— Я не могла ее потерять, не могла! — ошалело повторяла Маша.
— Вспоминай, домой заносила? — кричал муж, ныряя в коридорный шкаф с одеждой, висящей на плечиках. Под плечиками, внизу, стояли коробки с обувью, а поверх коробок тоже было навалено много чего интересного — домашние треники, дутые зимние штаны, старые кофты для дачи. Все это летело на пол. На ходу муж ворчал, что Маша распустёха, в шкафах у нее такой же бедлам, как и в башке. Маша рылась тут же, рядом — срывала с крючков на стене верхнюю одежду, надеясь найти под плащами и куртками одну очень важную вещь — свою сумочку. Под ногами у них капризничал сонный ребенок, не желая самостоятельно одеваться в детский сад.Лучшие магазины одежды
На кухне догорал тост, а они с Володей, страшно опаздывая, уже мчались к лифту, таща за собой сына, который клевал носом и едва перебирал ногами.
— Ты точно уверена, что приносила ее домой? — уже в который раз спросил Володя, нажимая на кнопку лифта с такой силой, будто хотел провалить её на первый этаж.— Может, просто в машине упала под сиденье?
— Володя, я же тебе говорю! — выдохнула Маша, поправляя на плече ремень тяжелой сумки с ланч-боксами и сменной одеждой для садика. — Я точно помню, как ставила свою сумочку на крышу машины, когда выгружали чемоданы. Хотела подхватить её в последнюю очередь, и сделала это! Я ведь помню, как хвать её… или не хвать… — сделала она хватающее движение в воздухе и загнанно посмотрела на мужа. — Блин, может правда забыла…
Лицо её было бледным, без привычной утренней косметики, глаза испуганными. Весь дом они уже перерыли вдоль и поперек, поднимая пыль и нервничая. А в той сумочке было всё: и её документы, и Володины, и единственные ключи от дачи, и банковские карты, и наличности около пяти тысяч. Но больше всего, конечно, беспокоились за документы и ключи.
Володя, небритый и хмурый, ворчал, нелестно отзываясь о Машиной памяти.
— Ну вот, опять двадцать пять. Не зря тебя Машей назвали! Прямо как в той детской книжке — «Маша-растеряша»! Вечно у тебя всё не как у людей.
Самой Маше возразить было нечего. Она чувствовала себя виноватой и абсолютно разбитой. Кусая губы и задыхаясь от быстрой ходьбы по двору к парковке, она лишь поскуливала тихо, под такт своим шагам: «Блин, блин, блин…» Оба были взвинчены до предела. Он — небритый, она — без косметики, а на работу пора уже выезжать. Все утро ушло на безумные поиски сумки!
Вот и их машина, одинокая и какая-то блеклая от пыли и серых тонов понедельника. Запылилась из-за долгой дороги машина вчера, в воскресенье, пока они ехали пять часов с дачи. Она была плотно заставлена с трех сторон другими автомобилями. «А как же, — с горечью подумала Маша, — это вам не дачное раздолье, здесь места на перечет, паркуются впритык друг к другу, как в консервной банке!»
Они остановились перед своим ниссаном. Никакой сумки сверху не стояло.
— Может, сдуло ветром? — слабо надеясь, предложила Маша.
Не говоря ни слова, Володя грузно обошел автомобиль, заглянул под него, залез в полуметровый зазор между своим и соседним внедорожником, скрипя курткой о чужой грязный борт. Потом отряхнул руки и развел ими.
— Ничего. И под соседними — тоже пусто. Ничегошеньки.
Он повернулся к ней, и по его лицу она увидела, что сейчас будет. Он был по-настоящему зол.
— Ну все! — сказал Володя, и его голос зазвенел от сдерживаемой ярости. — Молодец, курица! Мало нам забот, так еще и документы восстанавливать, и дверь на даче выламывать, ставить новый замок! Замечательно! Один ветер в башке у тебя!
Маша уже зарыдать была готова. Комок подкатил к горлу, глаза предательски наполнились слезами. Она тоже мысленно ругала себя последними словами и, чтобы не расплакаться, стала лопотать почти бессвязно, глотая слезы:
— И сумочку саму жалко… Купили ведь её в Греции, когда впервые поехали заграницу… Помнишь? Там этот рынок… и ты долго торговался… Ей уже шесть лет, а выглядела очень достойно… Я её так любила…
Но делать было нечего. Слезы делу не помогут. Они молча, не глядя друг на друга, усадили сонного Мишу в автокресло и поехали в детский сад, а оттуда — на работу.
