Родственники обьявились после смерти бабушки.
— Миш, ну что, решаем? Отказываемся от наследства или все-таки пойдем к нотариусу? Витьке этот бабушкин дом как кость в горле, он сказал, чтобы привести его в чувства, нужно полцарства отвалить. Брат готов от своей доли отказаться. А может, мы из него летнюю резиденцию сделаем? Представляешь, никаких проблем с водой – у бабушки во дворе колодец с живой водой. Как детки пойдут, будем туда на лето уезжать, вдыхать этот деревенский воздух. Ремонт своими руками потихоньку осилим, лет за несколько.
Катя вдруг, совершенно неожиданно для себя, стала хозяйкой дома в глухой деревушке, хотя назвать покосившуюся избу домом было большой натяжкой. Бабушка последние годы коротала век в ее городской квартире, а деревенское гнездо, оставленное на произвол судьбы, ветшало и приходило в запустение: Катя не могла ни на день оставить парализованную бабушку, чтобы съездить в деревню и присмотреть за домом.
Виктор, старший брат Екатерины, был отделен от нее двумя тысячами километров не только расстояния, но и жизненных обстоятельств. Когда над бабушкой нависла тень беспомощности, он поспешил отстраниться:
— Я, Кать, не могу бабушку к себе взять. Работа, сам понимаешь, как кабала. А жена… она и слышать не хочет. Чужая, говорит, бабка, обуза нам.
— Вить, ну как так можно? Она же нас вырастила, одна поднимала. Забыл, как мать-пьяница нас ей подкинула, словно котят?
— Помню, Кать, все помню. Но и ты пойми: у меня угла свободного нет! Двушка – клетушка, трое детей, мы с женой сами как сельди в бочке. А ты вот только замуж вышла, гнездо еще не вьете, вдвоем в хоромах живете. Тебе и проще. И чтоб сразу ты знала: на наследство я не претендую. Досматривай – все твое.
Катя криво усмехнулась: какое там наследство? Ветхий домишко, шесть тощих кур да коза – вот и все богатство. Живность пристроили к сердобольным соседям, а дом Катя затворила на замок. Михаил, ее муж, наглухо заколотил окна досками, словно хоронил надежду на возвращение.
Баба Лена прожила у внучки всего три года. Угасла тихо, через два дня после своего восемьдесят третьего дня рождения. И тут Виктор оказался бессилен. На похороны позвонила Катя, сообщила о смерти. В ответ – тяжелый вздох:
— Царствие ей небесное, отмучилась. Все мы там будем, рано или поздно… Извини, Кать, приехать не смогу, с работы не отпустят. Да и денег нет, как назло – в кредитах весь. На ремонт квартиры влез в долги. Прости, но материально ничем помочь не могу.
Катя и не питала особых надежд на участие Виктора в похоронах. Брат с юных лет отличался такой скупостью, что, казалось, зимой у него и снега не допросишься.
— Что будем делать с домом, Вить? — робко спросила она.
— Да мне плевать, хоть сожги. Отказ пришлю по почте. Что с этой рухлядью вообще можно сделать? Продать – разве что даром. Решай сама, мне бабушкино добро не нужно.
Катя задумалась. А почему бы и нет? Вместе с мужем они мечтали о загородном доме. Бабушкина избушка стояла в живописном месте: речка плескалась неподалеку, а до леса рукой подать – настоящая благодать! Подремонтируют, проведут отопление, воду – и будет у них свой маленький рай, где летом можно выращивать овощи и фрукты.
Копили долго, почти четыре года, отказывая себе во всем. Стройку затеяли масштабную, работа кипела с весны до поздней осени. Результат превзошел все ожидания: из ветхого домика выросла настоящая усадьба. Катя даже закатила новоселье, на которое съехались подруги и родные Михаила.
Алина, старшая сестра мужа, увидев преображенный дом, восхищенно присвистнула:
— Ну ты даешь, Катюха! Вот это вы хоромы себе отгрохали! Глаз не оторвать. Слушай, а можно я летом с детьми к тебе в гости на недельку? Не волнуйся, Кать, стеснять не будем, все расходы возьму на себя.
