Людмила выключила утюг и аккуратно повесила выглаженную блузку на плечики. На часах было уже почти восемь утра — через час начиналось важное собрание в офисе. Телефон завибрировал на кухонном столе. На экране высветилось «Мама». Людмила глубоко вздохнула, собираясь с силами, прежде чем ответить.
— Доброе утро, мам.
— Людочка! — голос матери звучал неестественно бодро, что сразу настораживало. — Как ты, дочка?
— Собираюсь на работу, — коротко ответила Людмила, начиная перебирать документы в папке. Такой тон матери всегда предвещал неприятности.
— Послушай, у нас тут небольшая проблема, — мать сразу перешла к делу. — У Антона возникли некоторые сложности… Ты же знаешь, как ему сейчас тяжело.
Людмила прикрыла глаза. Конечно, у брата снова «сложности». С тех пор как Антон научился говорить, у него не прекращались эти самые «сложности».
— Что на этот раз? — спросила Людмила, уже зная, к чему ведет разговор.
— Ему нужно срочно погасить кредит. Иначе будут большие проблемы, — голос матери стал тревожным. — Всего двести тысяч. Для тебя это не такие уж большие деньги, ты же хорошо зарабатываешь.
— Мама, я не могу, — Людмила старалась говорить спокойно. — У меня ипотека, ремонт в ванной и свои расходы. И это уже четвертый раз за год, когда мы оплачиваем долги Антона.
— Но он же твой брат! — возмутилась мать. — Как ты можешь оставить его в беде?
— А почему он сам не может решить свои проблемы? Ему уже двадцать восемь, не пятнадцать.
В трубке повисла напряженная пауза.
— Ты всегда была такой черствой, — голос матери изменился, став холодным и обвиняющим. — Вечно думаешь только о себе. А ведь когда ты поступала в университет, мы тебе помогали.
Людмила горько усмехнулась. «Помогали» — это сильно сказано. Она поступила на бюджет, жила в общежитии и подрабатывала по вечерам, чтобы купить себе одежду и учебники.
— Я училась на бюджете и сама себя обеспечивала, — напомнила Людмила.
— Но мы тебя воспитали! — парировала мать. — Если бы не мы, кем бы ты была?
Людмила посмотрела на часы — время поджимало. Этот разговор, как всегда, заходил в тупик. В памяти всплыл случай из студенчества: конец месяца, долгожданная стипендия, планы купить теплые сапоги перед зимой. И звонок матери: «Антону нужен новый телефон для школы, его старый совсем сломался».
— Мам, мне надо на работу. Поговорим вечером, — Людмила попрощалась и отключилась, не дожидаясь новой волны упреков.
Весь день на работе Людмила не могла сосредоточиться. Перед глазами стояла вереница подобных ситуаций, тянущаяся с самого детства.
Антон разбил мячом окно соседям — Людмила отдает деньги, которые копила на велосипед. Антон не сдал экзамены в колледж — Людмила оплачивает его обучение на платном. Антон попал в аварию на одолженной машине — Людмила берёт кредит, чтобы заплатить за ремонт.
Эта бесконечная цепочка «помощи» брату выматывала, но мать всегда находила способы заставить Людмилу почувствовать себя виноватой.
В обеденный перерыв Людмила решила позвонить бабушке. Клавдия Михайловна, мать отца, всегда относилась к внучке с особой теплотой и пониманием.
— Бабуля, привет! Как ты?
— Милочка, родная! — голос бабушки, немного дрожащий от возраста, сразу согрел душу. — Все хорошо, ноги только шалят. А ты как? Опять работаешь без отдыха?
— Да, много проектов сейчас, — Людмила улыбнулась. — Бабуль, мама опять просит денег для Антона. Двести тысяч на погашение какого-то кредита.
— Опять? — В голосе Клавдии Михайловны послышалось неодобрение. — Девочка моя, ты уже столько раз помогала. Когда это закончится?
— Не знаю, — вздохнула Людмила. — Каждый раз говорю себе, что это последний, и каждый раз поддаюсь.
