— Нинка, ты что, опять за своё? В изолятор же посадят! — подруга метнула на девочку укоризненный взгляд.
— Ну и что? Зато хоть в футбол наиграюсь, а там — пусть хоть на неделю запрут, подальше от этих воспитательниц. — Нина пожала плечами и хитро улыбнулась.
Осмотревшись по сторонам, она слегка отодвинула в сторону отколотую доску на заборе и, не теряя времени, выскользнула наружу. С ребятами с соседних дворов она была знакома давно — с тех пор, как однажды вступила в драку, которую они затеяли с детьми из её детдома. Хотя детдомовцы и были неправы, Нина всё равно встала за своих. В результате все разбежались, а она осталась одна с мальчишками и разбитым носом.
— Почему ты не сбежала с остальными? — спросил один из парней.
— Да много чести. — Нина, вытирая кровь с лица, небрежно отмахнулась.
Мальчишки переглянулись, явно удивлённые её ответом.
— А чего не плачешь? Футбол, случайно, ты любишь? — спросил один из них.
— Возможно, — отозвалась она. — Никогда не играла, так что не знаю.
— Ну, если хочешь, приходи вечером на пустырь, научим, — предложили они. — Нам игроков не хватает, а ты точно подойдёшь.
Так началась её футбольная жизнь.
Уже через несколько тренировок она стала одной из лучших в команде.
Её всегда звали играть с ребятами, хотя за это часто приходилось расплачиваться опозданиями и наказаниями в детдоме. Время от времени её запирали в изоляторе — или, как называли это место сами дети, в «карцере».
Особенно старательно за её «поведение» следила Нелли Васильевна — грозная и злобная воспитательница, которую дети за глаза прозвали мегерой. Все удивлялись, как её вообще допустили работать с детьми, ведь казалось, что она ненавидела их больше всего на свете. Она не трогала лишь тех, кто был тихим и покорным, а вот тех, кто осмеливался возразить или сопротивляться, она откровенно презирала и преследовала.
Нина была для неё настоящим раздражителем — непокорная, смелая и с собственным мнением. Воспитательницу это выводило из себя. Но Нина, в свою очередь, любила создавать для неё неприятные моменты.
— Ладно, парни… э-э-э… и девчонка, вперёд! — крикнул старший мальчик, и они все рванули в сторону новой площадки.
— Эй, куда? Пустырь ведь на другой стороне! — окликнула она.
— Мы там больше не играем, — объяснили мальчишки. — Там стройку начали, а здесь недалеко нашли классное место.
Нина, не раздумывая, последовала за ними. Она знала: если ребята говорят, что место отличное, значит, так и есть.
Когда-то у неё была семья, но воспоминаний о родителях у Нины не сохранилось. Её забрали в детский дом, когда ей было три года. Отец бросил мать, а та не выдержала предательства и покончила с собой, шагнув с балкона. Это всё, что знали воспитатели. Больше никаких родственников у Нины не нашлось, а отец, начав новую жизнь с другой женщиной, от дочери отказался.
Долгое время Нина была замкнутой, ни с кем не общалась, словно жила в собственном мире. Воспитатели даже думали отправить её в приют для детей с психическими отклонениями. Но однажды она будто проснулась, начав понемногу общаться с окружающими.
Место, куда привели её мальчишки, действительно оказалось замечательным. Песчаная площадка окружена красивыми новыми домами. Нина знала, что в таких живут богатые люди, но вокруг было тихо — похоже, дома ещё не были заселены.
— Классное место, — восхищённо сказала она.
— Не то слово! Тут есть где развернуться! — согласились мальчишки.
— А вы не боитесь попасть на чужую территорию? — спросила она, кивая на высокие заборы вокруг.
— Да ты что! Заборы здесь крепкие, а мы ворота ставим так, чтобы в сторону домов никто не бил, — объяснили ей.
Нина кивнула. Всё звучало вполне логично.
***
Валерий отошёл от окна, за которым доносился шум детей, готовившихся к игре в футбол. Он с силой закрыл окно и задернул шторы, чтобы заглушить их голоса. Не потому, что он не любил детей — напротив, когда-то он обожал их звонкий смех. Но вот уже три года любой детский смех отдавался у него болью. Ведь ровно три года назад, по трагической случайности, он потерял жену и сына.
Долгие месяцы Валерий искал уединённый дом, вдали от суеты и шума, где можно было бы обрести тишину. И вот он нашёл это место.
Но теперь его тревожила мысль, что и здесь спокойствие может продлиться недолго. К счастью, уже через пару недель в округе должно было начаться строительство, и эти дети перестанут тут играть.