— Да что ты, Алин, глупости говоришь! Приезжай, конечно. Еще чего не хватало, чтобы я с близких людей деньги за постой брала, как какая-нибудь гостиница. Единственная просьба будет – помогать мне по хозяйству. Ты траву полоть умеешь?
Алина звонко рассмеялась, и в смехе этом слышалось тепло деревенского солнца и шепот некошеных лугов:
— Кать, ну ты что, забыла, что мы с Мишкой выросли, считай, на картофельном поле? Это я сейчас в Москве живу, дышу выхлопными газами, а все детство, между прочим, сама коров доила, да маме огород в чистоте содержать помогала. Руки-то все помнят, не заржавели еще. Не волнуйся, управимся.
Следующим летом Алина и впрямь приехала с детьми в гости, наполнив катин дом звонкими голосами и ароматом яблочного пирога. Вечером, когда солнце уже клонилось к горизонту, окрашивая небо в багряные и золотые тона, Алина, чуть смущаясь, положила перед Катей на стол плотный конверт.
— Вот, Катюх, здесь ровно пятьдесят тысяч, это тебе компенсация за наш отдых.
Катя вспыхнула, словно ее несправедливо обвинили:
— Алин, ты что, с ума сошла? Немедленно убери эти деньги, я их ни за что не возьму!
— Возьмешь, еще как возьмешь, а то я обижусь! Да, мы с тобой родственники, но это не повод тебе сажать меня с детьми на шею. Мы здесь едим, спим, купаемся, а коммунальные услуги сейчас совсем не дешевые. Бери, Кать, я знаю, каким потом и кровью вам достался этот дом. Возьми, пожалуйста, не обижай меня.
Катя, смягчившись, обняла золовку, чувствуя, как ее сердце наполняется благодарностью:
— Спасибо тебе, Алина. Спасибо за то, что ценишь наш с Мишей труд.
— Да ладно тебе… Может, помочь чем? Давай я хоть картошку почищу?
— А давай, я как раз мясо нарежу.
Гостила Алина у Кати с Мишей почти месяц, и каждый день был наполнен простыми радостями: звонким детским смехом, ароматом свежескошенной травы и тихими вечерними разговорами. Уезжала она с детьми отдохнувшая и посвежевшая, словно заново родилась. Прощаясь с родственниками, Алина сказала с теплотой в голосе:
— Представляешь, Кать, мои сорванцы теперь чуть ли не клянутся каждый год сюда рваться! Заладили: никаких, мол, заграничных пальм, только ваши фрукты, словно медом налитые, молоко парное да речка, где утки плещутся! Велят, чтоб на следующий год опять к тебе в гости!
— Да приезжайте, милые мои, буду ждать как соловей весны! Какие у тебя мальчишки – золото! Ведра с водой мне таскали, словно богатыри, огород от засухи спасали! А Мишка, бедняга, и думать забыл про курятник. Ждем, обязательно приезжайте, дом без вас – словно осиротевший!
Катя свое небольшое хозяйство на зиму доверяла дочери бабушкиной подруги. Евгения Борисовна, оставшись после смерти матери одна, всегда была рада подработке. Катя знала, что та и цветы напоит, и кур с индюшками накормит, и за сердцем дома – отопительным котлом – присмотрит. Сама же Катя с Мишей каждые выходные, словно перелетные птицы, возвращались на дачу: в субботу утром прилетали, а в воскресенье вечером уносились обратно в город.
Новый год планировали встретить в городской квартире, в окружении елочных огней и праздничной суеты. И каково же было удивление Кати, когда за два часа до боя курантов раздался звонок старшего брата…
– Катюха, привет! С наступающим тебя! Как ты, родная? Как здоровье? Совсем пропала, звоночка от тебя не дождешься.
– Здравствуй, Витя, и тебя с праздником. Замоталась я совсем, на работу вышла. Все хорошо, спасибо. А ты как, что нового?
