Карина всегда считала себя счастливицей. Подруги часто жаловались на своих парней: то они холодные, то молчаливые, то не умеют говорить о чувствах. У неё же всё было иначе. Эдуард умел окружить её вниманием так, что казалось — она единственная женщина на свете. Он мог позвонить среди рабочего дня только для того, чтобы сказать: «Я соскучился». Мог среди ночи шептать: «Я жить без тебя не смогу». Эти слова врезались в память и создавали ощущение, что впереди только счастье.
Свадьба получилась шумной, хотя сама Карина хотела что-то скромное. Но Эдуард настоял: «Один раз в жизни! Пусть все увидят, что я нашёл самую красивую женщину». Он бегал по залу с бокалом шампанского, обнимал друзей, шутил, но всякий раз возвращался взглядом к жене. И тогда Карина верила: вот оно, настоящее, крепкое чувство.
Путешествие на Гоа стало логическим продолжением этой сказки. Они валялись на пляже, катались на мопеде, ели фрукты по утрам и смеялись без причины. Карина потом вспоминала эти дни как время, когда они были настоящими: без работы, без забот, без кредитов. Вечерами он говорил: «Запомни, Карин, я тебя никогда не оставлю. Ты у меня одна». И она улыбалась, не сомневаясь ни секунды.
Но сказка закончилась, как только самолёт приземлился в Москве. Эдуард будто переключился на другой режим. Первое время Карина думала, что это временно, что он просто входит в рабочую колею. Но очень скоро поняла: прежних вечеров с разговорами и прогулками уже не будет.
Он стал задерживаться на работе. Сначала до девяти, потом и до одиннадцати. Несколько раз даже ночевал у коллеги, объясняя это авралом. Выходные тоже оказывались занятыми: то планёрка, то какие-то срочные отчёты. Карина сидела дома одна, листала соцсети и чувствовала, как с каждой неделей их жизнь становится разной.
— Эдик, — говорила она мягко, когда он появлялся поздно вечером, — давай хотя бы в кино сходим. Новый фильм вышел, все хвалят.
— Карин, ну ты же знаешь, у меня утром встреча, — устало отвечал он. — Какие фильмы, я еле стою на ногах.
— А на выходных? Съездим к Ольге с Сергеем на дачу. Они звали.
Эдуард качал головой:
— На мне кредит висит, ты сама говорила, что надо своё жильё. Я работаю, чтобы у нас всё было. Какие дачи?
Карина пыталась объяснить: «У нас будут дети, тогда действительно некогда будет подумать о своей личной жизни. Сейчас самое время пожить для себя». Но Эдуард смотрел на неё так, словно она говорила о пустяках:
— Я хочу, чтобы у моих детей был дом, а не воспоминания о шашлыках.
Эти слова резали по-живому. Она чувствовала себя виноватой за то, что хочет простых радостей.
Когда разговор зашёл о жилье, Карина предложила выход: пожить у её матери. Марина Ивановна давно жила одна в трёхкомнатной квартире, и Карине казалось, что так будет даже лучше: и матери веселее, и им проще.
— Пока будем откладывать деньги. Представь, как быстро мы накопим на первый взнос! — убеждала она.
Эдуард мялся:
— Карин, мне стыдно быть примаком. Я мужик, я должен сам обеспечить семью.
— Но у тебя сейчас хорошая работа! Мы скоро всё решим. Ну потерпи чуть-чуть. Мама не будет нам мешать, правда.
Он поддался её уговорам, хотя внутри всё равно оставалась неловкость.
Марина Ивановна встретила их холодновато. Она не закатывала сцен, не говорила ничего резкого, но Карина сразу заметила: мать ходит по квартире с поджатыми губами и косо поглядывает на зятя. За ужином она разговаривала почти только с дочерью, будто Эдуарда и не существовало.
— Мам, ну чего ты такая? — пыталась сгладить Карина. — Мы ведь ненадолго.
— Я ничего не говорю, — отвечала та, убирая со стола. Но взгляд выдавал её больше, чем слова.
Эдуард чувствовал себя в чужом доме гостем, которого терпят ради приличия. Он приходил уставший, хотел просто поужинать и лечь спать, но ловил на себе этот косой взгляд и замыкался. Карина старалась поддерживать разговоры, предлагала вместе смотреть фильмы или готовить что-то новое, но напряжение между мужем и ее матерью росло с каждым днём.
Однажды вечером Карина попросила его отвезти её к подруге.
— Карин, завтра встану в шесть, у меня встреча в девять. Я хочу хотя бы немного поспать. Может, такси вызовешь?
— Но это же всего пятнадцать минут! — обиделась она. — Я же не каждый день прошу.
Эдуард посмотрел на неё усталым взглядом:
— Ты понимаешь, что я пашу ради нас? А у тебя всё друзья, кино, какие-то поездки.
