Софья смотрела на мужа через толстое стекло двери своего кабинета. Андрей, как всегда, сидел, сгорбившись над какими-то бумагами, и хмурил лоб. Его фирма, скромное логистическое подразделение при её огромной сети салонов красоты, была для него всем.
Пятнадцать лет назад Софья сама взяла его на работу — тогда еще молодого, амбициозного специалиста. Он стал ее правой рукой, а потом и мужем. Она с теплотой вспомнила их первые годы: светские рауты, блеск фотовспышек, пьянящее чувство всемогущества.
Они были идеальной парой, образцом успеха. Ради этого идеального имиджа она пошла на страшную ложь, скрыв от него свою главную боль — бесплодие. Проще было изображать убежденную карьеристку, для которой дети — лишь помеха.
Годы шли, страсть угасла, уступив место привычке и взаимному уважению. И вот теперь она ждала его, чтобы поехать домой, а он опять задерживался, вечно что-то «переделывая» и «улучшая». Легкое раздражение кольнуло сердце. Их идеальный мир давно стал стеклянной стеной, через которую они лишь смотрели друг на друга.
***
В нескольких километрах от сияющих витрин салонов Софьи, в гуще городского рынка, где запахи специй смешивались с криками торговцев, на старом деревянном ящике сидела девочка. Её звали Полина, и ей было восемь лет. Худенькая, почти прозрачная, с торчащими, как птичьи крылья, лопатками и копной взъерошенных светлых волос.
Но главной в её облике были глаза — не по-детски серьезные, огромные, серого, как осеннее небо, цвета. Они впитывали всё вокруг с жадным любопытством. Даже для этого не самого благополучного района она выглядела слишком замарашкой.
Старенькое платье было в пятнах, а на щеке красовалась свежая царапина. Полина думала о «другой» семье. Той, которую она видела в фильмах. Где мама печет пироги, а не устраивает дома шумные пьянки с сомнительными гостями. Где пахнет чистотой и книгами, а не перегаром и дешевым табаком.
Идти домой было страшно. Мама, Мария, скорее всего, снова «отдыхала», и возвращение Полины могло вызвать лишь пьяное раздражение. Мысль что-нибудь украсть — горячий пирожок или яблоко — мелькала в голове, но тут же гасла. Она панически боялась полиции и того, что ее поймают. Лучше голодать, чем попасть в место, которое, как говорила мама, еще хуже, чем их дом. Хотя куда уж хуже, Полина не представляла.
***
Софья, устав ждать мужа, приняла спонтанное решение. Впервые за много лет она решила пройтись пешком. Сняв дорогие часы и оставив в офисе брендовую сумку, она хотела было одеться, но увидела, что на её бежевом пальто, висящем на вешалке, откуда-то взялось некрасивое чёрное пятно.
Вот досада! Она пригляделась к кожаной куртке Андрея, что висела рядом. Всё равно муж будет занят, она успеет прогуляться и вернуться. Накинув на плечи куртку мужа, которая была ей чуть велика, Софья вышла из офиса и смешалась с вечерней толпой. Ей захотелось чего-то настоящего, живого.
Рынок встретил её какофонией звуков и запахов. Она с удивлением разглядывала яркие развалы овощей, вдыхала аромат свежей выпечки, даже перекинулась парой слов с усатым продавцом зелени, который с восторгом расхваливал свою кинзу. Она улыбалась — искренне, без привычной светской натянутости.
Полина заметила эту женщину сразу. Она не была похожа на других. От неё веяло спокойствием, уверенностью и какой-то необъяснимой добротой. Никаких украшений, никакой надменности, только теплая, чуть уставшая улыбка.
Девочка замерла, провожая её взглядом. Внутри боролись два желания: подойти, попросить о помощи, просто заговорить — и страх, что её прогонят, как назойливую муху. Женщина прошла мимо, остановившись у лотка с домашним сыром.
Полина, сама не зная почему, сделала глубокий вдох и, стараясь быть как можно незаметнее, тенью скользнула за ней. Она шла в нескольких шагах позади, завороженная её грацией, её спокойным голосом, которым та расспрашивала продавщицу о твороге. В этой женщине было то, чего Полине так не хватало в её маленьком, страшном мире — свет.
У прилавка с сухофруктами, когда Софья неловко повернулась, из её кармана незаметно выскользнуло что-то. Мужское портмоне из тёмной кожи глухо шлепнулось на пыльный асфальт. Софья этого не заметила. А Полина — заметила.
Она замерла, сердце заколотилось как бешеное. Вот он, шанс. В таком кошельке наверняка есть деньги. Можно взять и убежать. Никто и не заметит в этой толпе. Она представила, как купит себе горячую сосиску в тесте и большой пакет сока. Секунды тянулись, как резина. Но внутренний голос, тихий, но настойчивый, шептал: «Это неправильно. Она добрая». Этот голос победил.
Полина подняла портмоне и, робея, шагнула к женщине.
— Извините… — тихо прошептала она. — У вас выпало.
