Егор с силой ударял цепом по лежащим ровными рядками колосьям.
— Егор Иваныч, ты с такой силишшой-то, зараз всю пашеничку в муку перебьёшь, мне и закрывать придётся мельницу -то, кха-кха.
Егор поднял голову, в расписном возке сидел мельник, Антип Поликарпович.
-Здорово Поликарпыч.
-Здорово, Егорушка, чего ты так усердствуешь?
-Мария рожает.
-Ааа, ты сбежал сюды на ток?
-Но.
-Кого ждёте?
-Да икто будет.
-Ну оно тако же, ну давай, Егорушка, робь, не буду отвлекать.
***
-Что, Егор Иваныч, Мария рожает?
-Но.
— Я и вижу, цепом-то, цепом как сноровисто бьёшь, опеть поди пацан, скоко мы с тобой раз уже тут встречаемся?
-Да почитай седьмой…
— Плодовит ты, батюшка, Егор Иванович, да главное всё парнишки…
-А я об чём, девку надо, на старости лет помощницу, что же всё парни, ну хучь бы на этот раз девчонку послал, главное в одно и то же время…
-Ну ты Егор, не охальничай, парни у тебя крепкие, хорошие, вон растут, что дубки молодые, а уж, кого он пошлёт, то ему токмо и ведомо…Ннноо, — причмокнул губами мельник.
Это надо, кто-то горюет, что одни девки у его, а энтот, ты гляди…
Мельник крутит головой.
-Оно конечно понятно, девку -то што?- продолжает размышлять вслух мельник, — приданное какое -никакое собрал и вытурил жить к сватам. А парнишкам, им же надел нужооон, вот он, Егор Иваныч — то и горюет. А как не горевать? Ну-ка, шестеро уже есть…И всё парнишки, ото так…разориться можно, по миру пойти.
Егор же детей своих всех любил, по миру пойти не боялся, просил он у господа только об одном, чтобы послал ему доченьку…
Сам вырос в большой семье, среди братьев, был он из двойнёвых, сестрица была у него, Марфушенька.
До семи лет вместе были, ни на минуту не разлучались, а потом болезнь скосила обоих, не выжила сестрица, на всю жизнь для Егора крест это и боль.
Всё мечтал, что родиться дочушка…ан нет, всё парнишки, всем рад Егор, а дочушку хочется.
Когда самому старшему,Грише, пошёл семнадцатый год, решил Егор избу рядом ставить, пошёл к барину, барин хороший у них был, с чудцой малёхо правда, но добрый.
Сядет бывало в бричку, девок цыганками снарядит, парней в рубахи красные и ну гонять по полям, песни базлает.
Егору тоже приходилось в том шалмане участие принимать, зато барин потом, червонцами одаривал.
Да он и сейчас ещё чудуковает, жена его, Софья Михайловна, благороднейшая женщина, по словам самого Мефодия Капитоновича, не смогла вынести всех тягот жизни деревенской и родив Мефодию Капитоновичу наследника, сделалась больной и уехала в город, вместе с сыном, маленьким Евгением Мефодьевичем.
Егор даже играл с маленьким Евгением, были даже друзьями с барчуком. Он всегда отмечал живое участие барина в своей судьбе, то ли что бабка покойница Егорушкина, ключницей при старом брине -то была, то ли что, но это было такое…
Наследника изредка привозили к папеньке, а Софья Михайловна, поначалу ездили в деревню, а потом не могли переносить тягот дорожных, Мефодий же, Капитонович, навеки поселился в своём имении.
Егор пошёл спросить землицы, всё равно лежит целяковой, никто её не обрабатывает, нельзя ли ему как-то выкупить бы её, али в аренду попросить у барина…Всё — таки семь сынов растёт.
Барин встретил Егора сам, надет на нём был халат красного бархата с лисьим воротником, шапка на манер малахая, тоже с лисьими хвостами, двумя, на ногах были турецкие туфли, с загнутыми носами и штаны по колено, что открывали голые, тонкие, волосатые ноги.
-Здравствуй, Егорушка, — первым заговорил барин, приподнимая низко поклонившегося мужчину, — ну чего ты, чего…За чем пожаловал? Не о здоровье же моём справиться, я вон, вишь…в жару и то мёрзну, кхе-кхе, ты не бойся, у меня не чахотка, меня костная болезнь грызёт…
Пойдём, пойдём в палаты мои, белокаменные кхе-кхе, я ить Егорушка тебя, что сына родного люблю, вы ведь мои люди, как вольную получили, ведь никто не сбежал, все при барине остались, я тогда молодой был…Эх…Ну, Егорушка…говори…А я ведь и деда твоего помню…Хороший был старик, как батюшка поживает?
А с чем пришёл -то говоришь?
Егор не волнуясь рассказал барину с чем пришёл.
