До того дня мы с Андреем видели его родителей от силы раз в два месяца. И то только по большим праздникам или семейным торжествам. Галина Петровна всегда была женщиной занятой — работа в школе завучем, общественная деятельность, дача. А Владимир Иванович, инженер на заводе, вечно пропадал на работе или в гараже со своими техническими проектами.
— Лена, мы же и не хотим навязываться, — говорила мне свекровь при редких встречах. — Молодым своё пространство нужно. Мы в ваши дела не лезем.
И правда не лезли. Звонили по воскресеньям, поздравляли с праздниками, изредка приглашали к себе на семейные обеды. Но близкими отношениями это назвать было сложно.
*
Все началось три месяца назад. Галина Петровна пожаловалась на усталость.
— Что-то я совсем из сил выбиваюсь, — сказала она Андрею по телефону. — Наверное, возраст берет свое. Шестьдесят два года все-таки.
— Мам, может, к врачу сходить? — предложил сын.
— Да что ты, какой врач. Витаминов попью, отдохну на даче — и все пройдет.
Но не прошло. Через неделю она снова звонила:
— Андрюша, а у тебя не было проблем с желудком? Что-то меня последнее время тошнит по утрам.
— Мам, это точно не возраст. Иди к терапевту.
— Ну ладно, ладно. Схожу на днях.
*
К терапевту она пошла только через две недели, когда к тошноте добавилась постоянная слабость, а любимые платья стали висеть как на вешалке.
— Галина Петровна, — сказал участковый врач, изучив результаты анализов, — у вас серьезные изменения в крови. Нужно срочно к онкологу.
— К онкологу? — она побледнела. — Доктор, вы что, думаете, у меня…
— Я ничего не думаю, я направляю на дообследование. Не паникуйте раньше времени.
Но как не паниковать? Всю дорогу домой у неё тряслись руки. Владимир Иванович встретил её в прихожей.
— Ну как, Галь? Что сказал врач?
— Направил к онкологу, — она едва выговорила эти слова.
Он обнял её за плечи крепко-крепко, и они оба заплакали, боясь озвучивать вслух страшные предположения.
*
Две недели обследований превратились в ад. УЗИ, томография, биопсия, анализы. Галина Петровна худела на глазах — то ли от болезни, то ли от стресса.
— Владимир Иванович, проходите с супругой в кабинет, — позвал онколог после получения результатов.
Они вошли, держась за руки.
— Галина Петровна, у вас рак желудка. Четвертая стадия. Болезнь, к сожалению, на финальной стадии и очень прогрессирует.
Галина Петровна будто окаменела. Владимир Иванович сжал ее руку еще крепче.
— Доктор, а… а сколько времени? — еле слышно спросил он.
— При такой стадии, с учетом возраста и общего состояния… От трех до шести месяцев. Возможно, чуть больше, если будет хорошо отвечать на лечение.
*
Домой они ехали молча. Только у подъезда Галина Петровна заговорила:
— Вова, а что мы детям скажем?
— Не знаю, Галь. Не знаю.
— Может, пока не говорить? Пусть поживут спокойно.
— А как долго мы сможем скрывать?
— Не знаю. Давай подумаем.
Первую неделю они жили как в тумане. Галина Петровна уволилась с работы, сославшись на плохое самочувствие. Владимир Иванович взял отпуск за свой счет.
— Галь, а может, все-таки попробуем лечиться? — предложил он однажды вечером.
— Зачем? Доктор же сказал — четвертая стадия. Только мучиться буду. С этими больницами.
— Но вдруг поможет? Вдруг больше времени дадут?
— Время на что? Чтобы лежать в больнице под капельницами? Нет, Вова. Я хочу провести время, что осталось, дома. С семьёй.
*
Через две недели она не выдержала и позвонила Андрею.
— Сынок, как дела? — голос дрожал.
— Нормально, мам. А что? Ты как-то странно говоришь.
— Да все нормально. Слушай, а мы можем как-нибудь к вам в гости приехать?
— Конечно можете. Случилось что?
— Ничего не случилось. Просто соскучились. Давно у вас не были.
— Мам, серьезно, все в порядке?
— Да, сынок. Просто… просто хочется увидеться.
*
Два дня они собирались. Галина Петровна перебирала вещи, словно готовилась к долгому путешествию.