— Твоя доброта тебя погубит, — вздохнула бабушка. — Антон должен научиться отвечать за свои поступки. Я с твоим отцом была строга — и вырос порядочный человек. А вот твоя мать после смерти отца Антона совсем избаловала мальчишку.
Людмила слушала бабушку и чувствовала, как сжимается что-то внутри. Клавдия Михайловна всегда видела ситуацию насквозь, но не любила вмешиваться в отношения внучки с матерью.
— Ты носишь мои украшения? — вдруг спросила бабушка.
— Да, на особые случаи, — Людмила улыбнулась, вспоминая изящное кольцо с сапфиром, серьги и браслет. — Это самый дорогой подарок в моей жизни, бабуль.
— Я подарила их тебе, чтобы у тебя было что-то только твое, — голос Клавдии Михайловны стал серьезным. — Что-то, чем ты не обязана делиться ни с кем. Помни об этом.
Разговор с бабушкой успокоил Людмилу. Вечером мать не звонила, и Людмила надеялась, что вопрос решился как-то иначе.
Проходили дни, и Людмила почти забыла о неприятном разговоре. На работе запустили новый проект, и все мысли были заняты им. Но спокойствие оказалось лишь затишьем перед бурей.
Пятничный вечер Людмила планировала провести дома в компании книги и чашки чая. Уставшая после напряженной рабочей недели, она мечтала об отдыхе. Когда в дверь позвонили, на часах было почти девять. Выглянув в глазок, Людмила увидела мать.
— Мама? — Людмила открыла дверь, не скрывая удивления. Мать никогда не приезжала без предупреждения.
— Можно войти? — Елена Викторовна выглядела взволнованной. Черты лица заострились, под глазами залегли тени.
— Конечно, — Людмила посторонилась, пропуская мать в квартиру. — Что-то случилось?
Елена Викторовна прошла в гостиную и тяжело опустилась на диван. Даже не сняв куртку, сжала руки в замок, нервно постукивая ногой по полу.
— У нас беда, Люда, — голос матери дрожал. — Антон в очень серьезных неприятностях.
Людмила села напротив, готовясь к очередной истории о проблемах брата.
— Какие на этот раз?
— Он взял деньги… у каких-то страшных людей, — мать говорила тихо, будто боялась, что её подслушивают. — Пятьсот тысяч. И не может отдать. Они угрожают.
Людмила покачала головой. Антон всегда умудрялся оказаться в самых нелепых ситуациях.
— И что ты предлагаешь? — спросила Людмила, хотя уже знала ответ.
— Дочка, ты должна помочь, — Елена Викторовна подняла на Людмилу полные мольбы глаза. — Ему грозит опасность, понимаешь? Эти люди шутить не будут.
— Мама, — Людмила старалась говорить спокойно, — у меня нет таких денег. И даже если бы были, я уже не раз помогала Антону. Это не решает проблему, а только откладывает её.
— Но Антон твой брат! — в голосе матери послышались нотки возмущения. — Как ты можешь оставаться в стороне, когда ему грозит опасность?
— А почему он снова поставил себя в такое положение? — Людмила начала раздражаться. — Почему всегда все должны разгребать его проблемы?
Елена Викторовна прижала руку к сердцу, словно от боли.
— Ты его единственная надежда. Если с ним что-то случится, это будет на твоей совести!
Людмила встала и прошлась по комнате. Всегда одна и та же схема: Антон в беде, мать паникует, Людмила должна спасать.
— Я не могу, мама. У меня ипотека и свои расходы. Мне не откуда взять пятьсот тысяч.
Елена Викторовна странно затихла. Людмила заметила, как изменился взгляд матери — из умоляющего он превратился в оценивающий, расчетливый.
— У тебя есть украшения, — произнесла Елена Викторовна неожиданно спокойным тоном. — Те, что бабушка подарила. Они дорогие, антикварные. Их можно продать.
Людмила замерла на месте.
— Что?
— Продай бабушкины украшения и рассчитайся за брата, — сказала мать тоном, не терпящим возражений. — Это твой долг перед семьей.