— Земля, земля, земля, ту-ту-ту…Земля говоришь. Ну что же…Чует моё сердце, Егор, сын Ивана, что сослужишь ты моей семье службу какую-то…а вот какую, мне то незнамо, неведомо.
Завтра вызову человека и выправлю тебе бумагу на ту землю, много лет она безхозная стоит, прав ты…
Так Егор получил к своему наделу порядочный кусок земли, не заплатив за то, ни полушки, как говорится.
Начал на той земле, строить дом для старшего сына, там на всех хватит, ну а последний, с родителями останется, так всегда было, что последушку родителей досматривать.
Споро у Егора дело делалось, парнишки помогали, только смотрит он, Марья вроде как…и неудобно Егору, но вроде отлынивает, что такое с бабочкой?
— Заболела ли, Маша?- спрашивает супругу вечером Егор.
Краснеет, да мнётся.
Что такое?
-Ох, Егорушка, стыдоба-то какая…
-Да что такое, Маруся?
-Тяжёлая я…Ну помнишь чегой -то дохтур сказал? Мол, поберечься надо какое -то время…
-Но.
-Мы же побереглись, да… Егорушка?
-Ннно…- неуверенно говорит Егор.
— Вот то-то и оно…побереглись.
-Так мы разочек, Маруся, праздник же был пред энтим днём…
-Был…давеча шевелиться тот праздник начал.
-Да ты штооооо.
-Вот то.
-Маруся….
-Што Маруся, чего люди скажуть.
-Маш, да ты, что, хоть. У Семёновых четырнадцать, у Полупановых шешнадцать, а Ивановых вообще двадцать три, про их даже вон, с городу приезжали и писали в какой-то газете учёной.
Клашка -то, по два, да по три штуки зараз таскат…Ты чего…У нас всего восьмой.
У Егора с Марией долго не было детей, уже свекровь, мать Егора, начала поговаривать, что, мол, пустоцвет девка, начала невесту Егорушке подыскивать, так он к самому барину обратился тогда, мол, Машу люблю, никто не нужОн, прошли те времена, когда барин женил, сами выбираем…кого любить, али мы животные какие?
Барин, матушке Егоровой пригрозил, мол, придёт время и Маша родит ребёнка.
-Дык как же, батюшка,- плачет мать, поди кася пятую осень живуть, а всё никак…пустая девка, на что она такая нужна?
А потом Маша родила Гришу, Васю, Ваню, Петра, Назара, Никифора и Николая.
И вот…
-Может девочка будет, Маша?
-Не знаю Егорушка, не знаю.
Свекровь приковыляла, принесла маслица свежего, да огурчиков малосольных.
-Исти надо тебе, Марья.
-Да что вы, мамаша…-Маша смущается, столько лет живут с Егором, а всё мамки его стесняется, — у нас всё ести.
-Нуу, всё не всё, а исти надо хорошо, а то внука мне заморишь.
-Знаете что ли?
-А то? Чай не первый год на свете живу.
-Может девочка будет, мамаш, — с надеждой говорит Маша.
-Ооой, не знаю, девка, ты гляди, вон богатырей носишь токмо.
-Мамаш…а у вас медку не осталось прошлогоднего?
-Чё эт, прошлогоднего, папашка свежего качать будет.
-Неее, я прошлогоднего хочу, вот так отрезать…
-Иии, девка, поди дочушку носишь, на сладенькое потянуло.
В одна тысяча девятьсот первом году, у Егора с Марией родилась дочка, маленькая, крепенькая Аннушка.
Ох, как праздновал Егор, дочка, дочушка, красавица и умница.
Братья малышку любили, таскались с ней везде, никому в обиду не давали.
Старший брат, Гришаня, женился, так жена его Оля, как куклу ту Аннушку наряжала, мастерица такая была, платьиц нашьёт, что барынька махонькая…
Одну за одной ставил избы Егор для сыновей своих, семь домов, как семь теремов, один в один встали, на окраине села.
Как -то обособленно стояли, что прозвали люди ту часть села Семихатово, есть село само, а через рощу, что за года выросла, Семихатово.
Всех вырастили Егор с Машей, всех сынов обженили.
Аннушка- красавица, за бедняка замуж собралась, за Юрку Нечаева.
Не хотел Егор красавицу свою за Юрку отдавать, да Аннушка с характером народилась, не отдашь, мол, убегу.
Да тут такое случилось.
Докатились до Сибири слухи, что власть поменялась, что царя теперь нет.
-Это как же, Гришаня? — спрашивает растерянно, старшего сына Егор, а как же жить то будем? Это же власти никакой не будет, мужик распоясается…
-Ничего, батя, тама-ка за нас порешали уже, кака — никака, а буде власть, без власти -то никак…
А власть и была, пришла она, новая власть, с красными знамёнами, в кожаных куртках, на конях, забрала, заграбастала с собой молодых мужиков, да парней, наобещала всего…Юра первый пошёл, поцеловал Аннушку и пошёл.
