— Ой да не вечер, да не вечер… мне малым мало спалось…
Крюков проснулся от пронзительного женского голоса, который доносился из соседней половины дома.
Он открыл глаза и сел на кровати, пытаясь понять, что происходит.
Его соседка Варвара Графинова, некогда добропорядочная домохозяйка, два года назад развелась и стала совсем другой.
Теперь каждые выходные её часть дома, которую они делили с Крюковым, гудела от шумных посиделок.
Женщины со сложной судьбой стекались сюда со всего поселка, громко смеялись, поднимали тосты и танцевали до самого утра.
Крюкову, пережившему пять лет назад потерю любимой женщины, пришлось привыкнуть к этим звукам, и он даже научился засыпать под них. Но пение всегда вызывало у него дрожь.
Сегодняшний вечер был особенным. Крюков услышал незнакомый голос — звонкий, чистый и невинный, как детская слеза. Этот голос звучал так искренне и чарующе, что Крюков невольно напрягся.
— Ой, да во сне привиделось… — продолжал голос, полный горечи.
Эти слова задели Крюкова, и его сердце сжалось от сочувствия. Он знал, что соседка и её подруги устраивают такие посиделки, чтобы отвлечься от своих проблем и повеселиться. Но в этом голосе было что-то другое — невыразимая тоска, боль и потерянность.
Крюков слушал, как голос набирает силу, и легко берет самые высокие ноты, продолжая «плакать» и понимал, что больше не может ни уснуть, ни уйти. Ему вдруг показалось, что женщину нужно «спасти», что нельзя оставаться безучастным, оставляя её в её печали.
Стук в дверь окончательно разбудил Крюкова. Он побежал открывать.
— Доброй ночи, Матюха. Разбудил? — раздался в сенях хмельной голос троюродного братца Крюкова, Алексея Булатова.
Булатов, сорокадвухлетний мужчина, ввалился в дом с охапкой саженцев в руках. Он снял ботинки, свалил саженцы в углу и прошёл прямо на кухню, там включил свет и начал рыться в холодильнике.
— Привет, — растерялся Крюков. — Откуда ты взялся тут среди ночи?
— А, мы сегодня приехали в ваше село с женой и тестем, чтобы купить газонокосилку, — пояснил Булатов, выуживая из холодильника миску с холодцом и банку маринованных помидоров.
Крюков зажёг плиту и поставил греться чайник.
— Купили?
— Купили. Черт бы её побрал.
В прошлом году Булатов утопил свою почти новую машину в речке и теперь всегда ездил с тестем. Строгий и прижимистый тесть, семидесятилетний Трофим Игнатович, не доверял зятю руль своей старенькой, но крепкой «Нивы» и везде возил семейство самолично.
— Пока эту газонокосилку грузили в машину, жена накинулась на меня, что я должен все выходные косить траву не только у себя во дворе, но и у тестя. Ну я и вспылил маленько. Убежал, в-общем. Благо, есть куда, у меня же здесь куча друзей и родственников.
— Понятно, — протянул Крюков. Он посмотрел, как гость сминает холодец с помидорами, и достал из холодильника кастрюлю супа, поставив её тоже греться.
Об неуёмном аппетите Булатова он хорошо помнил, с детства.
Через стену донёсся громкий ритм плясовой музыки, и Булатов, который уже клевал носом, поднял голову:
— Это что еще за ночные бдения?
— А, это у соседки сегодня посиделки, — ответил Крюков.
— В два часа ночи? Что за повод?
Булатов, любитель развлечений, тут же вскочил из-за стола и нетвёрдой походкой направился к двери.
— Сиди ты, — остановил его Крюков, ухватившись за рукав куртки. — Подруги к соседке заявились, к утру утихнут.
— Да ты что? Подруги?! А мне кажется, у неё половина посёлка собралась. Пошли посмотрим, что там за сборище!
Крюков, скромный и тихий человек, не любящий разбирательств и щепетильных ситуаций, вздрогнул и, ухватив родственника за второй рукав куртки, умоляюще попросил:
— Да ты что, Алексей, не нужно! Куда ты, без приглашения… Да и вообще, ты в гостях, а не у себя дома, так что не забывайся.