— Это зачем? — спросил муж, видя, как она укладывает в чемодан зимнюю одежду.
— А вдруг похолодает?
— Галь, сейчас август.
— Ну и что? Мало ли что.
Она упаковала все свои любимые платья, украшения, фотографии. Владимир Иванович молча помогал ей.
— Вова, а письмо для Андрея готово?
— Да, написал. Только не знаю, правильно ли.
— Покажи.
Она прочитала несколько строк и заплакала.
— Все правильно. Только добавь, что мы их очень любим.
— Уже написал.
*
— Вова, а как мы им скажем? — спросила Галина Петровна в автобусе.
— Не знаю, Галь. Может, сразу, как приедем?
— Нет, не могу. Давай сначала просто посидим, чай попьем. А потом…
— А потом что?
— Потом скажем, как найдём силы.
***
— Привет, Лена! — Галина Петровна изо всех сил старалась улыбаться. — Мы же говорили, что заедем на чай.
Я смотрела на чемоданы и не понимала. Вчера она действительно звонила, но говорила про «быстрый чай», «заскочим на часок». А сейчас…
— Проходите, конечно, — я отступила в сторону. — А чемоданы… это вы куда собрались?
— Да так, мелочи всякие взяли, — Галина Петровна отвернулась, затаскивая багаж. — Не обращай внимания, дорогая.
Владимир Иванович молча внёс второй чемодан. Я заметила, как он смотрит на жену — с такой болью в глазах, что сердце ёкнуло.
— Что-то случилось? — не выдержала я.
— Нет, что ты. Просто… просто решили у вас погостить немного. Соскучились.
*
— Садитесь, пожалуйста, — я провела их в гостиную. — Чай будете?
— Конечно, дорогая, — Галина Петровна села на край дивана, будто готовясь в любой момент встать.
— Может, кофе? — предложила я. — Или что-то покрепче?
— Нет, нет, чай. Просто чай.
Я пошла на кухню, а они остались в гостиной. Слышно было, как они тихо разговаривают.
— Галь, может, все-таки сейчас? — шепотом говорил Владимир Иванович.
— Не могу, Вова. Дай мне немного времени.
— Но как долго мы будем тянуть?
— Не знаю.
*
Я вернулась с подносом, и они резко замолчали.
— Вот чай, — поставила я чашки на стол. — Печенье есть, конфетами угощайтесь.
— Спасибо, дорогая. Ты такая заботливая.
Галина Петровна взяла чашку, но руки у нее дрожали. Чай плескался, и она поставила чашку обратно.
— Вы точно не болеете? — спросила я. — Может, температура?
— Нет, нет. Просто устала с дороги.
*
Время тянулось мучительно. Свёкры сидели как на иголках, то и дело переглядывались. Галина Петровна каждые пять минут доставала телефон.
— Важный звонок ждёте? — поинтересовалась я.
— Да нет. Просто… привычка уже.
— Мам, может, расскажете, как дела? — попробовала я завязать разговор. — Как работа?
— Работа? — она растерянно посмотрела на мужа. — Работа… хорошо. Все хорошо.
— А дача? Урожай в этом году какой?
— Урожай… — Владимир Иванович кашлянул. — Да так, обычный.
— Огурцы уродились?
— Огурцы? Да, да. Огурцы.
— А помидоры?
— И помидоры тоже.
Я понимала, что они говорят какую-то чушь. Обычно Галина Петровна могла час рассказывать про дачу, показывать фотографии урожая, жаловаться на вредителей. А сейчас…
*
— Галина Петровна, а что с вами происходит? — решила я спросить прямо. — Вы сегодня какие-то… странные.
— Странные? — она нервно засмеялась. — Что ты, дорогая. Мы как обычно.
— Нет, не как обычно. Вы чемоданы привезли, нервничаете, телефон не выпускаете из рук.
— Лена, — тихо сказал Владимир Иванович, — мы просто…
— Что просто?
— Просто хотим побыть с вами. Соскучились.
— За три месяца?
— За три месяца можно сильно соскучиться, — голос у него дрожал.
*
Я пошла на кухню — якобы за добавкой к чаю. Но на самом деле хотела послушать, о чем они говорят.