Софья обернулась. Она с удивлением узнала девочку, которую видела пару минут назад, девчушка протягивала ей кошелёк Андрея. Ну да, она ведь надела его куртку! Софья взяла кошелек, машинально открыла его, чтобы достать купюру и отблагодарить ребенка, и застыла. Прямо на неё из-под прозрачного пластика смотрел Андрей.
Он счастливо улыбался, обнимая за плечи совсем молоденькую, незнакомую ей девушку. Мир качнулся. Это была не деловая встреча. Это было что-то личное, интимное. Злость, обида и боль смешались в тугой комок в горле. Она на миг прикрыла глаза, заставляя себя дышать. Не здесь. Не сейчас. Она подняла взгляд на Полину.
— Наверное, это ваше… — повторила девочка, испугавшись перемены в лице женщины.
Софья заставила себя улыбнуться.
— Да, моё. Спасибо тебе огромное.
Потрясенная до глубины души и одновременно восхищенная честностью этого грязного, испуганного ребенка, Софья приняла решение.
— Ты голодна? Пойдем, я угощу тебя чем-нибудь вкусным.
Они зашли в ближайшее кафе. Важный официант смерил Полину брезгливым взглядом, но, узнав в её спутнице Софью — владелицу заведения, — тут же расплылся в подобострастной улыбке.
— Софья Павловна, какой сюрприз! Вам как обычно?
— Нам столик у окна, — отрезала она. — И принесите два меню.
Усадив девочку, Софья первым делом позвонила помощнице:
— Лена, срочно подними все расходы по личной карте Андрея за последние три месяца. Кафе, подарки, цветы. Отчет мне на почту через пятнадцать минут.
Потом она повернулась к Полине. Её гнев на мужа сменился странной, почти материнской нежностью. Она отвела девочку в туалетную комнату, помогла отмыть руки и лицо, вытерла их бумажным полотенцем. За столом она мягко расспрашивала её, что бы та хотела съесть. Полина, никогда не видевшая такого меню, лишь растерянно хлопала глазами. Софья заказала куриный суп, пюре с котлетой и большой молочный коктейль.
— Ты сегодня ходила в школу? — спросила она, наблюдая, как жадно девочка ест.
— Нет. Мама забыла меня разбудить, — просто ответила Полина, и в этой простоте была вся трагедия её жизни.
Софья видела, что, несмотря на запущенность, девочка очень умна, говорит правильно и чисто. В её взгляде не было хитрости.
— Скажи честно, — вдруг прямо спросила Софья, глядя ей в глаза. — Почему ты не забрала кошелек себе?
Полина покраснела, но кивнула.
— Хотела. Но вы… вы так улыбались. Я не смогла.
В этот момент завибрировал телефон. Отчет пришел. Софья набрала номер мужа.
— Андрей, — её голос был холодным и острым, как скальпель. — У тебя есть двадцать минут, чтобы приехать в «Прагу» на рыночной площади. И если ты не хочешь, чтобы наш разговор стал достоянием всего города, будь один. Хотя нет. Возьми с собой ту девушку, чьё фото лежит у тебя в бумажнике.
Андрей появился ровно через двадцать пять минут. Он был бледен и взволнован. Рядом с ним, испуганно озираясь, шла та самая девушка с фотографии. Юная, лет восемнадцати, одетая просто, но со вкусом, она выглядела скорее напуганной студенткой, чем роковой любовницей.
Софья внутренне готовилась к самой уродливой сцене в своей жизни. Она уже прокручивала в голове фразы, которыми уничтожит его, сотрет в порошок за это предательство. Она сохраняла ледяное спокойствие, которое всегда спасало её в критических ситуациях.
— Соня, я… — начал Андрей, но она жестом его прервала.
— Не нужно. Я всё видела. Просто представь мне свою… спутницу.
Андрей глубоко вздохнул, посмотрел сначала на Софью, потом на девушку, и произнес слова, которые разрушили мир Софьи окончательно, но совсем не так, как она ожидала.
— Софья, познакомься. Это Анна. Моя дочь.
Воздух в кафе, казалось, застыл. Дочь? У Софьи потемнело в глазах. Шок был настолько сильным, что она не могла произнести ни слова. Это было хуже измены. Это было предательство всего их прошлого, всех пятнадцати лет. Он знал о её боли, о её тайне, и у него… была дочь.
— Как? — только и смогла выдавить она.
И Андрей заговорил. Сбивчиво, торопливо, боясь, что она его не дослушает. Он рассказал о коротком романе еще до их с Софьей знакомства. Девушка, Марина, исчезла, ничего не сказав. Он искал её, но безуспешно.
А три месяца назад его нашла взрослая дочь. Анна. Её мать умерла год назад от болезни, и перед смертью рассказала ей, кто её отец. Анна долго не решалась, но одиночество и нужда заставили её найти его.
— Я сделал ДНК-тест, Соня… Всё подтвердилось. Я не говорил тебе, потому что боялся. Я знаю, как ты… относишься к детям. Я боялся тебя потерять. Я не знал, как тебе всё это сказать. Я просто… растерялся.