Но было поздно. Невозможно остановить в мире две вещи — буйный смерч и Булатова, почуявшего поблизости веселье.
Алексей рванул к двери и сгинул в темноте ночи, Матвей Крюков припустил следом. Через несколько минут он уже стоял за спиной братца и взирал на толпу квелых полусонных женщин, которые выстроились у двери.
— Что нужно? — вопрошала хозяйка веселья, Графинова.
— Это вы мне? — возмутился Булатов. — Это я должен здесь вопросы задавать! Что за притон вы здесь устроили? Вы время видели? Законом шуметь в ночное время запрещено! Я, между прочим, в органах работаю и мигом вас всех привлеку к ответственности! Показывайте паспорта!
Тут от услышанного поплохело даже Крюкову. Он знал, что родственник нагло врет, и к органам правосудия никакого отношения не имеет, однако осадить его не мог.
— Ну зачем вы так? — быстро сориентировалась в ситуации Варвара Графинова. — Вижу, что единственный молодой человек, которому мы можем помешать, мой соседушка, тоже здесь. Матвей Владимирович, миленький, — улыбнулась она всегда тихому и не доставляющему проблем соседу. — Проходите пожалуйста за стол и гостя своего, грозного, зовите. У нас весело, можно потанцевать и много всяких закусок есть.
Дважды мужчин приглашать за стол не пришлось. Булатов с наглым видом сел за стол, рядом с разговорчивой хозяйкой дома и завёл с ней беседу.
Крюков же, сев за стол, смутился и оробел. Несколько десятков пар женских глаз смотрели на него.
Одна из женщин, худощавая блондинка Ирина Фролова, проявила к нему особенный интерес и подсев рядом, принялась ухаживать, предлагая закуски и выпивку.
— Чай? Что вы сказали — чай? — радостно удивилась Ирина и поглядела на подруг. — Ах, вы не пьёте? Девочки, смотрите, какое перед вами диво-дивное, мужчина который совсем не пьет!
Тамара Полухина, работница общепита, косясь своим левым глазом (правый был закрыт, так как заплыл и под ним красовался фиолетовый фингал) протянула:
— Вы кодированный небось?
Матвей Крюков от неожиданного обвинения вздрогнул и чуть не расплескал свой чай, который ему любезно налила Ирина.
— Бог с вами, — промямлил он, пряча свои глаза от проницательного глаза Полухиной. — Никакой я не кодированный, просто не люблю пить. Невкусно мне.
От этих его слов Ирина Фролова еще больше расцвела и подсела ближе, коснувшись своим коленом ноги мужчины.
С другого бока к Матвею подсела еще одна бойкая дамочка, Анастасия Першина. Сев, ухватила Крюкова рукой за локоть и затараторила:
— Уважаемый, а вы кто вообще такой? Давно ль соседствуете с Варечкой Графиновой? Я просто ни разу вас не видела ни тут, ни вообще в селе. Так бы запомнила вас. Уж очень вы симпатичный видный. Женаты? Нет? А по какой причине?
Матвей расплескал чай и не смог больше сделать глотка, он даже вздохнуть не мог — обе женщины, Ирина и Анастасия обступили его с двух сторон и принялись закидывать бесконечными расспросами.
— Ой, девочки, ну надо же какой у нашей Варюшки замечательный сосед! Скромный, тихий, мы каждую неделю собираемся здесь, а он хоть бы раз слово против пикнул!
— Я считаю, что в честь такого приятного молодого человека нужно произнеси тост!
Крюков посмотрел в сторону своего братца Булатова, в надежде что тот спасет его из рук наглых женщин.
Но не тут то было: Алексей пил в это время с его соседкой Графиновой «на брудершафт», вовсю флиртовал с ней, позабыв о нем, и еще успевал есть жаренные куриные крылышки и салат.
Матвей грустно осмотрел стол и вдруг увидел её.
Высокая статная женщина с грустным лицом встала из-за стола. Она не шла, а плыла, как лебедица. Длинная светлая юбка её, даже не колыхалась при ходьбе.