— Галь, дольше тянуть нельзя, — шёпотом говорил Владимир Иванович.
— Знаю. Но как сказать? Как объяснить?
— Просто сказать. Андрей взрослый, поймет.
— А если не поймет? А если обвинит нас в том, что мы скрывали?
— Не обвинит. Он же нас любит.
— Любит. Но это такой удар… Такой страшный удар.
— Галь, а если мы не скажем, а он потом узнает? Будет еще хуже.
— Знаю. Знаю, Вова. Но мне так страшно.
*
В семь вечера вернулся Андрей. Еще в прихожей он увидел чемоданы.
— Мам? Пап? — он вошел в гостиную. — Что это значит?
— Привет, сынок, — Галина Петровна встала, подошла к нему. — Мы приехали к вам в гости.
— С чемоданами?
— Ну да. Хотим побыть с вами подольше.
— Мам, у вас что-то случилось? — Андрей посмотрел на меня. — Лена, что происходит?
— Я не знаю, — призналась я. — Они весь день как-то странно себя ведут.
— Странно? — Андрей сел напротив родителей. — Давайте с самого начала. Что случилось?
*
Галина Петровна достала из сумочки конверт.
— Андрюша, — голос у неё дрожал, — мне нужно тебе кое-что сказать.
— Говори.
— Я не могу. Лучше прочти сам.
— Мам, что это ещё за письмо?
— Просто прочти. Пожалуйста.
Андрей взял конверт, распечатал его. Я видела, как меняется его лицо с каждой строчкой.
— Мам, — он поднял глаза, — это правда?
— Да, сынок.
— Когда узнали?
— Месяц назад.
— Месяц назад? — он вскочил. — Месяц назад узнали, что у тебя рак четвёртой стадии, и молчали?
— Андрюша, мы не знали, как сказать.
— Как сказать? — он кричал. — Да просто позвонить и сказать!
— Сынок, успокойся.
— Как я могу успокоиться? У моей матери рак четвертой стадии, а она месяц это скрывала!
*
Галина Петровна заплакала.
— Прости меня, Андрюша. Я не хотела тебя расстраивать.
— Расстраивать? — он подошел к ней, обнял. — Мам, ты моя мать. Я должен знать. Я должен быть рядом.
— Знаю, сынок. Знаю.
— Сколько времени? — спросил он, гладя ее по голове.
— Три месяца. Может, четыре.
— Три месяца?!— безнадёжно повторил он. — Три месяца.
Он крепко обнял мать, и они оба заплакали.
— Мам, пап, — сказал Андрей, — вы остаётесь здесь. Без вариантов.
— Андрюша, но у вас маленькая квартира…
— Наплевать на размер квартиры. Вы будете жить здесь. Со мной. С нами.
— Но Лена… — Галина Петровна посмотрела на меня.
— Лена согласна, — сказал он за меня. — Правда, Лена?
— Конечно, — я подошла к свекрови, обняла её. — Конечно, согласна.
— Но мы же вам мешать будем.
— Не будете. Вы будете помогать. Помогать мне ценить каждый прожитый вместе день.
*
Вечером, когда свёкры уже улеглись спать в гостиной, мы с Андреем сидели на кухне.
— Понимаешь, — сказал он, — когда они позвонили и сказали «заедем на чай», я подумал: «Как хорошо, что родители наконец-то стали нас чаще навещать».
— А оказалось, что они приехали попрощаться, — тихо ответила я.
— Нет, — он покачал головой. — Они приехали, чтобы мы научились жить по-настоящему. Чтобы мы поняли, что значит семья.
— Андрей, а ты не злишься на них? За то, что скрывали?
— Нет уже, сам не знаю, как бы поступил на их месте.
*
Утром Галина Петровна проснулась раньше всех. Мы встретились на кухне — она пыталась приготовить завтрак.
— Галина Петровна, что вы делаете?
— Завтрак готовлю. Не могу же я здесь просто так жить.
— Можете. Вам нужно больше отдыхать.
— Лена, я не хочу быть обузой. Я хочу быть полезной.
— Вы и так полезная. Уже тем, что вы есть.
И слёзы выступили на её глазах.
— Я так боюсь, Лена. Так боюсь умирать.
— Не думайте об этом, — я обняла её. — Думайте о том, что мы рядом. Вы не одна.