Софья сидела, как каменное изваяние. Её идеальный мир, её имидж, её выстроенная годами крепость рухнули, погребая её под обломками горькой правды. Он не изменил ей. Он просто жил с тайной, которая была в тысячу раз болезненней для неё, чем любой адюльтер.
Полина, чувствовавшая себя совершенно потерянной в этом урагане взрослых страстей, тихо прошептала:
— Я, наверное, здесь лишняя…
Андрей, благодарный за возможность сменить обстановку, поднялся:
— Пойдем, Полина, я куплю тебе мороженое на улице. Нам с Анной нужно дать… поговорить.
Когда они ушли, Софья и Анна остались вдвоем. Тишина была тяжелой, гнетущей. Первой её нарушила Анна.
— Пожалуйста, не вините отца, — её голос дрожал. — Он очень вас любит. Он всё время говорил о вас. Он просто не знал, как поступить правильно. Я… я тоже не хотела ничего разрушать. Мне просто было очень одиноко.
Софья подняла на неё глаза. В них уже не было льда, только бездонная усталость и боль. И глядя на эту испуганную девочку, так похожую на своего отца, она вдруг поняла, что больше не может и не хочет лгать.
— Моя вечная позиция «против детей»… — тихо начала Софья, и каждое слово давалось ей с трудом. — Это всё было ширмой. Просто… я не могу их иметь. Никогда не могла. И мне было проще сделать вид, что они мне не нужны, чем признаться в собственной слабости. Даже ему.
В этот момент между двумя женщинами, которые должны были стать врагами, протянулась тонкая нить понимания. Анна увидела не грозную соперницу, а несчастную женщину, скрывавшую свою боль за маской успеха. А Софья — не причину своего горя, а такого же одинокого ребенка, как и она сама.
***
Когда Андрей вернулся к столику один, с его лица исчезли все краски.
— Полина… она пропала. Сказала, что пойдет в туалет, и не вернулась.
Тревога мгновенно вытеснила все остальные чувства.
— О боже, ей не стоит идти домой! — воскликнула Софья, вскакивая. — Её мать пьёт, там опасно!
Они втроем выбежали на улицу. Рынок уже редел, торговцы собирали свои товары. Они бросились в разные стороны, выкрикивая имя девочки. Сердце Софьи колотилось от страха. Она неслась между рядами, заглядывая под прилавки, и её охватывало отчаяние. Она только что нашла эту девочку и уже потеряла.
Внезапно Анна схватила её за руку:
— Смотрите!
У выхода с рынка, рядом с высоким, усталым участковым, стояла маленькая фигурка Полины. Девочка плакала, а полицейский что-то строго ей выговаривал, записывая в блокнот. Софья поняла: еще минута, и Полину отправят в распределитель, а оттуда — в детский дом. В ней что-то щелкнуло. Не раздумывая ни секунды, она решительно направилась к ним.
— Полечка! Ну куда же ты убежала, мы тебя обыскались! — громко и уверенно произнесла Софья, властно обнимая девочку за плечи. Участковый удивленно поднял бровь. — Простите, офицер, это моя дочь. Немного заблудилась. Спасибо, что присмотрели.
Она говорила с такой уверенностью, что у полицейского не возникло и тени сомнения. Он что-то буркнул про то, что за детьми надо лучше следить, и козырнув, пошел прочь. Софья, крепко держа Полину, а следом и подоспевшую Анну, быстрым шагом увела их за угол. Там, в тихом переулке, они втроем осели на какое-то бревно.
Напряжение спало. И вдруг Полина тихонько хихикнула. За ней засмеялась Анна. А потом и сама Софья, откинув голову, рассмеялась — громко, истерично, до слёз. В этот момент их и нашел Андрей. Он смотрел на эту странную троицу — свою жену, свою новообретенную дочь и чужого ребенка — и не мог сдержать улыбки. Этот коллективный срыв был лучшей разрядкой, которую только можно было представить.
***
В тот вечер они сидели в огромной гостиной Софьи и Андрея. Напряжение ушло, оставив после себя тихую грусть и робкую надежду. Андрей попросил прощения — не за дочь, а за свою трусость. И Софья простила. Она смотрела на Анну, которая смущенно пила чай, и на Полину, уснувшую прямо на диване, свернувшись калачиком, и понимала, что её дом, такой пустой и холодный все эти годы, наконец-то наполнился жизнью.
Они помирились. Софья не просто приняла Анну — она увидела в ней возможность наверстать то, чего была лишена. Она решила взять опеку над Полиной, и Андрей горячо её поддержал.
— Завтра первым делом поедем покупать Полине новый гардероб, — с улыбкой сказала Софья.
— А Анне нужно помочь подготовиться к поступлению в университет, — добавил Андрей, ободряюще подмигнув дочери.
Они сидели, обсуждая будущее. Свое общее, новое, такое неожиданное будущее. Софья подошла и обняла Андрея, потом присела рядом с Анной и взяла её за руку. В их доме больше не было места для идеального имиджа и стеклянных стен. Только для тепла, заботы и немного сумасшедшей, но настоящей любви.
