Андрей сидел в пустой квартире, глядя на разбросанные по полу фотографии. После ухода Виктории он не мог заставить себя убрать их — они лежали там, где упали, когда он в отчаянии вытряхнул содержимое альбома. Свадебные снимки, фотографии из путешествий, случайные кадры их совместной жизни — всё смешалось на полу, как осколки разбитого зеркала.
— Ты позволил своей матери разрушить «нас», — слова Виктории эхом отдавались в голове.
Телефон завибрировал — мама. В третий раз за вечер. Он не ответил, впервые в жизни намеренно игнорируя её звонок. Встал, подошёл к окну. В темноте отражалось его лицо — осунувшееся, с тенями под глазами. Когда он стал таким? Когда потерял себя?
На следующий день он всё же поехал к матери. Маргарита Николаевна встретила его с привычной заботой — суетилась у плиты, готовя его любимый борщ, говорила без умолку, словно пытаясь заполнить тишину.
— Теперь ты свободен, сынок, — сказала она, подкладывая ему добавку. — Мы всё исправим.
— Что исправим, мама? — он отложил ложку, впервые глядя ей прямо в глаза. — Что именно ты хочешь исправить?
Она растерялась, только на мгновение, но он заметил эту растерянность.
— Ну… ты же видишь, какая жизнь у тебя была с этой… — она помолчала, красноречиво смотря на сына, ожидая его реакции, — ну, с этой…
— С Викторией, — он произнёс имя твёрдо, почти жёстко. — Её зовут Вика. И она моя жена.
— Была женой, — невинно улыбнулась Маргарита Николаевна. —А теперь…, — она опять сделала паузу, наблюдая за сыном, — теперь она тебя бросила.
— А теперь я один», — он встал из-за стола, словно не слыша ее. — Почему, мама? Почему ты думаешь, что знаешь лучше меня, как я должен жить?
— Потому что я мать! — она тоже поднялась, и он вдруг заметил, какой маленькой она стала, какой хрупкой. — Я видела, как ты ошибался, не хочу, чтобы ты страдал.
В её голосе звенели слёзы, и внезапно он понял: она действительно верит в то, что говорит. Верит, что защищает его. Что спасает. И от этого понимания стало ещё больнее.
Он начал замечать это везде — как она управляет его жизнью через мелочи. Звонок утром: «Ты поел? Надень шарф, сегодня холодно». Звонок вечером: «Ты так поздно возвращаешься с работы, это неправильно». Каждый совет, каждое замечание — как ниточки кукловода.
Решение пришло неожиданно. Он просто проснулся однажды утром и понял: так больше нельзя.
Виктория согласилась встретиться в их любимом кафе. Она похудела, но держалась прямо, гордо. Только пальцы, крутящие чашку, выдавали волнение.
— Я хочу извиниться, — начал он. — Я понимаю, что был слаб. Я не защищал нас. Но я хочу изменить это.
Она молчала, ожидая продолжения.
— Я продаю квартиру. Нашёл работу в Питере. Если ты… если ты ещё хочешь попробовать…
— Андрей, — она впервые посмотрела ему в глаза. — Ты должен выбрать. Если мы вернёмся, то только как партнёры. Без вмешательства твоей матери.
Он кивнул. В тот же вечер поехал к матери.
Маргарита Николаевна словно почувствовала неладное — металась по квартире, предлагала чай, пироги, что-то говорила без остановки. А он смотрел на неё и думал: как странно, что только сейчас видит её по-настоящему. Не всемогущую мать, а просто одинокую женщину, которая боится потерять последнее, что у неё осталось.
— Мама, — он остановил поток её слов. — Я люблю тебя. Но я больше не позволю тебе вмешиваться в мою жизнь.
— Что? — она замерла посреди комнаты.
— Если ты не можешь принять мой выбор, мы будем реже видеться. Я переезжаю в Питер. С Викторией.
— Она настроила тебя против меня! — в её голосе зазвенела истерика. — Ты выбираешь её вместо матери!
— Нет, мама. Я выбираю себя. Впервые в жизни.
Он уехал, оставив её рыдающей в кресле. Это было тяжело, но правильно.
Следующие месяцы пролетели как один день. Их переезд, новая работа, постепенное восстановление отношений с Викторией. Он звонил матери раз в неделю — коротко, сдержанно. Она плакала, упрекала, но он держался. Она писала ему эсемески, но он отвечал сдержано «Все хорошо».
А потом Виктория сказала, что беременна.
—Только не говори маме, — попросила она. — Пока не время.
Он согласился. Ещё шесть месяцев они жили своей жизнью, готовясь к появлению дочери. Маргарита Николаевна звонила всё реже — смирилась или затаилась, он не знал.
Известие о рождении внучки он сообщил ей по телефону. Она молчала так долго, что он подумал — связь прервалась.
— Мама?
— Почему… почему вы не сказали мне раньше? — она помолчала и повесила трубку.
Через два дня позвонила соседка — Маргарита Николаевна в больнице. Инфаркт.
Он приехал на прощание в промозглый осенний день. Стоял у свежей ямы и держал фотографию мамы. Она улыбалась той самой улыбкой, которую он помнил с детства. Заботливой, властной, любящей.
Вечером он позвонил Вике. Рассказал.
— Ты свободен, — сказала Виктория.
— Да, — он ходил по квартире матери, как неприкаянный, чувствуя странную смесь горя и облегчения. — Но какой ценой?
Маленькая Алиса, он услышал это в трубке и улыбнулся. Алиска… в ее, пока еще бестолковых глазах было столько жизни, столько будущего. Он понял: иногда нужно отпустить прошлое, чтобы будущее могло начаться.
— Прощай, мама, — прошептал он. — Я надеюсь, ты поймёшь.
Он не остался ночевать в квартире матери. Снял номер в отеле. Что делать с квартирой, он решит потом.
Финал.
