Я познакомилась с ним случайно. Просто увидела комментарий под фото моей разросшейся монстерой. Простой комментарий. «Красивая. У меня такая же, но чахнет. Как добились?»
Обычно я не отвечаю незнакомцам. Но тут посмотрела на его аватарку. Приятное лицо. Открытая улыбка. Глаза умные. Зашла на страницу. Фотографии комнатных растений. Книги на полке. Кот на подоконнике. Обычная, уютная жизнь.
«Рассеянный свет и регулярный душ», — ответила я.
Его звали Сергей. Ему 28. Живет на другом конце страны. Архангельск. Никогда там не была.
Он ответил не сразу. Через пару часов. Так началось наше общение. Лайки. Комментарии. Перепосты интересных статей. Ничего особенного. Но какое-то… уютное.
Мне 25, и я устала от приложений для знакомств. От фраз, которые повторяются. От быстрых предложений встретиться. От плоских шуток. А тут всё иначе.
Сначала переписывались только под постами. Потом он написал в личку. Спросил про любимые книги. Рассказал о своих. Отправил фото своей коллекции суккулентов. Показал стихи, которые пишет сам.
Стихи были хорошие. Немного наивные, но искренние. О море, о северном небе, о маленьких радостях. Я даже сохранила несколько.
Однажды он прислал акварель. Небольшой рисунок – ваза с полевыми цветами. «Сам рисуешь?» «Да, иногда. Когда настроение».
Я поймала себя на том, что жду его сообщений. Проверяю телефон чаще обычного. Думаю о нём, когда иду с работы. Глупо, конечно. Человек за тысячи километров. Но что-то в нём цепляло.
Наше общение стало ежедневным. Утром – пожелания хорошего дня. Вечером – вопросы, как прошёл день. Фотографии. Короткие голосовые сообщения.
В его голосе была какая-то мягкость. Без наигранности. И нотки северного говора. Он рассказывал о работе в библиотеке. О том, как ходил на Белое море смотреть закат. О том, как помогал соседке выхаживать брошенного котёнка.
Это было похоже на дружбу. Может, чуть больше. Такую, с лёгкой теплотой внутри. Когда улыбаешься, просто увидев имя в списке сообщений.
«Ты очень необычная», — написал он однажды. «Чем же?» «Умеешь слушать. Это редкость».
Я не думала, что это перерастёт во что-то серьёзное. Слишком большое расстояние. Но было приятно. Были дни, когда только эти разговоры и спасали от усталости и рутины.
«Напиши свой номер», — попросил он через пару месяцев. «Иногда неудобно здесь отвечать».
Я почему-то колебалась. Но всё же написала.
Он позвонил в тот же вечер. Разговор вышел немного скомканным. Он будто стеснялся. Говорил тише, чем в голосовых сообщениях. Но всё равно было интересно. Рассказал про свою коллекцию старых открыток. Про то, как однажды заблудился в лесу и вышел к заброшенной деревне.
А потом мы снова вернулись к переписке. Она казалась легче. Свободнее.
Странно, как быстро человек из случайного комментария может стать частью твоей жизни. Я стала делиться с ним мыслями, которыми не делилась даже с подругами. А он присылал мне фотографии рассветов и стихи.
Что могло пойти не так?
Первые странности я заметила случайно.
Мы договорились созвониться в восемь вечера. Я ждала. Он не позвонил. Написал короткое: «Извини, не могу сегодня».
Ничего особенного. У всех бывают обстоятельства.
Но на следующий день получила сообщение: «Прости за вчера. Мама приболела, пришлось с ней сидеть».
В этом не было ничего странного. Он упоминал, что живет с мамой. Говорил, что она часто болеет. Что нуждается в заботе.
Мы наконец созвонились. Разговор был хороший. Он рассказывал о новой книге. Я делилась проблемами на работе. А потом его куда-то позвали. Он быстро попрощался.
Через пятнадцать минут пришло сообщение: «Спасибо за разговор. Ты такая понимающая».
Я улыбнулась. Приятно получать такие слова.
А на следующий день сообщения стали странными. Другими. Будто писал не он.
«Доброе утро, солнышко!»
Он никогда не называл меня так.
«Что делаешь сегодня, красавица?»
И стиль другой. И даже ошибки появились. Он всегда писал грамотно.
Я решила, что показалось. Ответила обычно. Рассказала про планы на день.
В ответ прилетело длинное сообщение. С подробными расспросами. С какими-то странными замечаниями. С навязчивым желанием узнать, есть ли у меня парень.