По дороге Маша безропотно выслушивала монотонные, как дождь по стеклу, упреки мужа о том, что все бабы одинаковые растяпы, неспособные думать головой. Слушая всё это вполуха, она параллельно, почти на автомате, проверяла мобильные приложения банков — не списывались ли за ночь деньги? Сердце замирало при каждом входе в аккаунт.
Нет, повезло. Деньги были на месте. Карты она, сжавшись от стыда под его укоризненным взглядом, тут же заблокировала. Но чувство пустоты и потери не отпускало. Оно было тяжелее, чем отсутствие денег и документов. Было ощущение, что ветер унес кусочек её самой. Ту самую, счастливую и беззаботную, с сумкой из Греции в руке.
К вечеру страсти поутихли. Гнев Володи испарился, сменившись усталой обреченностью. Он видел, как Маша, свернувшись калачиком на диване, листала фотографии на телефоне — там, где она была с той самой сумкой. На море, в кафе, на прогулке с еще крошечным Мишей. Вещица и правда стала частью её самой, хранительницей воспоминаний.
— Ладно, Маш, не расстраивайся так, — его голос прозвучал неожиданно мягко. Он присел рядом и обнял её. Утренние упреки теперь казались ему самому грубыми и неуместными. — Бывает со всеми. Прости, что наорал.
Маша лишь мотнула головой, уткнувшись носом в его плечо.
— Нет, ты был прав. Я растяпа.
— Перестань. — Он потянулся за своим планшетом. — Смотри-ка, я тут нашел кое-что. Они шьют на заказ, натуральная кожа. По-моему, стильные модели и выглядят достойно. Как тебе?
Он показал ей сайт с роскошными сумками из качественной кожи. Маша с интересом, хотя и без прежнего энтузиазма, принялась листать каталог.
— Действительно… — пробормотала она, задерживаясь на модели цвета темного шоколада с изящной фурнитурой. — Красивые…
В тот же вечер, после недолгих сомнений, они сделали заказ. Маша заметно повеселела, предвкушая появление нового аксессуара, который, возможно, станет началом новой истории.
А еще через два дня судьба подбросила им новый сюрприз. Маша, роясь в приложении банка, с недоумением уставилась на экран.
— Володь, смотри, — тыкнула она пальцем в телефон, — что за приколы? Мошенники что ли?
В день пропажи сумки скромной строчкой висело пополнение на десять рублей. Не списание, а именно зачисление. Володя взял телефон, открыл подробности перевода и тяжело, глубоко вздохнул, глядя на жену с укоризненной нежностью.
— Эх ты, Маша моя, в голове каша… — и прочитал вслух. — Перевод-то подписан: «нашла вашу сумку. позвоните». Как ты его не заметила?
— Да как-то не обратила внимания, — растерянно всплеснула она руками. — Я только списания проверила, а на такие мелочи… ну кто же смотрит!
Они тут же позвонили по номеру, указанному в комментарии. Ответил приятный женский голос. Час спустя они уже встречались с немолодой женщиной в аккуратном плаще, которая и протянула Маше её пропажу.
— Я в шесть утра вышла к своей машине, смотрю — сумка рядом валяется, — объяснила она. — Видимо, с крыши упала. Документы внутри есть, адрес прописки посмотрела, да он у вас не местный.
— Да, прописка пока в другом городе, долгая история.
— Ну и решила я пока не идти в полицию, а так сигнал подать, символическим переводом по номеру карты. Думала, подожду два-три дня, а потом уже..
Маша, чуть не плача от счастья, засыпала её благодарностями и всучила в руки большую коробку конфет, купленную по пути.
Казалось бы — полное счастье! Все нашлось, все цело. Но дома, разглядывая свою старую, такую родную спутницу, Маша снова опечалилась.
— Эх… — вздохнула она. — От заказанной сумки придется отказаться. А она мне ну очень понравилась…
Володя рассмеялся, обнял её за плечи и посмотрел на обе сумки, лежащие рядом на диване: старую, потрепанную жизнью, и новую, сияющую на экране планшета.
— Значит, не отказывайся. Будет у тебя две сумочки — старая добрая подруга и новая шикарная знакомка. Давно пора пополнить запас!
Так у Маши и стало две сумки. И что удивительно, новая, цвета горького шоколада, очень скоро стала самой любимой — уж слишком она была хороша, идеально сидела в руке и пахла не прошлым, а новыми, еще не написанными воспоминаниями. А история с пропажей превратилась в забавную семейную легенду, которую рассказывали, чтобы посмеяться над рассеянностью Маши и над тем, как случайно замеченные десять рублей смогли перевесить горечь утраты.
