Меня зовут Лена, и я думала, что знаю, что такое материнство. До тех пор, пока в мою жизнь не вошла свекровь.
Восемь лет назад я вышла замуж за Дениса. Обычный программист с мягким характером и добрыми глазами. Его мама Галина Петровна тогда показалась мне строгой, но справедливой женщиной. «Главное, чтобы Дениса любила», — говорила она, пожимая мне руку после знакомства.
Как же я ошибалась.
Проблемы начались сразу после рождения сына Саши. Галина Петровна появлялась у нас каждый день в десять утра, словно на работу шла. Входила без звонка — у неё был запасной ключ, который Денис дал «на всякий случай».
— Лена, что это за бардак? — первым делом оценивала она обстановку, морща нос. — Ребёнку нужна стерильность, а у тебя тут…
Она обводила взглядом нашу небольшую двушку, где на диване лежали неубранные детские вещи, а на столе стояли немытые чашки. После бессонной ночи с коликами у малыша я просто не успевала всё убирать.
— Мам, ну что ты, — робко заступался Денис. — Лена же устаёт с ребёнком.
— Устаёт? — Галина Петровна фыркала. — А я что, на курорте была, когда тебя растила? И ничего, справлялась. А эта…
«Эта» — это было про меня. Я стала «этой» с момента появления внука.
Саше исполнилось полгода, когда свекровь решила взять моё материнство под полный контроль.
— Почему он такой худой? — спрашивала она, щупая ручки сына. — Молока, видать, не хватает. Нужно докармливать смесью.
— Педиатр сказал, что всё в норме, — отвечала я.
— Педиатр! — махала она рукой. — У меня четверо детей выросло, я лучше знаю.
Четверо. Этот козырь она доставала каждый раз, когда я пыталась возражать. У неё был жизненный опыт и практика, а у меня — всего лишь материнское сердце и куча прочитанных книг по воспитанию.
Когда Саше исполнился год, а я забеременела Машей, критика усилилась.
— С одним справиться не можешь, а второго заводишь, — бурчала Галина Петровна, наблюдая, как я пытаюсь одновременно покормить сына и приготовить обед. — Нормальная мать сначала одного на ноги поставит.
После рождения Маши свекровь окончательно объявила меня несостоятельной.
— Двое детей, а квартира как после бомбёжки, — констатировала она, входя в прихожую, где валялись детские ботинки и коляска занимала половину пространства. — Дети голодные, грязные…
— Мама, — Денис попытался заступиться, — дети не голодные. Только пообедали.
— Макарошки с сосиской — это не обед, — отрезала она. — Где борщ? Где котлеты? Я своим в этом возрасте уже полноценные обеды готовила.
Я молчала. Потому что после ночи, когда Маша просыпалась каждые два часа, а Саша в четыре утра решил, что пора играть, у меня едва хватало сил разогреть что-то быстрое. Макароны с сосисками казались мне кулинарным триумфом.
— И почему они так одеты? — продолжала инспекцию свекровь. — На Саше штаны в пятнах, у Маши колготки сползли.
Саша действительно умудрился испачкать штаны краской во время утреннего рисования, а четырёхлетняя Маша категорически отказывалась от помощи с колготками, заявляя: «Я сама!». Результат был предсказуем.
— Галина Петровна, — попробовала я объяснить, — дети играли, рисовали…
— Играли! — она всплеснула руками. — А кто за ними следить должен? Нормальная мать не позволила бы ребёнку так выглядеть. Что люди подумают?
Люди. Этот аргумент был её любимым. Что подумают соседи, воспитатели в садике, случайные прохожие на улице. Будто вся моя жизнь должна была крутиться вокруг чужого мнения.
— Мам, ну что ты к Лене придираешься? — иногда заступался муж. — Она хорошая мать.
— Хорошая? — свекровь смотрела на него так, словно он сказал, что дважды два — пять. — Денис, очнись. Посмотри на свой дом, на своих детей. Это хорошее воспитание?
И Денис замолкал. Потому что действительно — дом не блестел чистотой, дети не ходили в выглаженных рубашечках, а я не успевала каждый день варить борщи и жарить котлеты.
*
Постепенно я начала сомневаться в себе. Может, она права? Может, я действительно плохая мать? Другие женщины ведь справляются как-то…
Я стала больше убираться, больше готовить, больше следить за внешним видом детей. Но этого всё равно было мало.
— Опять макароны? — морщилась свекровь, заглянув в кастрюлю. — Детям нужно разнообразие.
