Люба сидела в тёплом и уютном купе у самого окна. Она так торопилась, боялась не успеть к отправлению, но сейчас всё уже было хорошо.
Дел перед отъездом накопилось много, и женщина так устала, что предстоящая ночь в поезде была для неё настоящим спасением, передышкой перед непростой встречей. И теперь она мечтала только об одном — устроиться на полке и уснуть.
Здесь, в купе, немного отдышавшись, Люба смогла расслабиться. Она смотрела в окно на то, как поезд медленно набирает скорость, оставляя за собой полупустой перрон с немногочисленными пассажирами и неброское здание местного вокзала.
Поезд был проходящий, поэтому в купе уже находились пассажиры. Люба огляделась, чтобы понять, кто будет ехать с ней в эту ночь до той станции, где она должна утром сойти. О том, что будет там, когда Люба доберётся до места назначения, она старалась пока не думать.
Одна из верхних полок была пока пустой, на другой лежал парень в наушниках. Непонятно было, спал он или слушал музыку. Но глаза его были закрыты. На соседней нижней полке напротив, отвернувшись к стене, лежала пожилая женщина в тёплом байковом халате и платочке. Она вздыхала время от времени и пока не спешила поворачиваться к Любе, хотя было понятно, что старушка не спит.
Люба достала из сумки термос с горячим чаем, в который добавила малинового варенья, и пакет с пирожками. Поесть она сегодня так и не успела.
А сейчас, когда уже можно было расслабиться и до самого утра больше не думать ни о чём, решила поужинать, а заодно и пообедать. И хоть аппетита особого не было, но женщина понимала, что обязательно нужно поесть, иначе откуда взяться силам? А они ей были ой, как нужны сейчас.
Одной есть было неудобно. И Люба, помаявшись минуты две, всё же обратилась к пожилой женщине, предлагая той разделить с ней трапезу.
— Простите меня, ради Бога. Я слышу, что вы не спите. Не желаете пирожков свеженьких с картошкой? Есть ещё с рисом и яйцом, — произнесла она, в надежде, что бабушка откликнется. — Я сама пекла.
Пожилая женщина задвигалась, заворочалась, пытаясь повернуться к Любе лицом. Видно было, что даётся ей это с большим трудом — больные суставы затрудняли движение, и старушка покряхтывала и охала.
— Извините меня, если потревожила вас. Здравствуйте, — произнесла Люба, когда женщина повернулась к ней. — Просто одной есть, когда рядом люди, как-то нехорошо. А вместе веселее, верно?
Но когда пожилая женщина наконец-то села на полке, опустив ноги вниз и поправив на голове цветастый платок, Люба осеклась и охнула.
Анна Тихоновна, а это была, несомненно, она, пока ещё Любу не узнала. Она искала в кармане очки, чтобы получше разглядеть свою попутчицу, которая не дала ей спокойно полежать.
Наконец очки отыскались, и старушка внимательно глянула на Любовь, застывшую в ожидании её реакции.
Бывшая свекровь не сразу начала говорить. Она какое-то время внимательно разглядывала Любу, веря и не веря в то, что видит перед собой именно её. Не совсем надеялась на своё плохое зрение, сомневалась и оттого пока молчала.
— Анна Тихоновна, здравствуйте, — первой начала Люба разговор. — Узнаёте меня?
— Да, теперь узнаю, Люба. Неужели это ты? Вот так встречу нам Бог послал! Никогда бы не подумала, что вот так можем с тобой встретиться, — произнесла она тихо, с расстановкой.
— Вы куда-то едете? — задала Люба следующий вопрос, потому что пока не знала, о чём говорить.
Обе женщины выглядели растерянными. Ни одна из них была не готова к этой встрече, оттого и слова пока на ум не шли, лишь эмоции бередили сознание.
— Ну, раз в поезде сижу, значит, еду, — ответила Анна Тихоновна. — И не поехала бы, да надо… В больницу областную направили меня. Диагноз нехороший подозревают.
— Да вы что? — ахнула сердобольная Люба, вспомнив и о своей беде.