*
Через неделю мы привыкли к новому ритму. Галина Петровна вставала рано, готовила завтрак. Владимир Иванович чинил все, что ломалось в доме. Андрей старался больше времени проводить дома.
— Знаешь, — сказала мне свекровь однажды, — я никогда не думала, что буду так счастлива жить с невесткой.
— Почему?
— Всегда казалось, что мы мешаем молодым. А оказывается, мы дополняем друг друга.
— Конечно, дополняем. Мы же семья.
— Да, — она улыбнулась. — Семья.
*
Через месяц Галина Петровна стала слабеть. Утром она уже не могла встать, чтобы приготовить завтрак.
— Лена, — позвала она меня, — можешь подойти?
— Конечно. Что случилось?
— Болит. Очень болит.
— Где?
— Везде. Всюду.
Мы вызвали врача. Он прописал обезболивающие, но предупредил:
— Процесс прогрессирует. Будет только хуже. Готовьтесь.
*
Последние недели она почти не вставала с постели. Но каждый вечер мы все вместе пили чай рядом с ней. Галина Петровна почти не пила и не ела, даже кружку в руках ей было уже тяжело держать.
— Лена, — сказала она как-то, — спасибо тебе.
— За что?
— За то, что не выгнала нас. За то, что приняла.
— Галина Петровна, не говорите глупости.
— Нет, серьезно. Многие бы не приняли. А ты приняла.
— Вы моя семья. И я благодарна вам за чудесного сына.
— Да, — она улыбнулась. — Семья.
*
За три дня до смерти она попросила меня подойти.
— Лена, я хочу тебе кое-что сказать.
— Говорите.
— Береги Андрея. Он очень будет переживать.
— Буду беречь.
— И себя береги. Ты хорошая девочка.
— Спасибо.
— И знай — я тебя люблю. Как дочь.
— Я тоже вас люблю.
— Хорошо, — она закрыла глаза. — Очень хорошо.
*
Она умерла во сне, тихо и спокойно. Владимир Иванович нашел её утром.
— Галь, — тихо позвал он. — Галь, пора вставать.
Но она уже не встала.
Похороны прошли тихо. Пришли коллеги, соседи, родственники. Все говорили, какая она была хорошая.
— Три месяца, — сказал Андрей после похорон. — Она прожила ровно три месяца, как предсказывал врач.
— Но какие это были три месяца, — ответила я. — Она прожила их так, как хотела.
*
Владимир Иванович остался с нами. Он стал тихим, молчаливым. Перестал смеяться. Но каждый вечер садился пить чай — на то же место, где раньше сидела жена.
— Пап, — сказал ему Андрей, — может, тебе лучше к себе домой?
— Нет, сынок. Здесь мне лучше. Здесь я чувствую, что она рядом.
— Хорошо. Тогда оставайся конечно.
— Спасибо, дети.
*
Прошел год. Мы все еще каждый вечер пили чай втроем. На столе стояла четвертая чашка — пустая.
— Знаете, — сказала я как-то, — мне кажется, она здесь. Рядом с нами.
— Мне тоже так кажется, — ответил Владимир Иванович. — Особенно, когда мы пьём чай.
— Да, — согласился Андрей. — Она здесь.
Теперь, когда прошло время, я понимаю: тот день, когда они пришли «на чай» с чемоданами, изменил всю нашу жизнь. Мы стали настоящей семьёй. Мы научились ценить каждый день, каждый разговор, каждую чашку чая.
И каждый раз, когда кто-то говорит: «Заедем на чай», я думаю: а вдруг это не просто чай? Вдруг это что-то большее? Вдруг это последний шанс сказать «люблю»?
*
Сегодня Владимир Иванович все еще живет с нами. Ему уже семьдесят пять, но он бодр и активен. Помогает по хозяйству, играет с нашими детьми (да, у нас теперь есть дети), рассказывает им про бабушку Галю.
И каждый вечер мы пьём чай. Все вместе. Большой дружной семьёй.
А на столе по-прежнему стоит четвертая чашка. Пустая, но не одинокая. Потому что любовь не умирает. Она просто меняет форму.
Превращается в воспоминания. В традиции. В чашку чая, которую мы пьём каждый вечер, думая о том, как важно быть рядом с теми, кого любишь.
