В юные годы пришлось поработать на одном из предприятий Сибири. Это были восьмидесятые — время, когда Советский Союз еще был «жив», но перестройка уже маячила на горизонте.
Взяли меня на работу в планово-производственный отдел, в котором было четыре человека вместе с начальником, я – пятая.
Начальник наш Николай Романович – лет пятидесяти, худощавый среднего роста, с сединой на висках, всегда в костюме и галстуке — симпатичный, интеллигентный мужчина. Справа от меня сидела Тамара Александровна, женщина примерно сорока пяти лет: пышнотелая, но фигуристая, довольно высокая, белокурая дама. Дальше, ближе к двери, стоял стол Семена Захаровича — щупленького, слегка сутулого, лысоватого, энергичного работника отдела. Энергичность его заключалась, пожалуй, в лишних движениях: то он передвигал на столе разные рабочие предметы, то перекладывал бумажки с места на место, а если надо было куда-то выйти, то резко поднимался с места и не шел, а почти бежал к двери — в общем, человек довольно импульсивный.
Ну, и еще один член коллектива – Анна Ивановна. Ее стол дальше всех от меня, но если по прямой, то как раз напротив. Больше всего меня привлек ее внешний вид: уж очень старомодно она была одета. Почти всегда черная или коричневая юбка и джемпер темно-синего цвета с воротничком, а по бокам карманчики — похожие кофты носила в то время моя бабушка. Волосы Анны Ивановны всегда гладко причесаны и строго прибраны в пучок, на лице никакой косметики. Ростом она была ниже среднего, полной ее не назовешь, но за счет широкой кости казалась мне довольно крупной женщиной, почему-то мне она напоминала шкаф, который с места не сдвинешь. Эмоций на ее лице – ноль, я ни разу не видела ее смеющейся. По возрасту – за пятьдесят.
Тамара Александровна, которая сидела почти рядом со мной, посвятила меня в конфликт между Анной Ивановной и Семеном Захаровичем. Между ними периодически возникали ссоры на идейной почве. Анна Ивановна была ярой «сталинисткой» и считала «отца всех народов» И.В. Сталина отличным руководителем государства. И, несмотря на то, что Сталина не было давно в живых, она бережно хранила память о нем: за ее спиной, на стене, висел маленький портрет вождя. Портрет был вырезан из газеты и уже успел пожелтеть, но Анна Ивановна и не думала его снимать.
А Семен Захарович считал Сталина, ну по меньшей мере, тираном. Вот на этой почве и возникали у них ссоры, в которых Семен Захарович был очень эмоционален и когда раскалялся, то кричал только одно: «Тиран».
Анна Ивановна смотрела на него ненавидящим взглядом и упрямо твердила, что благодаря Сталину мы выиграли войну и подняли производство. Тамара Александровна рассказала мне, как однажды Семен Захарович даже запустил в Анну Ивановну бумагами, правда они разлетелись по кабинету.
Николай Романович – начальник отдела – такие споры обычно пресекал. Но изредка высказывал свое мнение: спокойно, интеллигентно, аргументировано. Анна Ивановна спорить с начальником не решалась, даже если мнение Николая Романовича шло вразрез с ее мнением, она поджимала губы и молчала.
Узнав, какие баталии разгораются в нашем отделе, как словесно сражаются мои коллеги, не думала, что и мне придется быть свидетелем подобной ссоры. И такой случай представился.
Но сначала краткая предыстория скандала.
На этом же предприятии в отделе кадров работала двадцативосьмилетняя Ольга Константиновна, за которой ухаживал Николай Романович. Он хоть и старался скрыть свою симпатию, но об этом знали все. Ольга Константиновна была разведена, и здесь, на предприятии, познакомилась с Николаем Романовичем.
Лично меня в то время впечатлила разница в возрасте. Но если представить их рядом, то пара изумительная: оба элегантные, интеллигентные – они словно дополняли друг друга.
И вот как-то в отсутствие Николая Романовича, который уехал по работе, наш энергичный Семен Захарович вышел после обеда из кабинета на перерыв. Минут через десять влетел взъерошенный с круглыми сумасшедшими глазами и сходу заорал на Анну Ивановну:
— Я знаю: это ты накляузничала, доносчица!
Анна Ивановна, ничего не понимая, стала мрачной как туча.