Он сел перед мольбертом. Уже год он пытался закончить портрет сына, но всё никак не мог. Казалось, что вот-вот — и картина оживёт, но каждый раз что-то было не так, как будто не хватало какой-то детали. Валерий, когда-то успешный и востребованный художник, был известен своими работами. У него даже была своя школа для талантливых детей. Но после трагедии он почти не появлялся там — слишком больно было видеть ребят, которых мог бы учить и его сын.
Он взял кисть, как вдруг его отвлекло громкий звон стекла — это что-то разбилось на террасе. Валерий лишь поморщился, но не обернулся, сосредоточившись на картине. То, что происходило за пределами его внутреннего мира, его больше не интересовало.
Тем временем мальчишки, с которыми играла Нина, переглядывались.
— Вот это да! Какой удар! Интересно, в доме кто-то есть? — спросил один из них.
— Надо пойти извиниться, — вздохнула Нина.
— Ты что, с ума сошла? Бежать надо! Они полицию вызовут! — воскликнул другой, явно напуганный.
Но Нина упрямо покачала головой.
— Нет, это неправильно. Нужно хотя бы попросить прощения.
Мальчишки попятились.
— Мы не пойдём, извини. Нам потом мамки таких вставят, мало не покажется!
— Ну, не ходите. Я же стекло разбила, значит, и отвечу, — упрямо ответила Нина.
Калитка оказалась не заперта, и она тихонько вошла во двор.
Всё вокруг выглядело настолько ухоженным и идеальным, что это показалось ей даже странным. Казалось, здесь навели порядок, но никто не жил, не наслаждался этой красотой.
Осторожно подойдя к дому, Нина заметила разбитое стекло веранды. Оно осыпалось почти целиком. Вздохнув, она решилась и подошла к незапертой двери. Девочка вошла внутрь, затаив дыхание.
Валерий, не замечая её присутствия, продолжал работать над своей картиной, погружённый в мрачные мысли. Лишь когда Нина окликнула его, он вздрогнул и повернулся к ней.
— Здравствуйте, — робко сказала она.
— Здравствуй, — ответил он, удивлённо смотря на незнакомку.
— Я хотела извиниться. Это я разбила стекло у вас на террасе… Но у меня нет родителей, так что заплатить за него некому, — проговорила Нина с тяжёлым вздохом.
Валерий отложил кисть и заинтересованно посмотрел на девочку.
— Как так? Где же ты живёшь, если у тебя нет родителей? На улице?
— Нет, конечно. Я живу в детдоме. Иногда убегаю, чтобы поиграть в футбол. Летом там такая скука! — улыбнулась Нина. — Меня, конечно, потом ругают, но только одна воспитательница, Нелли Васильевна. Она очень злится и часто сажает меня в карцер.
Валерий невольно улыбнулся. Взрослые рассуждения девочки, её спокойствие и прямота тронули его.
— Но ты же не одна была? Где остальные?
— Они испугались мамок и убежали. Стекло разбила я, они тут ни при чём, — спокойно ответила Нина.
Валерий не смог удержаться от улыбки.
— Значит, они тебя бросили и сбежали? — он с интересом смотрел на Нину.
Она лишь пожала плечами.
— А можно взглянуть на картину? — неожиданно спросила девочка, указав на мольберт.
Сердце Валерия дрогнуло, но он кивнул.
— Конечно, посмотри, — ответил он тихо.
Нина подошла к полотну, внимательно его изучала, а потом сказала:
— Очень печальная картина, смотришь на неё — и плакать хочется.
Валерий посмотрел на неё с любопытством:
— Как тебя зовут?
— Нина.
— А скажи, что, по-твоему, не так с этой картиной?
Девочка пожала плечами:
— Да вроде всё так, только картина грустная, а мальчик улыбается. Так не бывает, чтобы человек улыбался, а всё вокруг было таким мрачным.
Валерий неожиданно опустился на диван:
— Как всё просто оказалось… А я и не догадался бы сам.
Он повернулся к Нине:
— Ты, наверное, голодная?
— Конечно, хочу есть! Вы разве не знаете, что дети из детдома всегда хотят есть?
Валерий усмехнулся:
— Нет, не знал. Я думал, вас хорошо кормят. Пойдём на кухню, посмотрим, что там у нас есть.
Нина удивлённо вскинула брови:
— У нас?