На широком её плече покоилась русая коса.
Матвей с интересом посмотрел ей вслед, женщина плавно выплыла из комнаты за дверь и через минуту вернулась, неся на подносе графин с компотом.
Чем больше Матвей смотрел на неё, тем больше ему хотелось услышать её голос.
Он даже не сомневался в том, что это именно её голос разбудил его посреди ночи.
«Надо же какая!» — подумал он.
Если и бывает в жизни любовь с первого взгляда, то она именно она и случилась с Матвеем Крюковым, тихим робким механиком.
— Ой, а хотите компота? — пророкотала рядом с Матвеем Ирина. — Любочка! А налей-ка этому молодому человеку компот! Он ведь у нас совсем не пьет, давайте хоть что-нибудь в его бокал плеснём!
Любовь. Значит, её зовут Любовь. Надо же, и имя кстати.
Женщина покорно встала из-за стола, с графином в руках и «подплыла» к Матвею.
Мужчину парализовало от её мимолётного безразличного взгляда.
Между тем, на другом конце стола, Булатов уже успел съесть все жареные крылышки и ножки, после чего взялся доедать половину жареного карася, лежавшего в тарелке соседки.
Стол заметно опустел, но Булатов так и не наелся.
Он встал из-за стола и пошатываясь, оглядел комнату:
— Ну надо же! У вас расположение комнат такое же, как в доме моего брата Матюхи, — заметил он.
Графинова, еле стоящая на ногах, громко захихикала:
— Ну конечно! Мы же с вашим братейкой в одном доме живем! Ой, как мне повезло с соседушкой! Мы больше пяти лет рядом, через стенку живем, а он бы хоть раз, нос из своего угла показал! Какой-то у вас, Алексей Никитич, стеснительный брат.
— Значит, кухня у вас там! — вскинул руку с вытянутым указательным пальцем Алексей.
— Совершенно верно! А вы чего в кухне хотели?
— Я хочу жареных окорочков!
— Ой, хи-хи, — пьяно засмеялась Графинова, повиснув на руке Булатова. — А жареных уже нет. Есть только замороженные.
— Ну так пойди и пожарь! Как-то негостеприимно встречаете гостей. Пустой стол! Иначе я вас всех сейчас в «обезьянник» упеку.
Графинова, не переставая хихикать, ушла в кухню, на нетвердых ногах.
А Булатов наконец, вспомнил о Матвее, сел рядом и отобрав у него тарелку с салатом, громко потребовал:
— Музыку давай!
Когда Ирина включила «патефон», Люба встала из-за стола.
— Я пожалуй, посплю в комнате, — заявила она. — Устала сегодня.
— Тогда Любочка, до завтра, — загалдели женщины. — Спасибо что помогла накрыть стол.
Красивая статная Люба привлекла внимание жующего Булатова.
— А это кто? — изумленно поинтересовался он, при этом кусочек огурца вывалился из его рта и застрял в короткой рыжей бородке.
— А это сестра Варечки, Любовь.
— А почему она ушла? Не сметь такой красоте отдыхать! Мы еще танцевать не начинали!
Крюков, проводивший глазами проплывшую мимо него Любаву, одернул брата:
— Ты ж женат!
— Ну и что? Да мне развестись — раз плюнуть! Со своей грымзой разведусь, а на этой лебёдушке — женюсь! Ишь, какая она вся мягкая да ладная!
***
Матвей, отчаянно боровшийся со сном, прозевал тот момент, когда в кухне соседки начался пожар.
Говорят, сначала вспыхнуло масло пролитое со сковороды на плиту, и пока женщины гурьбой носились в кухне, Матвей вдруг понял, что Булатов исчез из его поля зрения.
Крюков вскочил.
У него не было намерений проводить здесь время, это Булатов его сюда, в дом соседки привел, и было бы не так обидно, если бы вместе они из этого дома и ушли.
Матвей вышел на крыльцо.
Ночь уже окончательно растворялась среди домов, чуть забрезжил рассвет.
В кухне дома Графиновой с треском открылось окно, это женщины решили проветрить кухню.