— Саша в пятнах пришёл из садика, — заявляла она, будто это была моя вина.
— Маша капризничает — ты не справляешься.
Дети действительно стали капризными. Они чувствовали напряжение, мою неуверенность, постоянную критику бабушки. Саша начал плакать по любому поводу, Маша стала упрямой и непослушной.
— Видишь? — торжествующе констатировала Галина Петровна. — Нервные дети. Это всё от плохого воспитания.
Замкнутый круг. Чем больше она критиковала, тем больше я нервничала. Чем больше я нервничала, тем хуже вели себя дети. Чем хуже вели себя дети, тем больше поводов для критики у неё появлялось.
А Денис… Денис старался держаться в стороне. Не хотел расстраивать маму, не хотел ссориться со мной. Выбрал позицию нейтралитета, которая на деле означала, что он молчаливо поддерживает свою мать.
— Мама же добра желает, — говорил он, когда я пыталась пожаловаться. — Она переживает за внуков.
Переживает. Конечно. А то, что я каждый вечер засыпала с чувством вины и собственной несостоятельности, его не волновало.
*
Переломный момент случился в день, когда Маше исполнилось четыре года.
Я готовилась к детскому празднику уже неделю. Заказала торт, купила шарики, придумала развлечения. Пригласила несколько семей из садика — хотела, чтобы у дочки был настоящий день рождения.
Утром четвёртого ноября я встала в семь, чтобы всё успеть. Украсила комнату, накрыла стол, нарядила именинницу в новое платье. К одиннадцати всё было готово, оставалось только дождаться гостей.
В половине одиннадцатого в дверь позвонили. Я радостно бросилась открывать, думая, что это первые гости. На пороге стояла Галина Петровна с каменным лицом.
— Что тут происходит? — спросила она, оглядывая праздничную обстановку.
— День рождения у Маши, — ответила я. — Мы же говорили…
— Говорили, — кивнула она и прошла в комнату. — И вот что получается.
Она по привычке начала методично комментировать всё, что я приготовила.
— Торт покупной. Нормальная мать сама бы испекла.
— Салат «Оливье» — слишком много майонеза. Детям вредно.
— Сок в пакетах — одна химия. Надо было компот сварить.
— Шарики кривые какие-то. Кто так украшает?
С каждой фразой моё праздничное настроение таяло. Маша, услышав бабушкину критику, тоже приуныла.
— Бабушка, а почему ты сердитая? — спросила она. — У меня же день рождения.
— Потому что мама твоя не умеет праздники организовывать, — ответила Галина Петровна. — Вон, посмотри, какой бардак кругом.
Бардак. В комнате, которую я убирала до блеска. В доме, где каждая мелочь была продумана для детского праздника.
В этот момент в дверь снова позвонили. На этот раз действительно пришли гости — семья с мальчиком из Машиного садика.
— Ой, как красиво! — воскликнула мама мальчика, входя в комнату. — Маша, поздравляю с днём рождения!
Но праздничная атмосфера была испорчена. Галина Петровна продолжала комментировать каждую мою попытку развеселить детей.
— Не так игру проводишь.
— Музыка слишком громкая.
— Дети перевозбудятся.
Когда гости ушли, я пошла убирать остатки праздничной атмосферы, хотя сил у меня почти не было. Маша плакала, потому что праздник не совсем удался. Саша капризничал, потому что устал от напряжённой атмосферы.
— Ну что, довольна? — спросила свекровь, наблюдая за разгромом. — Видишь, до чего довела детей? Маша плачет, Саша истерит. Вот что бывает, когда мать не умеет праздник организовать.
И на этой фразе закончилось моё терпение.
Я подняла голову и впервые за восемь лет внимательно посмотрела на свекровь. Увидела самодовольную улыбку на её лице. Она наслаждалась моим унижением. Ей нравилось ломать меня, доказывать мою несостоятельность.
— Знаете что, Галина Петровна, — сказала я неожиданно спокойным голосом. — Вы правы.
Она удивлённо подняла брови.
— Я действительно плохая мать, — продолжала я. — И раз уж вы так долго мне об этом говорите, может, пора это наконец продемонстрировать?
— Что ты имеешь в виду? — настороженно спросила она.
— А то, что сейчас вы увидите, как выглядит по-настоящему плохое материнство. Хотите посмотреть?
В её глазах мелькнула тревога, но отступать было поздно.
— Дети! — позвала я Сашу и Машу. — Идите сюда. Мама сейчас покажет бабушке, какая она плохая.