— Да, есть одна женщина, которая ко мне приходит, готовит и убирает. Я плачу ей за это. — Он махнул рукой в сторону разбитого стекла. — Не переживай, завтра мастеров позову, придумают что-нибудь получше. Оно мне всё равно не нравилось.
Пока Валерий накрывал на стол, Нина села на маленький диванчик, наблюдая за ним. Он и сам не мог понять, как так получилось, что он пригласил к себе эту девочку, но что-то внутри него подсказывало, что это было правильное решение.
Пока они ели (точнее, ела в основном Нина), Валерий расспрашивал её о жизни в детдоме. То, что он услышал, потрясло его до глубины души. Он давно жертвовал деньги в детский дом, но не был уверен, что Нина живёт именно в том, который он поддерживал. Нужно было уточнить у друга, который вёл его дела.
После ужина Нина встала:
— Спасибо за еду, но мне пора. Сегодня дежурит мегера, я уже наверняка заработала неделю карцера.
Валерий тут же поднялся:
— Давай, я тебя провожу, чтобы не было проблем.
— Нет, так будет только хуже. Она не любит, когда за нас кто-то заступается.
— Но если захочешь, всегда приходи ко мне. Я скажу Ольге Сергеевне, что ты можешь приходить, даже если меня нет дома. — Он замолчал на мгновение и добавил: — Этот мальчик на картине — это мой сын. Его больше нет, и мне очень одиноко.
Нина кивнула:
— Я поняла, что это ваш сын. Он на вас очень похож. Хорошо, я обязательно зайду, когда смогу.
Когда девочка ушла, Валерий долго ходил по дому, пытаясь привести мысли в порядок. Затем он подошёл к картине, посмотрел на тёмные краски и начал менять их на светлые, более жизнерадостные.
На следующий день, когда пришла домработница Ольга Сергеевна, она удивлённо спросила:
— Вы что, всю ночь не спали?
Валерий улыбнулся ей и показал картину:
— Посмотрите, Ольга Сергеевна. Мне кажется, я наконец-то смог закончить её.
Он рассказал ей о Нине:
— Представляете, она такая маленькая, но не побоялась войти в дом и извиниться за стекло. А потом сразу сказала, что не так с картиной. Нужно обязательно навестить её в детдоме… Нет, даже лучше будет позвонить моему управляющему и всё узнать.
Валерий не откладывал это дело. Связавшись с другом, он выяснил, что тот детский дом, куда он жертвовал средства, оказался именно тем местом, где жила Нина. То, что он услышал, шокировало его — с детьми там обращались хуже, чем он мог себе представить.
На следующий день Валерий был уже в кабинете директора. Директор, заметно нервничая, пытался понять причину неожиданного визита спонсора, да ещё без предупреждения.
— Скажите, у вас есть девочка по имени Нина, ей около семи-восьми лет?
Директор испуганно посмотрел на него:
— А зачем она вам?
Валерий строго ответил:
— У меня есть кое-какие планы насчёт неё. Можем ли мы встретиться с ней?
— Э-э-э… Она больна.
Валерий нервно постукивал пальцами по столу.
— Она в карцере, верно?
Директор подскочил с места, затем снова опустился в кресло, тяжело вздохнув:
— Откуда у вас такие сведения?
— Давайте не будем устраивать спектакль. Вы меня проведёте к Нине, и я не буду поднимать шум, проверять финансовые отчёты и разбираться дальше.
Через несколько минут Валерия провели в маленькую, почти пустую комнату. Узкое окошко с решёткой бросало тусклый свет на кровать, на которой лежала девочка. У Нины был виден синяк на лице, а бровь — разбита. Валерий посмотрел на неё, а затем с холодным гневом повернулся к директору.
Пока шли разбирательства, Нина жила у Валерия. Он никому не рассказывал, сколько сил и денег потребовалось, чтобы вывести дело на поверхность. Воспитатели и директор попали под суд, но Валерий понимал: рано или поздно Нина могла вернуться в тот же ад.
Ольга Сергеевна, домработница, с тревогой наблюдала за Валерием, и однажды за завтраком она спросила:
— И что теперь? Вы действительно отдадите её обратно?
— А что я могу сделать? — с отчаянием спросил он.
— Как что? Удочерите её. Сделайте так, чтобы она обрела семью, чтобы была счастлива. Вы ведь можете это сделать.
Валерий был поражён её словами. Он медленно поднял взгляд на Ольгу и прошептал:
— Какой же я был дурак!
Нина так и не вернулась в детский дом. Через некоторое время она попросила Валерия разрешить называть его папой.
Портрет сына Валерия висел в гостиной. На нём мальчик улыбался.