— Мама, да что ты опять молчишь?! — вскрикнула Оксана, хлопнув ладонью по столу. — Тебе что, совсем всё равно, что творится в этом доме?
— Не кричи на меня, — тихо ответила Нина Петровна, не поднимая глаз от чашки. — Я слышу.
— Слышишь! А что толку от твоего слушания? Муж мой по три дня не приходит домой, а когда приходит — пьяный в стельку! Дочка твоя внучка совсем от рук отбилась, в школу не ходит, с какими-то подонками шляется! А ты молчишь! Всегда молчишь!
Нина Петровна поставила чашку на блюдце. Руки у неё чуть дрожали. Пятьдесят восемь лет жизни, а всё та же привычка — замолчать, когда кричат, спрятаться в себя, как улитка в раковину.
— Что я могу сделать? — прошептала она. — Валера взрослый мужчина, ему тридцать пять. Разве я могу его заставить?
— Можешь! — Оксана резко встала, прошлась по кухне. — Можешь сказать ему, что если он не образумится, то пусть убирается отсюда! Это же твоя квартира, мама! Твоя! А мы тут все живём, как на его милости!
— Но он же твой муж…
— Мой муж! — горько рассмеялась Оксана. — Какой он мне муж? Деньги на выпивку тратит, работать нормально не может, а я как дура вкалываю в две смены, чтобы хоть как-то концы с концами свести. И всё это время ты молчишь, молчишь, как будто тебя это не касается!
Нина Петровна сжала в кулаки края домашнего халата. Хотелось что-то сказать, объяснить, но слова застревали где-то глубоко в горле. Так всегда было. Ещё с детства.
— Мама, — голос Оксаны стал тише, почти умоляющим. — Ну скажи хоть что-нибудь! Дай совет, поругай меня, в конце концов! Но не молчи! Мне так тяжело, понимаешь?
Дочь опустилась на стул напротив, потёрла глаза. Нина Петровна видела, как Оксана устала, как постарела за последние годы. Когда-то девочка была такой весёлой, смеющейся, а теперь…
— Оксаночка, — тихо начала Нина Петровна. — Я просто не знаю, что сказать. Я всю жизнь молчала. Привыкла.
— Привыкла! — снова вспылила дочь. — А я привыкла тянуть на себе всё! И дом, и работу, и дочку, и этого алкоголика! Знаешь, иногда мне кажется, что если бы ты хоть раз в жизни высказала своё мнение, хоть раз встала на мою сторону, может, всё было бы по-другому!
В этот момент в кухню ворвалась Лида, внучка Нины Петровны. Шестнадцать лет, крашеные в чёрный цвет волосы, рваные джинсы, вызывающий макияж.
— Опять орёте? — буркнула девочка, открывая холодильник. — Надоело уже.
— Лида, где ты была? — устало спросила Оксана. — В школе говорят, что ты уже неделю не появляешься.
— А тебе какое дело? — огрызнулась внучка. — Я взрослая, сама разберусь.
— Взрослая! В шестнадцать лет! Лида, ты совсем с ума сошла?
— Мам, отстань! — Лида схватила йогурт и направилась к выходу. — Лучше бы своим мужиком занялась, а не мной!
— Стой! — крикнула Оксана. — Мы ещё не закончили разговор!
— А я закончила! — бросила девочка и хлопнула дверью.
Оксана тяжело вздохнула, опустила голову на руки.
— Видишь? — прошептала она. — Даже дочка меня не слушает. Никто меня не слушает, не уважает. А почему? Да потому что я такая же, как ты! Молчун! Всё проглатываю, всё терплю!
Нина Петровна встала, подошла к дочери, осторожно положила руку на плечо.
— Оксаночка, не надо так говорить. Ты совсем не такая, как я. Ты сильная, ты борешься…
— Борюсь! — горько усмехнулась Оксана. — Вот только не умею. Не научилась. Ты меня не научила, мама.
Эти слова больно ударили Нину Петровну по сердцу. Она отошла к окну, стала смотреть на двор. Там играли дети, кричали, смеялись. А она всю жизнь молчала.
Молчала, когда муж приходил домой пьяный и кричал на неё. Молчала, когда он поднимал на неё руку. Молчала, когда соседи косо смотрели на их семью. Молчала, когда маленькая Оксана плакала и спрашивала, почему папа такой злой.
А после смерти мужа она продолжала молчать. Молчала, когда Оксана выходила замуж за Валеру. Молчала, когда понимала, что зять — пьяница, точно такой же, как её покойный муж. Молчала, когда внучка начала грубить и пропускать школу.