Саша и Маша подошли, вытирая слёзы. Они не понимали, что происходит, но почувствовали перемену в моём настроении.
— Итак, — начала я своё представление, — плохие матери кормят детей вредной едой. Саша, Маша, хотите чипсов на ужин?
Дети переглянулись и неуверенно кивнули.
Я пошла на кухню и достала из верхнего шкафчика пачку чипсов, которую прятала для особых случаев. Высыпала их в большую миску и поставила на стол.
— Угощайтесь, — сказала я. — И запивать будем колой. Плохие матери не следят за здоровьем детей.
— Лена, ты что творишь? — возмутилась свекровь.
— Показываю, какая я плохая мать, — невозмутимо ответила я. — Вы же этого хотели?
Дети с восторгом набросились на чипсы. Для них это было невероятное приключение — мама никогда не разрешала есть «вредности» просто так.
— Теперь, — продолжала я, — плохие матери не следят за временем у экрана. Саша, включай мультики на полную громкость! Если хотите — смотрите до утра!
Саша радостно схватил пульт и включил телевизор. Звук взревел на всю квартиру.
— Лена! — попыталась остановить меня свекровь. — Прекрати немедленно!
— Ещё, — невозмутимо продолжала я, — плохие матери не следят за порядком. Дети, хотите попрыгать на кровати в уличной обуви? Сегодня можно всё!
Глаза детей загорелись. Это было что-то из разряда невозможного — мама всегда строго следила, чтобы они разувались в прихожей.
Мы прошли в спальню. Я достала из шкафа их сапожки и помогла обуться.
— Прыгайте! — скомандовала я. — Плохие матери не берегут мебель.
Саша и Маша с визгами восторга запрыгнули на мою кровать и начали скакать. Грязные следы оставались на белом постельном белье.
— Ты с ума сошла! — кричала Галина Петровна. — Остановись сейчас же!
— Но это ещё не всё, — ответила я. — Плохие матери не учат детей беречь вещи. Дети, хотите порисовать на стенах?
Я принесла фломастеры и протянула их детям.
— Рисуйте где хотите, — сказала я. — На обоях, на мебели, где угодно.
Маша взяла красный фломастер и нарисовала большое сердечко на стене около своей кровати.
— Мама, можно правда? — неуверенно спросил Саша.
— Конечно, сынок. Плохие матери разрешают всё.
К этому моменту свекровь была в состоянии, близком к панике.
— Лена, я не это имела в виду! — кричала она. — Прекрати сейчас же! Ты действительно сошла с ума!
— А что такого? — спокойно спросила я. — Вы восемь лет говорили мне, что я плохая мать. Вот вам доказательство. Это и есть плохое материнство.
Дети продолжали резвиться. Саша рисовал машинки на шкафу, Маша допила колу и теперь прыгала на диване с громкими криками. В комнате стоял оглушительный шум от мультиков.
— Ещё, — продолжила я, — плохие матери не контролируют режим дня. Дети, кто хочет не спать до полуночи?
— Я! Я! — закричали они в унисон.
— И не чистить зубы?
— Да!!!
— И не мыться?
— Ура!!!
Свекровь схватилась за сердце.
— Лена, умоляю, остановись! Я поняла! Ты не плохая мать!
— Не плохая? — удивилась я. — Но вы же сами говорили… Каждый день. Восемь лет подряд. Или вы передумали?
В этот момент в квартиру вошёл Денис. Он услышал шум ещё на лестнице и бежал наверх, думая, что случилось что-то страшное.
— Что здесь происходит? — растерянно спросил он, оглядывая хаос.
На кровати скакали дети в грязных сапогах. По стенам были размазаны следы фломастеров. На полу валялись пустые пачки от чипсов. Из телевизора орали мультяшные персонажи. А его мать сидела на стуле с лицом, белым как мел.
— Я показываю маме, какая я плохая мать, — объяснила я. — Она же этого хотела.
— Лена, — начал Денис.
— Не «Лена», — перебила я. — Восемь лет твоя мать говорила мне, что я не умею воспитывать детей. Что я их плохо кормлю, одеваю, развлекаю. Вот я и решила ей показать, как это выглядит на самом деле.
Я обвела рукой комнату.
— Плохие матери кормят детей чипсами вместо борща. Разрешают рисовать на обоях. Не следят за режимом дня. Не контролируют время у экрана. Именно этого хотела твоя мать?
Галина Петровна тихо всхлипнула.
— Я… я не это имела в виду, — прошептала она.