– Да как всегда… Слушай, Кать, я тут вспомнил… Ты дом-то бабкин продала?
– А тебе-то что за печаль?
– Да старшой у нас в институт намылился, а в кармане – ветер гуляет. Знаю я этого лоботряса, бюджет ему как до луны пешком, придется нам, родителям, раскошеливаться. Вот я и думаю, если ты дом продала, то половину-то, по справедливости, отстегни, я ж тоже наследник.
Катя на мгновение застыла, лишенная дыхания от дерзости старшего брата:
— Кто ты такой? Наследник? Да никакой ты не наследник, ты же сам отказ прислал. Я за бабушкой ухаживала, я ее хоронила, на свои кровные. Не хвастаюсь, это мой долг, но ты, как внук, Витя, мог бы хоть как-то поучаствовать, хоть рублем помочь, а я от тебя копейки не дождалась. И теперь ты звонишь, как ни в чем не бывало, и претендуешь на половину бабушкиного наследства?
— А что такого? Меня, между прочим, нужда заставляет к тебе обращаться, не вытягиваю я один. Так что, продала дом?
— Нет, не продала. Себе оставила, в дачу перестроила, летом там живу, – в голосе Кати прозвучала неприкрытая гордость.
— Ну и замечательно! За такую дачу больше дадут, чем за развалюху. Я после праздников приеду, будем бабушкин дом продавать.
Внутри Кати вскипела ярость, и она не выдержала:
— Послушай, Витя, да кто тебе позволит продавать бабушкин дом? Это мой дом, теперь я здесь хозяйка. От бабушкиного дома один участок остался, я там все заново отстроила. Даже не мечтай, никто ничего продавать не будет, и половину тебе, само собой, не отдам. Ты к этому дому никакого отношения не имеешь, от наследства ты добровольно отказался, тебя никто не заставлял, в деле твой письменный отказ. Все, Витя, разговор окончен.
— Так вот ты какая! Родному брату плечом не обернешься. Не можешь или не хочешь?
— Не хочу. И не проси. Не трону я ничего в этом доме. Не представляешь, Вить, сколько души, сколько бессонных ночей и кровных денег я в него вложила. Эта дача — родовое гнездо, она моим детям достанется.
— А о моих детях ты подумала? Твои еще в мечтах витают, а мои вон, в школу бегают, в институты поступают, будущее строят. Ладно, Катька, я так и знал, что от тебя помощи, как от козла молока. Бог тебе судья.
Катя, словно оглушенная, опустила трубку и с недоумением посмотрела на Михаила. Тот присвистнул:
— Ну и нахал у тебя братец! В чужой дом вцепился, как клещ, ни копейки не вложил, а половину стоимости заграбастать хочет. Знаешь, Кать, я даже завидую таким людям. Наверное, самооценка у них до небес взлетает. Не зря ведь говорят, наглость — второе счастье.
— Да он всегда таким был. В детстве, помню, пирожки у одноклассников в столовой отбирал, а им только откусить давал. И знаешь, что отвечал на возмущения? «Я же с тобой поделился!» Представляешь? Ребенок за свои кровные пирожок покупал, а Витька его почти целиком уплетал, свято веря, что благородное дело совершил.
— Да, хорошо, что твой брат от нас далеко живет, — как-то обронила Катя, — мы бы с ним горя хлебнули.
К новому дачному сезону слова эти выветрились из памяти, словно дым костра.
Алина, сестра Миши, позвонила лишь в начале лета, извинившись, что с детьми приедет только к концу июня – отпуск раньше не дали. Катя даже обрадовалась: появится время построить с Мишей сеновал. Она уже лелеяла мечту через пару лет окончательно перебраться в деревню, с головой окунуться в разведение скота, благо, удаленная работа позволяла.