Всю жизнь молчала. И к чему это привело?
— Мама, — голос Оксаны стал мягче. — Я не хотела тебя обидеть. Просто… мне очень тяжело. Я не знаю, что делать.
Нина Петровна обернулась. Дочь сидела за столом, и в её глазах стояли слёзы.
— Оксаночка, а что если… что если я поговорю с Валерой? — неуверенно предложила она.
— Ты? — удивилась Оксана. — Мама, да он тебя и слушать не будет. Ты же с ним почти не разговариваешь.
— Но это моя квартира, — тихо сказала Нина Петровна. — Может, пора это напомнить?
Дочь внимательно посмотрела на мать.
— Мам, а ты правда готова с ним поговорить? Серьёзно поговорить?
— Не знаю, — честно ответила Нина Петровна. — Но попробую. Надоело молчать.
В дверь загремели ключи. Валера вернулся домой. По тяжёлым шагам было понятно, что он не совсем трезв, но и не пьян в стельку.
— Где жратва? — грубо спросил он, входя в кухню. — Или опять ничего нет?
— Еда в холодильнике, — сухо ответила Оксана. — Разогрей сам.
— Ишь, какая гордая! — хмыкнул Валера. — Жена должна мужа кормить, а не указания раздавать!
— Жена должна мужа кормить, — неожиданно для всех сказала Нина Петровна. — А муж должен семью содержать. Или ты с этим не согласен?
Валера удивлённо посмотрел на тёщу. Обычно она в их разговоры не вмешивалась.
— Чего это ты вдруг? — пробурчал он. — Я работаю.
— Работаешь? — Нина Петровна встала. — А почему тогда Оксана в две смены вкалывает? Почему на продукты денег не хватает? Почему коммунальные платежи я из своей пенсии плачу?
— Мама, — тихо сказала Оксана. — Не надо…
— Надо! — неожиданно твёрдо ответила Нина Петровна. — Слишком долго я молчала! Валера, я тебя спрашиваю: ты считаешь нормальным, что твоя жена надрывается на работе, а ты деньги на выпивку тратишь?
— Да кто тебе дал право мне указывать? — огрызнулся Валера. — Я в твоей квартире живу, значит, должен отчитываться?
— Именно! — твёрдо сказала Нина Петровна. — Моя квартира, мои правила. Если не нравится — свободен. Дверь вон там.
Валера растерянно замолчал. Такого поворота он не ожидал.
— Мам, — прошептала Оксана. — Ты что делаешь?
— То, что должна была сделать давно, — ответила Нина Петровна. — Валера, я не прогоняю тебя. Но если ты хочешь жить в этом доме, то будь добр соблюдать правила приличия. Работай как следует. Деньги на семью трать, а не на выпивку. И с женой разговаривай уважительно.
— А если не буду? — вызывающе спросил Валера.
— Не будешь — живи где хочешь, — спокойно ответила Нина Петровна. — У меня терпение закончилось.
Валера постоял немного, что-то обдумывая, потом буркнул:
— Ладно, понял. Поужинаю и спать лягу.
Он взял из холодильника кастрюлю с супом, разогрел в микроволновке и молча поел. Потом ушёл в свою комнату.
Оксана смотрела на мать во все глаза.
— Мам, я тебя не узнаю! Откуда в тебе столько решимости?
— Наверное, накопилось, — устало ответила Нина Петровна. — Слишком долго я молчала. Думала, что так легче, что конфликтов не будет. А в итоге все на голову сели.
— А что, если он уйдёт?
— А что, если уйдёт? — пожала плечами Нина Петровна. — Оксаночка, поверь старой матери: лучше быть одной, чем с тем, кто тебя не уважает.
Дочь подошла к матери, обняла её.
— Мам, спасибо. Я и не думала, что ты можешь быть такой… такой сильной.
— Я тоже не думала, — призналась Нина Петровна. — Но, видимо, всему своё время.
На следующий день Валера действительно пошёл на работу. Вечером пришёл домой трезвый, принёс продукты, спокойно поужинал с семьёй. Оксана не верила своим глазам.
— Не думай, что я сразу изменился, — сказал он за столом. — Просто понял, что бабушка твоя, оказывается, характер имеет. Не хочу на улице оказаться.
— Я не бабушка, а Нина Петровна, — поправила его она. — И характер у меня всегда был. Просто я его прятала.
Лида, которая молча ела суп, вдруг подняла голову.