— Ты что, рехнулся? – зарычала она.
— Вы посмотрите на нее, — продолжал Семен Захарович, обращаясь к нам, — накляузничала на Николая Романовича и сидит, как ни в чем не бывало.
— Что случилось? – грозно спросила Тамара Александровна.
— Нашего Николая Романовича, нашего золотого человека, справедливого, умного, отзывчивого теперь по разным «парткомам» затаскают, а может, и с работы снимут… а все потому, что жалоба на него поступила: якобы он, будучи женатым, с молодой сотрудницей гуляет.
— Что?! – Анна Ивановна, как гора, пошла на Семена Захаровича. — Ах ты стручок, да как ты смеешь обвинять меня в такой гадости? Чтобы я, да на кого-то кляузничала?! Да я свою биографию ничем подобным ни разу не запятнала!
— Ха! – Ехидно выкрикнул Семен Захарович. — Да тебя сам Сталин доносы писать учил, ты же ему до сих пор поклоняешься. – И Семен Захарович, совсем раздухарившись, выкрикнул: — Стукачка!
Мы все притихли. Анна Ивановна на несколько секунд «окаменела». Но тут же пришла в себя и кинулась с кулаками на своего обвинителя. Тамара Александровна взялась разнимать их.
— Так, товарищи, успокойтесь, разойдитесь, вы же не дети, в конце концов, — призывала она к порядку. Потом встала между ними, не допуская, рукоприкладства.
В тот день мы до самого вечера не могли успокоиться, Николай Романович так и не приехал. Тамара Александровна по секрету шепнула мне, что наш Николай Романович, оказывается, жил раньше в Ленинградской области и несколько лет назад был осужден за экономическое преступление. Сидел, правда, недолго, и потом устроился на это предприятие: умные люди везде нужны. И вот теперь, если, и правда, жалоба на него поступила, то несдобровать ему. В общем, расстроились мы по этому случаю.
Ситуация эта меня удручала, и на другой день я пришла на работу без настроения. И как же удивилась, когда застала Николая Романовича на своем месте в добром расположении духа.
Вскоре собрался весь отдел, все вопросительно молчали, но никто не решался спросить. После обеда Николай Романович вдруг объявил всем:
— Прошу минуточку внимания. Завтра, в пятницу, мы с Ольгой Константиновной расписываемся, поэтому задержитесь на работе на пятнадцать минут, отметим это дело.
Мы все переглянулись, никто ничего не понимал.
— Я догадываюсь, почему вы все в недоумении, — начал пояснять Николай Романович, — если вы имеете в виду ту кляузу, так забудьте, дело выеденного яйца не стоит. Все хорошо, донос не подтвердился.
Семен Захарович выдохнул первым, радостно схватил начальника за руку и стал по-дружески трясти его руку.
О том, кто все-таки написал грязный донос на нашего начальника, мы узнали через неделю благодаря Тамаре Александровне, были у нее свои связи с руководством.
Работал на том же предприятии начальником участка Борис Зиновьевич, сорокалетний здоровяк, румянощекий, веселый, про таких говорят: душа компании. Пробовал он приударить за Ольгой Константиновной, но она ему отказала. Вот и «состряпал» Борис Зиновьевич донос: якобы у женатого, немолодого Николая Романовича «история» с кадровичкой.
Но оказалось, что Николай Романович разведен. Кто-то говорил, что в Ленинградской области у него жена есть, а в каких он с ней отношениях, мы не знали. А на самом деле жена с ним развелась, как только его посадили: не захотела себе биографию портить. Так что человек он абсолютно свободный, просто личную жизнь свою напоказ не выставлял.
Когда наш отдел успокоился, Тамара Александровна обратилась к Семену Захаровичу:
— Вы не хотите извиниться перед Анной Ивановной? – спросила она.
Семен Захарович отвернулся и почесал затылок.
— Не нуждаюсь в его извинениях, — процедила сквозь зубы Анна Ивановна.
Семен Захарович помолчал еще с минуту, а потом все же извинился за беспочвенные обвинения: — Вы не стукачка, я был неправ, — сказал он, опустив глаза.
Есть такая поговорка: все тайное становится явным. А я хочу добавить: но не все явное является правдой. Семен Захарович был уверен в виновности Анны Ивановны, назвав ее «стукачкой», а на другого человека даже не подумал.