Насколько Крюков понял, пожар в кухне удалось ликвидировать.
Скрипнула дверь и на крыльцо вышел Булатов.
Шел он тяжелой поступью, был гружён.
— Немедленно отпустите меня!
Женщина, лежавшая на его плече, отчаянно пинала ногами Булатова в торс.
По голосу и болтавшейся длинной русой косе, Крюков с ужасом узнал в женщине Любовь.
— Тут у них горелым пахнет, пошли домой! — хриплым голосом заявил Булатов, не обращающий внимания на женщину, бившую его всеми конечностями и извивающуюся как змея на его плече.
Крюков отшатнулся от увиденного.
— Ты в своем уме?! Ты зачем девушку забрал?!
— Ну не пропадать же такой красоте.
Всё-то у Булатова было просто.
Вторгнуться, ворваться в чужую жизнь, забрать еду, женщину.
Ну что за мерзкий человек?
— Отпусти девушку, иначе ты мне больше не брат, — тихо попросил Матвей.
— Чего? Ах ты так? Да я ж для тебя старался! Увидел, как ты на эту Любу уставился, будто никогда в жизни женщин не видал, вот и решил вас познакомить, так сказать, обратить её внимание на тебя! А то — «ушла спать!» Фу-ты ну-ты, ножки гнуты! Бессовестная такая!
Булатов бережно опустил на крыльцо Любу и та, почувствовав под ногами опору, первым делом, толкнула его изо всех сил.
А потом гордо ушла в дом.
***
В доме Крюкова, Булатов съел все, что смог найти и наконец, уснул прямо за столом.
Матвей укрыл его плечи пледом и вышел на крыльцо.
Он сидел так, встретил рассвет, а когда наступил жаркий полдень, рискнул заявиться в дом соседки.
Оказалось, все гостьи уже разошлись.
Сонная, зевающая Варвара Графинова сидела за столом и пила чай.
— Здрасьте вам, — выдав в дверях кухни реверанс, пришибленно выдохнул Матвей.
Люба суетилась в кухне, намывая посуду.
Обернувшись, она хмыкнула, смерив гостя презрительным взглядом.
— Вам чего?
— Я извиниться за своего брата пришел. Вы уж простите его, он перепил. Не знал, что творит.
Графинова закашлялась, поперхнувшись чаем и болезненно схватилась ладошкой за голову:
— Ох. А где сейчас ваш брат? Какой же он дурной. Все смел со стола и заставил меня жарить ему окорочка! Не пускайте его больше сюда! Он съел столько, сколько все гости сроду не съедали!
— Да, он спит.
***
Матвей не знал с какого боку подойти к понравившейся ему Любови.
Оказалось, что Люба приехала к старшей сестре издалека. Пожить.
В её жизни произошла какая-то трагедия.
Мужчина бросил, обманул.
Матвей Крюков каждый день к ней ходил. Тянуло его так, что не было никаких сил.
В конце-концов, два одиночества сошлись и Любочка стала Матвею женой.
Крепкая получилась пара, любящая.
Люба родила Матвею детей.
***
Теперь, когда у четы Крюковых росли дети, женские посиделки у Графиновой стали происходить реже.
Ведь детям требовалась тишина.
И лишь изредка, с разрешения Любы, Варвара Графинова приводила к себе гостей.
Еще реже Любовь присоединялась к компании.
Матвей с удовольствием отпускал жену в соседний дом, потому что с нетерпением ждал, когда же его Любочка запоёт.
— Ой, да не вечер, да не вечер, мне-е малым мало спалось.
пела Люба.
И пение ее, такое нежное и проникновенное, отчего-то вызывало у Матвея приступы воспоминаний и слёз.
Наконец, голос затихал. А Крюков долго лежал, слушая тишину, а затем медленно вставал и выходил на крыльцо.
Ночь была холодна, но он её не чувствовал.
Он смотрел на тёмное небо и думал о том, как много людей страдает и ищет утешения в таких посиделках.
И как важно быть рядом с ними, даже если это просто сосед, который слушает их тихие слёзы.