Он никогда не спрашивал об этом напрямую.
Я написала прямо: «Сергей, это ты?»
Ответ пришел не сразу.
«Конечно я. А кто же еще?»
Странное чувство. Будто разговариваешь с человеком, но за его спиной стоит кто-то другой и подсказывает ему слова.
Вечером он позвонил сам. Извинялся. Говорил, что телефон оставил на столе. Что мама могла взять посмотреть.
«Она просто беспокоится. Ей одиноко».
Я не знала, что сказать. Представила женщину, которая читает чужие сообщения.
«Ей шестьдесят пять. Она не всегда понимает границы».
Он говорил будто извиняясь. И в то же время — оправдывая.
Я перевела разговор. Не хотела выяснять. Подумала — случайность.
Через неделю всё повторилось. Те же странные сообщения. С теми же необычными словами. С теми же вопросами.
А потом она позвонила сама.
Я увидела на экране его имя. Ответила.
«Алло, Сергей?»
«Нет, это Валентина Петровна, его мама».
Пауза. Растерянность.
«Здравствуйте».
«Вы Аня? Сережа много рассказывал о вас».
Голос был приторно-сладким. С наигранной доброжелательностью.
«Да, это я».
«Хотела с вами познакомиться. Сережа сейчас на работе. Я случайно увидела, что вы ему писали».
Случайно. Конечно.
«Он говорит, вы такая умная девушка. И красивая. Фотографию вашу показывал».
Я молчала. Не знала, что ответить.
«У Сережи был тяжелый опыт с девушками. Его предыдущая невеста… ох, что там было. Бедный мальчик так страдал. Я не хочу, чтобы это повторилось».
Все это звучало неправильно. Странно. Будто она проверяла меня. Оценивала. Решала — подхожу я ее сыну или нет.
«Валентина Петровна, я думаю, нам лучше не обсуждать это».
«Почему же? Вы что-то скрываете?»
В ее голосе появились стальные нотки.
Я просто сбросила звонок.
Через минуту пришло сообщение от него: «Прости за маму. Она слишком волнуется».
Я не ответила. Не знала, что сказать.
Вечером он позвонил сам. Долго извинялся. Говорил, что мама не должна была брать трубку. Что она перешла границы.
«Она просто очень одинока. После смерти отца».
Я понимала. Но что-то внутри противилось. В двадцать восемь лет мужчина не должен позволять матери лезть в свою личную жизнь.
Наше общение стало натянутым. Я стала реже писать. Он тоже.
А потом снова начались странные сообщения. Будто кто-то читал нашу переписку. И отвечал за него.
Иногда посреди ночи приходили сообщения. Длинные. С расспросами. С какими-то намеками.
Я стала замечать, что не понимаю, с кем общаюсь. С ним? С ней? С ними обоими?
Он звонил. Извинялся. Говорил, что телефон оставил без присмотра. Что мама не должна была.
Но ничего не менялось.
Я уже хотела всё прекратить. Но что-то удерживало. Может, те короткие моменты, когда я точно знала, что говорю с ним. С настоящим.
В эти моменты он был таким, как раньше. Спокойным. Интересным. Глубоким.
А потом снова превращался в чью-то марионетку.
Февраль закончился незаметно. Наше общение стало реже. Я больше не писала первой. Отвечала коротко. Без прежней теплоты.
Сергей звонил всё реже. Будто тоже устал. От этой странной игры. От невидимого присутствия третьего.
Я почти решила прекратить всё это. Но что-то мешало. Может, надежда. Может, привычка. Может, эта странная связь, возникшая между нами за два месяца.
Иногда в его голосе слышалась такая усталость. Такая безысходность. Он не жаловался. Просто иногда замолкал на полуслове.
Говорил, что матери нездоровится. Что работает сутками. Что весна в Архангельске серая.
А я не знала, как помочь. И можно ли помочь.
Седьмого марта он позвонил. Голос был живой. Почти как в начале нашего знакомства.
«Завтра праздник. Хотел поздравить заранее. Чтобы точно успеть».
Мы проговорили почти час. О книгах. О весне. О планах на лето. О том, что, может, он приедет в отпуск. И мы наконец встретимся.
В его голосе появилась решимость. Будто что-то изменилось. Будто он принял какое-то решение.
«Я подумываю снять квартиру. Отдельно от мамы».
Я удивилась. Он никогда не говорил об этом.
«Это хорошая идея».
«Да, пора. Мне двадцать восемь. Не мальчик уже».
В его словах была какая-то новая сила. Решимость. Я обрадовалась.