Она сдержалась, но внутри закипало. «А ради чего тогда этот брак? Чтобы я сидела дома и ждала, пока он освободится?»
Карина всё чаще вспоминала первые недели, когда он говорил ей: «Ты у меня одна, я без тебя не могу». Где всё это делось?
Эдуард продолжал задерживаться на работе. Карина старалась не упрекать, но копила в себе недовольство. Вечером она накрывала на стол, ждала, а он присылал короткое сообщение: «Поздно буду, не жди». Иногда вовсе не писал.
Марина Ивановна всё это наблюдала молча. Сначала она только качала головой, но однажды не удержалась:
— Карин, а ты уверена, что он вообще домой вернётся?
— Мам! — резко отрезала дочь. — Не выдумывай. У него работа.
— Работа, работа… У настоящего мужчины работа не должна быть вместо семьи.
Карина старалась гасить подобные разговоры. Она знала: мать недолюбливает Эдуарда. С первого дня чувствовалось, что тот ей чужой. Но Карина верила: со временем всё наладится.
В один из вечеров случилось то, что изменило многое. Эдуард, уставший после напряжённого дня, вернулся домой раньше обычного. В гостиной тихо работал телевизор, и оттуда же доносились голоса жены и тёщи. Он собирался сразу поздороваться, но замер.
— Мам, ну потерпи, — мягко уговаривала Карина. — Эдик тебе не чужой, он же мой муж. Отец твоих будущих внуков.
— Не чужой? — голос Марины Ивановны звучал жёстко. — Запомни, Карин: зять мне никогда родным не станет. Я не люблю, когда чужой мужчина живёт в моём доме.
Эдуард застыл в дверях. В груди кольнуло, будто ножом. Он слышал каждое слово.
Карина пыталась оправдать мужа:
— Но ведь он старается ради нас! Работает, кредиты тянет. Он не чужой, мама. Он часть моей жизни.
— Твоя жизнь — это одно, а мой дом — совсем другое, — упрямо повторила Марина Ивановна. — Я слишком долго жила одна, чтобы теперь терпеть тут постороннего.
Эдуард шагнул в комнату. Женщины резко замолчали. На экране телевизора шёл какой-то сериал, но никто не смотрел.
— Не трудитесь, я всё слышал, — произнёс он глухо. — Карин, собирай вещи. Сегодня ночуем в гостинице. Завтра найдём квартиру.
— Эдик! — Карина вскочила, подбежала к нему, обняла за плечи. — Не торопись. Ты всё неправильно понял. Мама… она просто устала, она так не думает.
— Я всё понял правильно, — отрезал он. — Я не собираюсь жить там, где меня считают чужим.
Марина Ивановна сидела молча, сжала губы в тонкую линию и только искоса бросала взгляд на зятя.
Эдуард бросил в сумку несколько рубашек, документы, зарядку для телефона. Всё делал быстро, решительно, словно боялся передумать.
— Эдик, прошу тебя, — Карина пыталась остановить его, хватала за руки. — Мы разберёмся. Неужели ты из-за одного разговора хочешь всё разрушить?
— Не из-за одного разговора, — резко сказал он. — А из-за отношения. Я для твоей матери чужой, и точка.
Он захлопнул дверь и вышел в подъезд. Сердце колотилось. Эдуард спустился вниз, вышел во двор и остановился. Стоял, глядя на окна квартиры. Ему казалось: сейчас свет мигнёт, зашевелится шторка, и Карина выбежит следом. Но в окнах ничего не менялось.
Он ждал десять минут. Потом ещё десять. Холод пробирал до костей. Но в подъезде не раздалось ни одного шага.
Наконец он набрал номер друга Павла:
— Слушай, Паш, можешь приютить на ночь?
— Конечно, приезжай. Жена с дочкой как раз уехали к её матери. Будешь как дома.
У Павла он впервые позволил себе выговориться. За ужином, когда на столе стояли тарелки с макаронами и дешёвой колбасой, разговор как-то сам вышел на тему тёщ.
— Запомни, Эдик, — сказал Павел, наливая себе чай. — От тёщи всегда держись подальше, и роднее будешь. Я вот к своей только два раза в год езжу: Новый год да день рождения. А раньше, когда вместе жили… всё, что зарабатывал, уходило неизвестно куда. То на её лекарства, то на её прихоти. Карманы пустые были постоянно.
Эдуард вздохнул:
— Я боюсь, что Марина Ивановна вообще запретит Карине со мной общаться.
— Да брось ты. — Павел махнул рукой. — Меня тоже тёща в своё время не любила. Но Томка моя не послушала мать, потому что любила. А если Каринка молчит и слушает мать, значит… ну сам понимаешь.