Стройка кипела, когда на пороге, как снег на голову, возник старший брат с выводком домочадцев. В то утро Катя, вся в хлопотах, кормила кур, а Миша, с головой ушедший в гул газонокосилки, стриг траву. Внезапный лай собаки и настойчивый стук в ворота заставили ее вздрогнуть. Вытерев руки о передник, Катя пошла открывать. На улице, ослепляя широкими улыбками, стояли родственники, обвешанные чемоданами:
— Здравствуй, Катька! Вот это встреча! Давно не виделись. Обнимемся, что ли? Совсем родных забыла!
Предупреди Виктор о своем визите заранее, Катя нашла бы тысячу причин, чтобы отказать, но брат обрушился на нее, словно лавина. Пришлось, стиснув зубы, заниматься размещением незваных гостей. Виктор и вся его шумная компания вели себя в доме Екатерины как хозяева жизни. Оксана, жена брата, словно саранча, хозяйничала в шкафах золовки, без зазрения совести примеряла и носила ее одежду и украшения.
Катя, пару раз проглотив обиду, глядя на Оксану в своих футболках, молчала. Но когда та осмелилась облачиться в ее абсолютно новый летний костюм из тончайшего льна, терпение лопнуло, словно перетянутая струна.
— Оксан, я не слепая, вижу тебя в моих вещах не впервые. Скажи на милость, кто тебе дал право рыться в моем гардеробе, словно в сундуке старьевщика?
— А что такого? Я думала, ты свезла сюда все, что тебе ни к чему, тряпье для огорода. Увидела этот костюмчик и удивилась: вроде бы новый, а валяется среди хлама. Ну, я и прихватила его себе. А что, он тебе дорог?
— Дорог? Нет, после тебя он мне противен. Просто верни деньги – костюм, между прочим, был с иголочки, и в моем шкафу нет места для рухляди. Все вещи куплены к сезону, совсем недавно.
— Какие деньги?! Ни копейки не отдам! С родственников тянуть – позор! Ты, Катя, совсем с ума сошла.
— Ну, раз так, слушай сюда, Оксана: каждый ваш день под моей крышей влетит вам в копеечку. Буду считать все до последней крошки. Платите за продукты, за свет, за воду, за стиральный порошок, за зубную пасту, за шампунь, за мыло. Даже за фрукты и овощи с моего огорода придется раскошелиться. Или вы решили пожить на халяву? Мечтать не вредно.
Катя с нескрываемым удовольствием наблюдала, как бледное лицо Оксаны наливается багровым цветом, словно спелая свекла. Не выдержав, та резко развернулась и пулей влетела в дом.
Минуту спустя во двор вихрем вылетел Виктор, сотрясая воздух яростным криком:
— Да ты что удумала, кровопийца? С родного брата за крышу над головой деньги трясти? Совесть у тебя где? Это и мой дом тоже, между прочим, мы оба наследники! Да я в суд на тебя подам, этот дом у тебя из-под носа уведу, как пить дать! Останешься у разбитого корыта, ни кола ни двора! Денег она захотела! Шиш тебе, а не деньги!
С этими словами Виктор злобно скрутил дулю и демонстративно показал её сестре.
На шум из огорода неспешно вышел Михаил и с укоризной произнес:
— Так, у вас полчаса, чтобы собрать манатки и исчезнуть из моего дома. Время пошло, — голос Кати звенел сталью. — Ты, Витёк, деревенский, должен понимать, что у нас тут соседство — святое дело. Кликну сейчас мужиков, и костей не соберешь. Убирайтесь по-хорошему, пока я вас на улицу не выкинула.
Словно опаленные ее словами, Виктор с семейством в спешке хватали вещи, бормоча проклятия, и понеслись к автобусной остановке, словно за ними гнался сам черт.
Катя смотрела им вслед с торжествующей улыбкой. Пусть знает, как обижать! Она знала наверняка: после такого приема Виктор и носа сюда больше не покажет. Незваные гости, словно сорняки, требуют безжалостной прополки, иначе задушат радушие хозяев.
Верно говорят: как аукнется, так и откликнется, даже если речь идет о родственниках.