— А что вы имели в виду? — спросила я, присев на корточки рядом с ней. — Когда говорили, что макароны с сосиской — это не еда? Когда ругали за пятна на детской одежде? Когда заявляли, что нормальная мать не позволила бы ребёнку так выглядеть?
Она молчала, не поднимая глаз.
— Дети, — позвала я, — хватит безобразничать. Пойдёмте всё убирать.
— Не хочу убирать! — закапризничал Саша. — Ты сама сказала, что плохие матери не заставляют убираться!
— А теперь я говорю другое, — твёрдо ответила я. — Потому что я не плохая мать. Я самая обычная мама, которая любит своих детей и делает всё, что может.
Саша и Маша, почувствовав перемену в моём тоне, послушно пошли за мной. Мы стёрли рисунки со стен ( не все, но некоторые удалось смыть), убрали мусор, переодели постельное бельё.
— Мам, а почему ты так странно себя вела? — спросила Маша, когда мы мыли руки в ванной.
— Хотела показать бабушке разницу между обычной мамой и действительно плохой, — объяснила я. — Понимаешь, иногда людям нужно увидеть крайность, чтобы оценить норму.
Когда мы вернулись в комнату, Галина Петровна всё ещё сидела на том же месте. Денис стоял рядом, растерянно переминаясь с ноги на ногу.
— Галина Петровна, — обратилась я к свекрови, — теперь вы видите разницу?
Она кивнула, не поднимая головы.
— Когда я кормлю детей макаронами с сосиской после тяжёлого дня — это нормальное материнство. Когда позволяю им испачкаться во время игр — это тоже нормально. Дети должны играть, исследовать мир, а не ходить как манекены.
Я присела рядом с ней.
— А то, что вы видели сегодня — чипсы, рисование на стенах, полный хаос — вот это плохое материнство. И знаете что? Мои дети были счастливы всего полчаса. Потом им стало не по себе. Потому что они привыкли к нормальным правилам, к заботе, к порядку.
Галина Петровна наконец подняла глаза.
— Лена, я… — начала она.
— Вы восемь лет разрушали мою уверенность в себе, — не дала ей закончить я. — Заставляли сомневаться в каждом решении. Дети это чувствовали и нервничали. А вы говорили, что это от плохого воспитания.
— Я не хотела… — слабо возразила она.
— Хотели. Потому что вам нравилось чувствовать себя лучше, умнее, опытнее. За мой счёт.
Денис наконец заговорил:
— Лена, прости. Я должен был объяснить маме.
— Должен был, — согласилась я. — Но никогда не поздно начать.
Галина Петровна встала с кресла.
— Можно я скажу? — тихо спросила она.
Я кивнула.
— Ты… ты действительно хорошая мать, — с трудом выговорила она. — Я видела сегодня, как дети тебя слушаются. Как они тебе доверяют. Как ты с ними разговариваешь…
Она помолчала.
— Может, я… может, я завидовала, — призналась она. — В моё время было по-другому. Строже. Мы не играли с детьми, не объясняли им всё. И с нами в детстве никто не играл. А ты… ты с ними так нежна, всё показываешь, объясняешь терпеливо.
— Я их мама, — добавила я. — Кто же ещё им будет объяснять.
*
После того дня что-то изменилось. Галина Петровна стала приходить реже. А когда приходила, старалась сначала найти что-то хорошее, а уже потом высказывать замечания.
— Ой, как вкусно пахнет! — говорила она, входя на кухню, где я готовила те же макароны с сосиской.
— Дети такие румяные, видно, что на воздухе гуляли, — отмечала она, хотя раньше обязательно нашла бы грязные пятна на куртках.
Денис тоже изменился. Теперь он не молчал, когда мать начинала критиковать, а спокойно говорил:
— Мам, Лена прекрасно справляется. Ты же сама видела.
И она замолкала.
А дети… Дети снова стали спокойными и весёлыми. Исчезло постоянное напряжение, тревожность. Саша перестал плакать по пустякам, Маша стала менее упрямой.
Иногда, когда свекровь начинает возвращаться к старым привычкам, я просто спрашиваю:
— Хотите, чтобы я снова стала плохой матерью?
И она сразу предпочитает завершить диалог.
Я ей показала, как выглядит действительно плохое материнство. И теперь она понимает, что макароны с сосиской, пятна на одежде и разбросанные игрушки — это не признак плохой матери.
Это признак живой семьи, где растут обычные дети под присмотром обычной, но любящей мамы.
И этого более чем достаточно.