Эти слова резанули Эдуарда сильнее, чем хотелось. Он всю дорогу до Павла повторял себе: «Карина придёт. Она не подведёт». Но теперь внутри поселилось сомнение.
Ночью он почти не спал. Долго ворочался, потом встал, сел у окна и закурил. В голове крутились фразы Павла: «Если любит, не послушает мать».
«А если послушает?» — думал Эдуард.
Он решил для себя: звонить Карине не будет. Пусть сама позвонит. Пусть докажет, что их брак ей нужен.
После ночи у Павла Эдуард всё же ждал звонка от Карины. Сначала с уверенностью: «Ну она же не дура, поймёт, что перегнула палку, и позвонит». На следующий день он каждые полчаса проверял телефон. Сообщений не было.
К вечеру сомнение сменилось раздражением. «Что ей стоит набрать номер? Всего несколько слов набрать: «Вернись домой. Неужели так трудно?» Он ждал до полуночи, но телефон упорно молчал.
Прошла неделя. Потом ещё одна. Эдуард намеренно держал себя в руках, убеждая: «Я не должен звонить первым. Пусть проявит себя. Это будет честно». На работе коллеги шутили, что он стал ещё более усидчивым и злым, чем раньше. Он впрямь вкалывал, брал на себя лишние задачи, лишь бы вечером приходить домой настолько вымотанным, чтобы падать спать без мыслей.
Но мысли всё равно приходили. Особенно по ночам. Он ворочался на диване у Павла или в съёмной комнате, где поселился позже, и вдруг ловил себя на том, что вслух шепчет: «Карин, не молчи…»
Карина тоже ждала. Вечером она часами сидела с телефоном в руках, то набирала номер Эдуарда, то стирала. Мать строго повторяла:
— Не звони. Пусть сам догадается. Он мужик, он должен первый шаг сделать.
Карина опускала глаза, но внутри всё рвалось. Ей казалось: ещё чуть-чуть, и муж исчезнет навсегда.
Подруги, как всегда, подливали масла в огонь. На встрече за кофе одна из них сказала:
— Слушай, Карин, мужики такие. Надо заставить ревновать. Заведи интрижку. Только видимость, не по-настоящему. Он увидит и сам прибежит.
— А если не прибежит? — тихо спросила Карина.
— Тогда он тебя и не любит, — уверенно ответила другая.
Карина не спорила, но сомневалась. Ей хотелось тепла, разговора, хоть какой-то попытки понять друг друга. Но в доме, где жила мать, любые слова о примирении встречались ледяным взглядом.
Эдуард в это время всё глубже уходил в работу. В отделе бухгалтера появилась новая сотрудница, Сюзанна. Яркая, уверенная в себе, с ухоженными руками и привычкой смеяться чуть громче, чем нужно. Сначала он воспринимал её как коллегу, но на корпоративе по случаю юбилея компании она сама подсела к нему за стол.
— Что такой грустный? — спросила она, чуть наклоняя голову. — Все веселятся, а ты как на похоронах.
Эдуард пожал плечами:
— Работа. Устал.
— Уставшие мужчины самые опасные, — усмехнулась она и легко коснулась его руки.
Он не отдёрнул её.
После корпоратива они несколько раз ходили вместе обедать. Потом Сюзанна предложила «выпить кофе вечером, просто посидеть». Эдуард согласился, хотя сам себе удивлялся: «Куда я лезу?»
Так началась его новая история. Сначала он чувствовал неловкость. Даже ночью, лежа рядом с Сюзанной, мог вдруг вслух произнести имя жены, проснуться в холодном поту. Ему снилось, что Карина всё-таки вышла к нему тогда, во дворе под окнами. Но утром он упрямо твердил себе: «Она не позвонила. Значит, я ей не нужен».
Чтобы не тратить деньги на съемное жилье, Эдуард постепенно перебрался к Сюзанне. Та была только рада. Она быстро оценила, сколько он зарабатывает, и решила: такой мужчина должен быть рядом.
А у Карины жизнь текла по-другому. Она всё чаще выбиралась с подругами: кино, кафе, вечеринки. Внутри у нее было пусто, но она делала вид, что всё хорошо. Подруги хором советовали: «Найди кого-нибудь. Пусть он увидит».
И вот в отделе появился Роман, коллега из соседнего кабинета. Высокий, немного неуклюжий, но добрый. Он начал провожать её до дома, приносил кофе по утрам. Карина позволила ему. Она не любила его, даже не пыталась. Но ей было важно, чтобы рядом был хоть кто-то из мужчин.
Интрижки не получилось. Роман был слишком деликатен, максимум, поцелуй в щёку. Карина знала: это больше похоже на дружбу, чем на любовь. Но подруги радостно твердили: «Вот увидишь, Эдик сразу прибежит!» Они оба играли в молчание. Каждый по-своему.