-Куда же ты…
-Жизнь новую для нас добывать, такую жизнь, Аня, что не будет ни бедных ни богатых.
-Да рази так бывает?
-Ну бывает, ни бывает, а у нас будет…
И ускакал…
Гоняет по полям, да степям Юра, на тачанке с пулемётом, власть новую отстаивает.
Однажды, встал Егор среди ночи по нужде, смотрит, а усадьба барская полыхает, старого барина то уже не было, но приезжал Евгений иногда, пропал потом куда -то, а тут…
Побежал, мужики какие сбежались, а там эти, в кожаных куртках, один такой орёт, револьвером размахивает никого не подпускает, мол гнездо змеиное нашли и сожгли…
Потом уже, сказали люди, что гнались они за кем-то…те сюда и шмыганули, в барскую усадьбу, ну вот и подожгли, значит, чтобы выкурить.
Постоял Егорушка, позвал сынов назад идти, что теперь сделаешь? Эти тушить не давали, а что не сгорело люди растащат.
Пришёл, сел на крыльцо, закурил, слышит…вроде стонет кто.
Пошёл на звук, парнишка…молодой.
-Кто ты?
-Олег, — шепчет.
-Какой такой Олег, вроде бы не нашенский, да имя ещё такое…
-Не выдавайте, дяденька…За нами гнались, товарищи ушли, а я в дедушкин дом…хотел укрыться, а они…подожгли. Я выполз и сюда добрался, не выдавайте…
-Ох ты, язви ж тебя. Лежи тута, сейчас.
— Папаш, что тама?
-Спи, Аннушка.
Да куда там, то ли будет спать девка.
Пошла за отцом, увидела, руками всплеснула.
-Папаш, он же молодёхонький совсем.
-Но.
Спрятали, в омшанике старом, никто не нашёл, а ходили по дворам, строжились.
-Куда прёшь, — одному такому, что нос свой везде совал, говорит Аннушка, — у меня жених, красный командир…а ты.
-Извини, сестрица, контру белогвардейскую ищем.
-Нет здесь никого, иди в другом месте ищи, тоже мне…
Боевая Аннушка выросла.
Вылечили парнишку, во всю уже красная власть устанавливалась.
-Что делать -то мне, дядь Егор?
-Не знаю, сынок. Твоих то не видать и не слыхать, что делать будешь? И нам может плохо быть, скажут враждебный элемент скрывали…но и не сидеть же тебе в омшанике всю жизню.
А тут и Юра навоевался, приехал, власть устанавливать в селе, да держать её.
Пошёл сватать Аннушку.
Да девка кручинится.
-Что такое Аня? Али разлюбила?
-Нет нет, ты что, Юрушка…тайна есть одна, на твой суд её выдаю, потому, что надеюсь на тебя, потому, что знаю какой ты есть, честный и справедливый.
В твоих руках, милый, помочь нам, али погубить.
И рассказала всё, про парнишку, про то, что с отцом его выхаживали, про то что барина внук.
-Даа, милая, задала ты мне задачу.
Сидят четвером, совет держат.
-А может сказать, что мол ты племяш мой, сеструха у меня в Ростове, она меня на добрых два десятка лет старше, у неё как раз сын Ванька, твоего возраста.
-Юра, а ежели власти узнают?
-Да кто же узнает, Аннушка?- Юра улыбнулся и притянул девушку к себе, — я власть теперь, документы выправим, ну как? Согласен Иваном стать? Не будешь пакостить новой власти?
-Согласен, выбора у меня нет, а вам добрые люди, по гороб жизни буду благодарен.
Вот так и сослужил Егор службу барину, такую о которой старик и не догадывался.
А Иван остался жить в селе, время такое было, лихое, что не очень -то и разбирались люди.
Женился, в партию вступил потом, напрочь себе приказал забыть, что звали его по другому когда-то и жизнь у него другая была.
Что с родителями его стало, то ему не ведомо, всегда думал, что уехали они куда -то, в памяти его живыми и молодыми остались.
Считал Юру дядькой своим, матери братом младшим, а Аннушку сестрицей.
Крепко дружили между собой и детей так приучили, и внуков, никто уже и не будет ворошить старое, кто такой Иван и откуда он взялся.
Правнук его, записи дедовы нашёл, почитал, удивился, хотел было найти родственников каких, мало ли?
Да ночью ему прадед приснился и попросил не трогать, не ворошить старое.
Иван я, а ты Иванов правнук…
Так парень и решил всё забвению предать, раз прадед не хочет.
А Семихатово ничего, стоит, старого села уже не осталось, вокруг семи дворов Егоровых люди новое давно, ещё до войны выстроили, а название оставили Семихатово.
Потомки Егора и его семи сыновей живут там, Аннушки- дочери.
И Ивана…
До сей поры все роднятся уж не помнят кто кому приходятся, но знают, что родня.
Простая история, про простых людей, они не совершали великих открытий, подвигов, они просто жили…