Мы попрощались тепло. С таким чувством, будто что-то сдвинулось с мертвой точки.
Утром восьмого марта я проснулась от звука уведомления. Сообщение от него.
Улыбнулась. Наверное, поздравление. Может, стихи. Он любил писать стихи.
Открыла сообщение.
И застыла.
Экран телефона заполнился текстом. Длинным. С грязными ругательствами. С оскорблениями. С матом.
«Ты, мерзкая шл…..ха, думаешь, можешь увести моего сына? Думаешь, он будет жить отдельно от матери из-за такой? Да кто ты такая? ….., …., на которую даже смотреть противно. Я видела твои фотки. Страшная, костлявая. А еще строит из себя недотрогу. Небось, переспала со всеми в своей Москве, а теперь строишь из себя приличную? Я тебя насквозь вижу. Я таких, как ты, за километр чую. Думаешь, Серёжа не знает, что ты за …? Знает. Просто жалеет тебя. Он мальчик добрый. А ты пользуешься его добротой. Не смей больше ему писать. Не звони. Забудь его номер!»
И еще. И еще. Страница текста. С такой ненавистью, с такой яростью, что буквы будто кричали с экрана.
Я не дочитала до конца. Руки дрожали.
Перечитала начало. Не веря. Пытаясь понять — это действительно происходит?
Это он?
Нет. Не он. Это она. Его мать.
Женщина, которая должна была научить сына уважению к другим. Женщина, которая должна была отпустить его во взрослую жизнь.
Я отложила телефон. Не могла смотреть на эти слова. Не могла поверить, что чужая ненависть может быть такой яростной. Такой необоснованной.
Ведь мы никогда не встречались. Никогда не видели друг друга. Я не претендовала на её сына. Не пыталась его увести. Просто общалась.
Телефон снова завибрировал. Сообщение от него.
«С праздником. Извини, телефон оставил дома, когда на работу уходил».
А следом ещё одно.
«Ты получила мое поздравление?»
Я не знала, как ответить. Не знала, с кем сейчас разговариваю.
«Да, получила».
«Понравилось?»
И тут я поняла — она не знает. Не понимает, что выдала себя. Что я увидела настоящее лицо. Без маски. Во всей красе.
«Очень. Никогда такого не получала».
«Я старался».
Она. Она думала, что я не пойму. Что приму это за шутку. За розыгрыш. За что угодно.
И я вдруг поняла. Вспомнила все странности. Все несостыковки. Все моменты, когда он казался другим.
Это всегда была она. Стоящая за его спиной. Читающая его сообщения. Отвечающая за него. Думающая за него.
Как часто я общалась с ней, а не с ним? Сколько сообщений на самом деле написал он, а сколько — она?
Может, и не было никакого Сергея? Может, это образ, который она создала?
Нет, голос по телефону был настоящим. И разговоры. И понимание.
Но всегда ли это был он? Или иногда — она? Подделывающая голос? Изображающая сына?
Телефон снова завибрировал. Звонок.
Его имя на экране. Но кто на другом конце? Он? Она? Они оба?
Я не взяла трубку.
Еще одно сообщение.
«Почему не отвечаешь? Не понравился сюрприз?»
А через минуту — звук другого сообщения. С другой интонацией. Будто другой человек.
«Аня, я не знаю, что там случилось. Но если мама что-то натворила, прости. Я поговорю с ней».
Два разных человека. В одном телефоне. В одном аккаунте. В одной переписке.
И я уже не могла различить — где он настоящий? И был ли он настоящим хоть когда-нибудь?
Я сидела с телефоном в руках. Сообщения приходили одно за другим.
«Аня, ответь». «Что случилось?» «Почему ты молчишь?» «Это мама опять что-то натворила?»
Я не знала, кто пишет. Он? Она? Чередуя друг друга?
И главное — мне было всё равно.
Что-то оборвалось внутри. Что-то закончилось.
Не отвечая на сообщения, я открыла нашу переписку. Прокрутила вверх. К самому началу. К случайному комментарию про монстеру.
Перечитала первые сообщения. Увидела, как мы знакомились. Как осторожно открывались друг другу. Как возникало доверие.
Настоящее ли?
Сколько в этом общении было его, а сколько — её? Где заканчивался он и начиналась она?
Телефон снова зазвонил. Его имя на экране.
Я нажала «отклонить».
И сразу же новое сообщение: «Аня, клянусь, это не я. Я не писал тебе этих ужасных вещей. Это мама. У неё бывают срывы. Она пьёт таблетки. Иногда не контролирует себя».