Эдуард через работу и новые отношения. Карина через подруг и полузнакомого мужчину.
Но когда вечером она ложилась спать, а он, засыпая, случайно шептал её имя, оба понимали: за этим молчанием скрывается только страх. Страх признаться, что они всё ещё любят друг друга.
Был обычный осенний день. Моросил мелкий дождь, под ногами хлюпала грязь, машины на светофоре шипели резиной по мокрому асфальту. Карина возвращалась с работы. В руках держала пакет с хлебом и молоком: мать просила купить. Зонта она, как всегда, не взяла, волосы прилипли к вискам.
Она шагала быстро, мечтая скорее оказаться дома и переодеться в тёплое. На перекрёстке, когда зажёгся зелёный, вдруг остановилась: в потоке людей напротив шёл Эдуард.
Он тоже её заметил. Они оба замедлили шаги. Несколько секунд смотрели друг на друга, будто не веря, что это действительно происходит. Потом пошли навстречу.
— Привет, — первым сказал он чуть хриплым голосом.
— Привет, — ответила Карина, стараясь держаться спокойно.
Они остановились у остановки. Ветер гнал капли дождя в лицо, но ни один не сделал попытки начать разговор.
Эдуард выглядел изменившимся: похудел, но был аккуратно одет, в новой куртке. Взгляд стал жёстче. Карина заметила это и вздрогнула.
— Как ты? — наконец спросил он.
— Нормально, — коротко ответила она. — Работаю. Мама… ну, сам знаешь.
— Знаю.
Повисла пауза.
Эдуард сжал губы, будто решаясь.
— Я думал… — он замялся. — Что ты позвонишь хоть раз.
Карина посмотрела прямо в его глаза.
— А я думала, что позвонишь ты.
Они оба замолчали. В этих двух фразах было всё: месяцы обиды, ожидания, бессонные ночи.
— Ты сейчас с кем-то живёшь? — спросила она осторожно.
Эдуард отвёл взгляд.
— Да. У меня… женщина. Сюзанна.
— Понятно, — тихо произнесла Карина.
Он посмотрел на неё, ожидая реакции. Но Карина стояла спокойно, только щеки стали краснеть.
— А ты? — спросил он.
— Нет. — Она чуть улыбнулась, но улыбка была горькой. — У меня нет никого.
Снова тишина. Люди вокруг торопились, бежали по делам, автобусы рычали моторами, а они стояли будто в отдельном пространстве, отрезанном от города.
— Карин, — сказал Эдуард наконец. — Может, всё-таки попробуем снова?
Она покачала головой.
— Нет, Эдик. Мы упустили время. Ты живёшь с другой, я… я больше не могу ждать. Если бы мы оба сделали шаг навстречу раньше, всё было бы иначе. А сейчас… слишком поздно.
Ему хотелось возразить, сказать: «Я готов всё оставить, только вернись». Но он почувствовал: она права. Слишком много слов не было сказано, слишком долго они гордились своим молчанием.
— Жаль, — произнёс он.
— Да, — ответила она.
Карина поправила волосы, мокрые от дождя. В её глазах не было ненависти. Только усталость и тихая боль.
— Береги себя, Эдик. И будь счастлив, — сказала она и шагнула в сторону.
Эдуард смотрел ей вслед, пока она не скрылась за углом. Он не побежал, не крикнул, не остановил. Сил не осталось. Внутри было пусто, словно дождь вымыл всё до дна.
Дома Карина поставила пакет на стол, молча разулась. Мать спросила с кухни:
— Что так долго?
— Очередь, — ответила она, не глядя.
Вечером Карина включила свет в спальне, достала старый фотоальбом. На первой странице их свадебная фотография: она в скромном платье, он со счастливой улыбкой. Карина долго смотрела, потом закрыла альбом и убрала его в шкаф.
«Это было, — подумала она. — Но теперь уже не будет».
Она выключила свет и легла. Дождь стучал по стеклу, и ей удалось уснуть без слёз.
Эдуард в ту же ночь вернулся к Сюзанне. Она спросила:
— Ты где был?
— Виделся с Кариной, — честно ответил он.
— Ну и? — насторожилась она.
— Всё. Больше ничего не будет, — сказал он устало.
Сюзанна обняла его за плечи. Эдуард не сопротивлялся. Но внутри понимал: никакие объятия не сотрут пустоты.
Он лёг спать, и снова ему приснилась Карина. Только теперь она уходила прочь по улице, а он стоял и не мог пошевелиться.
Иногда разрывы происходят не из-за предательства или яркой ссоры. А потому что два человека слишком долго ждут друг друга. И когда наконец встречаются, понимают: время ушло, и мосты уже сожжены.