Неприятный холодок пробежал по спине Людмилы. Это был не вопрос, не просьба — приказ. Словно мать имела полное право распоряжаться не только её жизнью, но и единственной по-настоящему дорогой вещью, подаренной любимой бабушкой.
— Нет, — тихо, но твердо ответила Людмила.
— Что значит «нет»? — Елена Викторовна вскинула брови. — Я не спрашиваю, я говорю, что нужно сделать. Ты должна помочь брату!
— Я не должна продавать свои украшения, чтобы расплачиваться за долги Антона, — голос Людмилы становился тверже с каждым словом. — Это подарок от бабушки, и он не для того, чтобы покрывать чужую безответственность.
— Чужую?! — голос Елены Викторовны сорвался на крик. — Антон твой родной брат! Как ты можешь говорить о нем как о чужом?
— Потому что он ведет себя как чужой. Он ни разу не поинтересовался моей жизнью, не спросил, как у меня дела. Зато каждый раз, когда ему нужны деньги, я сразу становлюсь родной сестрой.
Елена Викторовна встала, сверля дочь взглядом.
— Ты всегда была черствой эгоисткой. Мне стыдно, что я вырастила такую дочь. Сидишь тут в своей квартире, а брат может пострадать из-за твоего упрямства! — Елена Викторовна сжала кулаки, лицо исказилось от гнева.
— Думаю, тебе лучше уйти, — Людмила встала, показывая на дверь. — Я не буду продавать украшения, и это моё окончательное решение.
Хлопок двери эхом прокатился по квартире. Людмила опустилась в кресло и потерла виски. Странно, но обычного чувства вины не было. Только усталость и какая-то опустошенность. Будто выдернули занозу, которая долго гноилась под кожей.
Прошло несколько дней. Телефон молчал — мать ждала, что Людмила первой пойдет на попятную. Раньше так и было. Ночь без сна, утро с мыслью «я должна позвонить и извиниться»… Но сейчас Людмила занималась своими делами, удивляясь непривычному спокойствию.
В среду, когда Людмила вернулась с работы, в дверь позвонили. На пороге, конечно же, стояла мать. Как всегда, без предупреждения. Как всегда, в самый неподходящий момент.
— Я пришла поговорить, — Елена Викторовна зашла внутрь, даже не дожидаясь приглашения. Как же это знакомо.
— О чем? — Людмила закрыла дверь, чувствуя, как напрягаются плечи. — Я уже высказала свою позицию.
Елена Викторовна села на диван, окинула комнату взглядом. Глаза зацепились за фотографию, где Людмила стояла рядом с бабушкой. На снимке отчетливо виднелось кольцо с сапфиром на пальце молодой женщины.
— Знаешь, я понимаю, что для тебя эти украшения важны, — мать заговорила непривычно мягко. — Но ты должна понять простую вещь: семья важнее вещей.
«Семья важнее вещей». Людмила столько раз слышала эту фразу. Каждый раз, когда нужно было пожертвовать чем-то своим ради Антона.
— Дело не в вещах, мам, — Людмила покачала головой. — Дело в том, как ты это делаешь. Даже не спрашиваешь, а просто приказываешь, будто я по-прежнему маленькая девочка.
— Я подумала об этом, — Елена Викторовна сделала паузу, словно собираясь с мыслями. — Может быть, не стоит продавать все. Достаточно будет кольца. Браслет и серьги останутся у тебя.
Людмила чуть не рассмеялась. Это был не компромисс. Это была торговля. Как будто мать немного снизила цену, но товар остался прежним — Людмила и ее жизнь.
— Нет, мама. Ни кольцо, ни браслет, ни серьги — ничего не продам, — твердо ответила Людмила.
— Ты выбираешь побрякушки вместо родного брата? — мать поджала губы, голос снова стал холодным.
— Я выбираю себя, — просто ответила Людмила. — Слишком долго я жила для других. Для тебя, для Антона. А где все эти годы были вы для меня?
Елена Викторовна выпрямилась, словно ее ударили. Лицо исказилось, глаза сузились.
— Ты… ты чужая для нас! — выплюнула мать. — Как будто не мой ребенок! Настоящая дочь так бы не поступила!