Она понимала, что бывшей свекрови в силу преклонного возраста, наверное, не очень вот эти все поездки и обследования были нужны. Но привычка всё делать по правилам, слушаться врачей брала вверх.
— Да, ничего, Люба, я не сильно переживаю. Сколько мне тут осталось, годом больше, годом меньше. Так, суета одна. Лучше бы молодых лечили. А нам-то, старикам, много ли надо. Лечи, не лечи, всё равно конец один. Ты-то сама куда едешь? Дочка Лена, внучка моя, как поживает? Ничего ведь я о вас не знаю. Как расстались вы тогда с Николаем, так и всё, как отрезало. Двадцать лет прошло уж, как один день…
— Анна Тихоновна, а вы ведь тогда говорили, что Лена не ваша внучка. Что вы не верите мне, помните? — с обидой произнесла Люба, совсем не собираясь об этом напоминать бывшей свекрови. Но сейчас что-то в душе шевельнулось, вновь возродив те нехорошие чувства, что мучили Любу во время развода с Николаем.
— Ой, Люба! Сколько раз я корила потом себя за эти слова! Сколько слёз пролила, что обидела тебя понапрасну. И сына просила, чтобы он отыскал вас да повинился за меня. Но разве же его заставишь! У него тут же другая баба появилась. А потом ещё одна… Не до вас с дочкой ему было, окаянному.
Анна Тихоновна вытерла платочком глаза, вздохнула тяжело.
— Так что же? Всё-таки, Лена ваша, получается? Не нагулянная? — опять спросила Люба, стараясь хоть сейчас взять реванш за ту обиду, что испытывала много лет назад. — И я была верной и порядочной женой и невесткой? Так? Только вот вам чем-то не угодила тогда.
— Люба, я поняла это слишком поздно. Да и жизнь меня уж не раз наказала за этот мой грех. Я тогда почему-то верила сыну, его наговорам на тебя. Дала добро на ваш с ним развод, от внучки своей отказалась. Я ведь только потом всё поняла, когда мне открылась его гуляющая натура. Так ведь всю жизнь и скакал Николаша мой от одной юбки к другой. Вот только недавно остепенился. Да и то…. Грех сказать, но такую беспутную себе в жёны взял, что страшно подумать.
— Да, печально всё это, Анна Тихоновна. Жаль, что так вышло. Я-то ладно, пережила, хоть и непросто мне было. Даже вспоминать сейчас страшно. А вот дочка… Ей вообще было непонятно, почему от неё в одночасье отказались и папа, и бабушка с дедушкой. Как мне нужно было это объяснить пятилетнему ребёнку?
— Ты, сильная, Люба, справилась. Замуж-то вышла во второй раз? — решила сменить неприятную тему Анна Тихоновна.
— Нет, не вышла. Не смогла больше никому поверить. Были претенденты, не скрою, и звали, конечно. Да только я уже о дочери думала, не о себе. Для неё жила все эти годы, старалась, чтобы у неё всё было не хуже, чем у других.
— Вот, значит, как. Жаль, хорошая ты женщина, Люба, покладистая и хозяйственная, я помню. Из тебя бы отличная жена вышла. Могла бы счастье какому-нибудь мужчине принести. Да и сама счастливой бы стала.
— Вашему сыну почему-то не принесла счастья, — грустно улыбаясь, ответила Любовь.
— Да он сам виноват! Сам себе жизнь Колька испортил. И винить некого. Всё чего-то искал. Доискался! Сейчас эта Верка так им крутит, что он иногда забывает, как его зовут. Про меня уж вообще говорить нечего. Меня эта фифа разукрашенная и знать не хочет. Говорит, мне чужие старухи и даром не нужны. Вот, Люба, до чего я в старости дожила. Ни сыну, ни снохе не нужна стала. А дочь далеко, да и немолодая она уже, не до меня ей. Деда моего уж пять лет как нет. И внукам я не нужна. Да что теперь жаловаться, сама виновата. Во всём виновата сама…
Женщины замолчали. Смотрели в окно на проплывающие в вечерней синеве перелески и полустанки. Люба совсем забыла, что хотела перекусить, и теперь пакет с термосом и пирожками лежал на столике сиротливо и даже как-то не к месту.