А следом, будто другой человек: «Я тебя напугала, да? Прости. Это была шутка. Неудачная. Серёжа тоже разозлился. Но я хотела проверить. Мне нужно знать, что ты за человек. Что не воспользуешься добротой моего сына».
Два голоса. Две личности. В одном аккаунте.
Я смотрела на эти сообщения и видела не общение, а какой-то странный театр. Где мне отвели роль зрителя. А они разыгрывали спектакль.
Зачем?
Ещё одно сообщение: «Аня, пожалуйста. Дай мне шанс всё исправить. Я уже ищу квартиру. Я съеду от неё. Мы начнём всё заново».
Может, и правда стоило дать шанс? Может, он действительно хороший человек, попавший в сложную ситуацию?
Но тут же пришло понимание. Даже если он съедет. Даже если мы продолжим общаться. Эта женщина никуда не исчезнет из его жизни. Из нашей жизни, если мы будем вместе.
Она всегда будет рядом. Следить. Контролировать. Вмешиваться.
И он… он позволит. Как позволял всегда.
Телефон снова зазвонил. И ещё раз. И ещё.
Я открыла настройки. Нашла его контакт. Нажала «заблокировать».
И вдруг стало тихо.
Я вернулась к нашей переписке. От начала к концу. Две тысячи сообщений за два месяца. Фотографии. Голосовые. Ссылки на музыку.
Всё это казалось таким настоящим. Таким искренним. Таким… моим.
И в то же время — чужим. Принадлежащим не только нам двоим.
Я нажала «удалить переписку». И на всякий случай — «удалить контакт».
А потом открыла его страницу в социальной сети. Ту самую, где мы познакомились.
Посмотрела на его фотографии. На его посты. На его комментарии.
И теперь увидела то, чего не замечала раньше. На половине фотографий он был с ней. Немолодой женщиной с властным взглядом. С рукой на его плече. Будто метящей территорию.
И подписи под фотографиями: «С моей главной женщиной», «Лучшая мама на свете», «Она всегда рядом, когда нужна».
Как я не замечала этого раньше?
Нажала «заблокировать пользователя».
И вот так всё закончилось. Два месяца странного общения. Два месяца надежд. Два месяца иллюзий.
Я встала. Подошла к окну. Там, за стеклом, был солнечный мартовский день. Восьмое марта. Девушки с букетами. Весна.
А во мне была пустота. И странное чувство — будто меня обокрали. Будто что-то забрали. Что-то, что могло быть настоящим. Что-то, что могло вырасти в нечто важное.
Но вместо этого превратилось в фарс. В странное трио, где я даже не знала своей роли.
Вечером пришло сообщение с незнакомого номера: «Аня, это Сергей. Я с другого телефона. Пожалуйста, прости меня за всё это. Я не знал, что мама так поступит. Я поговорил с ней. Она больше никогда…»
Я не дочитала. Удалила. Заблокировала и этот номер.
Бывают ситуации, когда лучшее решение — уйти. Порвать все связи. Защитить себя.
И дело не в нём. Может, он действительно был хорошим человеком. Талантливым. Добрым. Умным.
Но он был несвободен. Не в физическом смысле. В психологическом.
У него уже была главная женщина в жизни. И это место было занято навсегда.
Я больше не заходила на его страницу. Не искала информацию. Не проверяла, пытается ли он связаться со мной через других людей.
Просто закрыла эту дверь.
Но иногда, особенно вечерами, я думала — а был ли это на самом деле он? Тот Сергей, с которым я общалась. Тот, кто писал мне стихи. Тот, кто рассказывал про северное небо и закаты на Белом море.
Или всё это время я общалась с фантомом. С образом, созданным сумасшедшей, одинокой женщиной, не желающей отпускать сына.
А может, и не было никакого «его»?
Может, всё это время я общалась с ней. С её версией сына. С тем образом, который она лепила годами. С марионеткой, у которой даже не было своего голоса.
Я никогда не узнаю ответа. И, может, оно и к лучшему.
Но я поняла одно. Некоторые люди никогда не вырастают по-настоящему. Никогда не становятся независимыми. Свободными. Собой.
Не потому, что не могут.
А потому, что кто-то не даёт им этого сделать. Кто-то, кто должен был научить их взрослости. Но вместо этого превратил в продолжение себя. В свою тень. В своё отражение.
И глядя на своё отражение в вечернем окне, я пообещала себе: если у меня когда-нибудь будет сын, я научу его быть свободным. Сильным. Своим собственным человеком.
А не тенью за чьей-то спиной.