Эти слова должны были ранить. Должны были вызвать бурю эмоций — обиду, гнев, желание оправдаться. Но впервые за долгое время Людмила ощутила странное облегчение. Будто сняли тяжелый рюкзак, который она таскала всю жизнь.
— Может, я и правда чужая, — спокойно сказала Людмила. — И знаешь, в этом есть свои плюсы. Чужие люди не обязаны решать проблемы друг друга. Чужие люди свободны.
Мать схватила сумку, бросила что-то вроде «ты пожалеешь!» и вылетела из квартиры. Дверь снова хлопнула. Людмила вздохнула и подошла к шкатулке с украшениями. Достала бабушкино кольцо, повертела в руках. Сапфир поймал свет, заиграл глубокой синевой.
«Я подарила их тебе, чтобы у тебя было что-то только твое». Только сейчас эти слова по-настоящему дошли до Людмилы. Бабушка всегда видела то, что не замечали другие.
Шли дни. Мать молчала. Антон не объявлялся. И удивительно, но эта тишина не тяготила Людмилу. Наоборот, впервые за долгие годы она почувствовала, что может свободно дышать. На работе запустили новый проект, и Людмила полностью погрузилась в него, не ожидая, что телефон в любой момент разразится очередной семейной драмой.
Как-то вечером, возвращаясь домой, Людмила проходила мимо ювелирного магазина. Витрина светилась теплым светом, заставляя украшения загадочно мерцать. Взгляд зацепился за простенькое серебряное кольцо с аметистом. Оно было совсем не похоже на антикварные бабушкины драгоценности — современное, лаконичное. Людмила неожиданно для себя зашла внутрь.
— Покажите, пожалуйста, вон то кольцо с аметистом, — попросила она.
— Отличный выбор, — улыбнулась продавщица. — Примерить хотите?
Кольцо село на палец как влитое. Людмила смотрела на него и улыбалась — это была первая вещь, которую она купила исключительно для себя. Не потому, что нужно, не потому, что практично, а просто потому, что захотелось.
Вечером, когда Людмила уже переодевалась ко сну, телефон зазвонил. На экране высветилось «Мама». Людмила смотрела на мигающий дисплей, удивляясь тому, что не чувствует ни тревоги, ни раздражения. После пятого звонка телефон замолчал, но через минуту пискнул — пришло сообщение.
«Антон опять в беде. Теперь все серьезнее. Нам нужна твоя помощь. Позвони, когда сможешь».
Людмила перечитала сообщение несколько раз. Все те же слова, тот же сценарий. Раньше она бы немедленно перезвонила, предложила помощь. Сейчас было только спокойное любопытство — что на этот раз?
Она не стала отвечать. Положила телефон на тумбочку и пошла в душ. «Интересно, — подумала Людмила, — смогут ли они хоть раз решить проблему без меня?»
Через неделю Людмила случайно столкнулась с коллегой, живущей по соседству с Еленой Викторовной.
— Представляешь, твой брат теперь ходит гоголем, — рассказывала та за обедом. — Говорит всем, что открыл какой-то бизнес. Выкрутился, значит.
— Да? — Людмила пожала плечами. — Рада за него.
— Не иначе как твоя мать ему помогла. Или квартиру заложила, или сбережения отдала, — продолжала коллега.
— Ну и пусть, — Людмила улыбнулась. — Теперь это не моя забота.
Вечером пришло голосовое сообщение. Голос матери звучал необычно тепло:
— Доченька, привет! Что-то ты трубку не берешь, я волнуюсь. У нас тут все хорошо. Антон сам решил свои проблемы, представляешь? Может, заедешь на выходных?
Ни слова извинения. Ни намека на раскаяние. Только попытка сделать вид, что ничего не произошло. Как всегда. Людмила покачала головой и стерла сообщение.
Потом подняла руку, любуясь новым кольцом с аметистом. Оно красиво смотрелось рядом с бабушкиным. Разные, но по-своему ценные. Как и новое понимание: никто не имеет права решать за тебя. Даже те, кто называют себя семьей.