В душе всколыхнулись воспоминания двадцатилетней давности. Она увидела себя молодой и беззащитной женщиной, которую без всякой причины муж обвинил в из.мене и выгнал вон из дома с маленьким ребёнком.
Сразу после свадьбы Люба с Николаем поселились с доме свёкров. Анна Тихоновна сдержанно отнеслась к молоденькой невестке, которую сын привёз из соседнего посёлка. Родителей у Любы не было, воспитывала её тётка, и свекровь не раз укоряла невестку в том, что она сирота безродная. Дескать, бедная и ни к чему не приспособленная.
Но молодая и влюблённая Люба старалась на обиды внимания не обращать. Тем более, что вскоре родилась Леночка, и все свои заботы и переживания она теперь направила на дочку.
А Николай… Он очень скоро показал истинное своё лицо. Из влюблённого парня превратился в грубоватого мужика. Любил выпить после работы и в выходные. Да и погулять тоже был мастак. Несколько раз уже Любе местные женщины намекали на то, что муж ей из.меняет. Но она не верила, лишь глуповато улыбалась на такие слова. А может, просто не знала, что делать с этим фактом. Идти-то ей всё равно было некуда. Тем более, теперь у неё на руках была маленькая дочь.
Но однажды что-то случилось с Николаем, и он, заявившись домой в изрядном подпитии, устроил скандал, обвинив Любу в неверности. А ещё заявил, что Лена не его дочь. Даже какие-то пытался доказательства привести. Но основным было то, что девочка совсем не похожа ни на отца, ни на его родню.
Как узнала Люба позже, об этом ей рассказала знакомая, что жила неподалёку, причина такого поведения мужа была банальной. Он внезапно влюбился в приехавшую в село молодую врачиху и решил таким образом освободить себя от первого и порядком уже надоевшего ему брака.
Родители мужа за Любу не заступились. И ей пришлось уехать вместе с пятилетней дочкой назад в посёлок, где жила её тётка. Это уже потом, через два года, одна хорошая знакомая позвала её в районной посёлок, где требовались работницы на мебельную фабрику. Там же Люба позже смогла купить в кредит небольшой домик, который продала ей, уезжая в город к дочери, одна добрая бабушка.
Всё это сейчас промелькнуло перед глазами Любы как один миг, навевая тяжёлые мысли.
— Леночка твоя — теперь уже взрослая женщина, двадцать пять ей, ведь, так? — вырвала Любу из воспоминаний своим вопросом Анна Тихоновна. — Вот бы глянуть на неё сейчас.
— Да, двадцать пять. Замужем она, муж хороший у неё, Иван. И сынок уже есть, Ромочка. Два годика ему. Так что я уже бабушка, — не без гордости сказала бывшей свекрови Люба, следя за её реакцией.
— Вот оно как. А я, значит, прабабка. Ну что же, неплохо, что узнала, а то так и пом.ер.ла бы в неведении. А что, муж-то кто у Лены? Ты, к ним, наверное, едешь сейчас? В городе живут молодые?
— Муж у неё на заводе работает сварщиком, неплохо зарабатывает, — произнесла Люба. — А Ромка… Ой, не знаю даже, стоит ли об этом говорить…
Люба замолчала, старясь не заплакать. Размышляла, надо ли таким делиться с человеком, хоть и родным по крови для её дочери, но совершенно посторонним.
— Что-то случилось, Люба? Расскажи, не держи в себе. Я, может, совет какой смогу дать, — взволнованно проговорила Анна Тихоновна, видя, как изменилось лицо бывшей невестки. — А может, и помогу чем-нибудь.
— Да внучок мой, Ромочка, заболел. Всё было нормально, родился здоровым. А потом что-то случилось, выявили у него какое-то редкое заболевание. Я даже вам название не смогу произнести, больно уж мудрёно звучит. Для нас всех это было как гром среди ясного неба. Ну, поставили его на учёт, обследования разные, лечение назначили. И лекарства вроде бесплатно выдают. Но один профессор предложил моей дочери новый метод. Сказал, что он, хоть и дорогостоящий, но уже хорошо зарекомендовал себя и поможет внуку справиться с болезнью раз и навсегда.