— Бабуль, а ты правда его выгонишь, если он опять начнёт дурить?
— Выгоню, — твёрдо ответила Нина Петровна. — И тебя тоже выгоню, если не начнёшь нормально учиться.
— Меня? — удивилась Лида. — Да я твоя внучка!
— Внучка, которая не уважает семью, — сказала Нина Петровна. — Лида, ты думаешь, мне нравится, что ты школу прогуливаешь? Что соседи шепчутся у меня за спиной? Что твоя мама из-за тебя переживает?
— Да мне всё равно, что соседи думают!
— А мне не всё равно! — повысила голос Нина Петровна. — Я в этом доме живу тридцать лет! Я здесь уважаемый человек была! А сейчас что? Сейчас все знают, что внучка моя хулиганка, а зять — пьяница!
Лида опустила глаза.
— Бабуль, а что мне делать? Я в школе отстала уже, не пойму ничего.
— Наёмем репетитора, — решительно сказала Нина Петровна. — Догонишь. Если захочешь, конечно.
— А если не захочу?
— Тогда в детский дом отправлю, — спокойно ответила бабушка. — Не буду смотреть, как ты себя губишь.
Лида внимательно посмотрела на бабушку.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно серьёзно.
— Ладно, — вздохнула девочка. — Попробую. Только репетитор пусть будет нормальный, а не какая-нибудь старая карга.
— Будет нормальный, — пообещала Нина Петровна.
Оксана молча слушала этот разговор. Она не могла поверить, что её тихая, забитая мать вдруг стала такой решительной.
— Мам, — сказала она, когда они остались на кухне вдвоём. — Что с тобой произошло? Ты же всю жизнь конфликтов избегала.
— Произошло то, что я наконец поняла: молчание — это тоже выбор, — ответила Нина Петровна. — Я молчала и думала, что так правильно, что так проще. А в итоге все сели мне на шею. И тебе тоже.
— Мне?
— Конечно, тебе. Ты же с меня пример брала. Молчала, когда муж хамил. Молчала, когда дочка грубила. Думала, что терпение — это добродетель. А оказалось, что терпение — это трусость.
Оксана задумалась.
— Мам, а ты не боишься, что всё развалится? Что семья распадётся?
— Боюсь, — честно ответила Нина Петровна. — Но ещё больше боюсь, что если я снова замолчу, то мы все окончательно потеряем друг друга. Семья должна строиться на уважении, а не на молчаливом терпении.
— А как же бабушка говорила: «Муж — голова, жена — шея»?
— Бабушка твоя жила в другое время, — вздохнула Нина Петровна. — Тогда у женщин выбора не было. А сейчас есть. И я наконец этим выбором воспользовалась.
Через неделю Валера действительно начал меняться. Не сразу, конечно, и не кардинально, но меняться. Перестал приходить домой пьяным, стал помогать с домашними делами, даже с Лидой начал разговаривать по-человечески.
— Знаешь, — сказал он как-то Оксане, — я не думал, что твоя мать может быть такой… такой твёрдой. Она, конечно, права была. Я действительно расслабился, сел на шею.
— Просто мама поняла, что молчание не помогает, — ответила Оксана. — Иногда нужно сказать правду в глаза.
— Да, — согласился Валера. — Только бы она снова не замолчала. А то мне уже привычно стало, что есть кто-то, кто может поставить на место.
Оксана улыбнулась. Впервые за долгое время она чувствовала себя спокойно. Дома стало тихо, но не от напряжённого молчания, а от мира.
Лида тоже начала заниматься. Репетитор оказался молодым студентом, который сумел найти подход к трудной девочке. Постепенно она начала подтягиваться в учёбе.
— Бабуль, — сказала она как-то, — а ты правда бы меня в детдом отправила?
— Не знаю, — честно ответила Нина Петровна. — Но готова была пойти на это. Лучше страшная правда, чем красивая ложь.
— Я рада, что ты перестала молчать, — призналась Лида. — А то я думала, что тебе всё равно, что со мной происходит.
— Мне никогда не было всё равно, — сказала Нина Петровна. — Просто я не умела это показать. Думала, что любовь — это когда молчишь и терпишь. А оказалось, что любовь — это когда не боишься сказать правду.
Вечером Нина Петровна сидела на кухне, пила чай и думала о прожитых годах. Сколько времени потеряла она в молчании! Сколько возможностей упустила! Но теперь, в свои пятьдесят восемь, она наконец нашла свой голос.
И это было только начало.
