалась, но с каждым разом все меньше.
Соседки шептались за спиной — мол, на старости лет с ума сошла, молодого любовника завела. Десять лет разницы казались им пропастью. Тамара Викторовна не обращала внимания. Впервые в жизни ей было плевать на мнение окружающих.
— Знаешь, что самое странное? — сказала она Игорю как-то вечером. — Я всю жизнь считала себя порядочной женщиной. Осуждала тех, кто изменяет, кто разводится. А оказалось, что я такая же.
— Не такая же, — возразил Игорь. — Ты просто человек, который имеет право на счастье.
— В шестьдесят три года?
— В любом возрасте.
Через полгода они поженились. Тихо, без пышного торжества. Только самые близкие. Дети Тамары Викторовны пришли, дети Игоря тоже. Было неловко, но радостно.
Петр женился через год на женщине из соседнего подъезда. Той самой Валентине, которая когда-то заметила, что Тамара Викторовна помолодела. Ирония судьбы.
Прошло два года. Тамара Викторовна стояла на вернисаже своей первой персональной выставки. Маленькая галерея, всего двадцать работ, но ее работ.
— Я горжусь тобой, — шепнул Игорь, обнимая ее.
— Я сама собой горжусь, — улыбнулась она.
И это была правда. В шестьдесят пять она наконец-то стала собой. Не образцовой женой, не жертвенной матерью, а просто Томой. Художницей, любимой женщиной, счастливым человеком.
Иногда она думала о прошлом. О сорока годах, прожитых по инерции. Жалела ли она? И да, и нет. Если бы не те годы, не было бы детей, внуков. Не было бы опыта, который привел ее к Игорю.
Но главное — она больше не осуждала других женщин. Тех, кто решался на измену, на развод, на новую любовь в немолодом возрасте. Она понимала их. Потому что знала — иногда, чтобы стать счастливой, нужно перестать быть правильной.
Падшая женщина? Пусть так. Зато живая.