— Да, беда. Жалко, когда детки болеют, особенно, свои, родные, — озабоченно произнесла пожилая женщина. — Ну а ты-то сейчас едешь помогать? Небось, кредит взяла огромный? Так?
— Да, взяла. Да только ведь этого не хватит нам. Вот хочу встретиться в городе с одной своей старинной знакомой, у неё ещё в долг попросить. Может, даст, — произнесла Люба невесело.
— Должна дать. На благое же дело…
Анна Тихоновна вдруг замолчала, задумалась. Невесело ей было сознавать, что она бросила когда-то эту прекрасную женщину с дочкой, её родной внучкой, на произвол судьбы. И сейчас непросто было узнать тяжёлую правду о правнуке, который заболел. Вот судьба какая у Любы непростая, не в первый раз испытывает на прочность эту хрупкую добрую женщину.
— Ты, Люба, вот что… Дай-ка мне свои паспортные данные. Запиши куда-нибудь, что ли? — вдруг попросила её Анна Тихоновна.
— А зачем вам? — удивилась Люба, которая сейчас была поглощена мыслями о завтрашней встрече.
— Я, когда из больницы вернусь домой, схожу к нотариусу и оформлю свой дом на тебя. Продашь потом — с кредитом рассчитаешься. Деньги там не шибко большие будут, но всё же. Хоть какая-то вам от меня помощь будет.
— Да вы что! Не нужно… — растерялась Люба. — Вам самим же ещё там жить надо будет.
— Жить мне осталось всего ничего, я это знаю. Больше и не прошу у Бога, хватит. А этой, снохе своей, Верке, ни копейки, ни платочка, не хочу оставлять. Не за что. Сыну-то всё равно ничего не достанется от тех денег. Да и не заслужил он, если честно. А вам… тебе в самый раз. У вас сейчас любая копейка на счету.
— Нет, Анна Тихоновна, это лишнее. Мы всегда справлялись сами, и в этот раз справимся. А вам ещё проблем не хватало с детьми из-за этого. Тем, более, теперь, когда у вас со здоровьем беда, — участливо произнесла Люба.
— Любонька, да как ты не понимаешь, милая моя! Пощады я прошу у тебя, прощения! Для меня это шанс. И то, что ты мне сегодня встретилась, — это не просто так. Это возможность искупить мою вину перед вами — перед тобой и внучкой моей. Прошу, не откажи мне в этой просьбе! Господь мне перед уходом моим дал возможность прощения у вас попросить да помочь хоть какой-то малостью. Детям мой дом совсем ни к чему, Люба, ты о них не переживай, у них и так всего полно. А вам будет кстати. Прошу, Любонька! Не отказывайся.
Анна Тихоновна плакала. По испещрённому морщинами лицу бежали скупые слёзы.
— Я прощаю вас, Анна Тихоновна, прощаю. Не надо плакать. Успокойтесь…
Они расстались на перроне после того, как Люба помогла бывшей свекрови выйти из вагона. Старушка ещё раз внимательно посмотрела на фотографии внучки и правнука в телефоне у Любы. Улыбалась, вытирая то и дело набегавшие слёзы.
— Всего вам доброго, выздоравливайте! — от души пожелала ей Любовь.
— Пусть Ромочка поправляется, это сейчас самое главное. Да и вы с Леночкой будьте здоровы. Всё время, что осталось у меня, молиться об этом буду. Прощай, Люба! И будь счастлива.
Любовь поехала на квартиру к дочери и зятю, а сама всю дорогу никак не могла отойти от этой странной встречи.
А через три недели ей пришло письмо от соседки Анны Тихоновны, в котором та сообщила, что бывшей Любиной свекрови больше нет. А ещё там лежала дарственная на дом, которую пожилая женщина оформила за несколько дней до своего ухода.
Успела. Так хотела уйти прощённой. Хоть чем-то искупить свою вину перед Любой.
