– Сынок, приехал бы, давно не был. Соскучилась я. Внуков привёз бы, сколько не виделись.
– Когда ехать? Работаю. В отпуске и то пахал. Это же у других родители квартиры детям покупают, а я сам кручусь.
Не первый раз уже Вадик жалуется на свою долю трудную. Друзьям завидует, которые с квартирами.
– Не всем покупают. Сашок вон у соседки, тоже сам горбатится на квартиру. И к матери часто ездит, не забывает. На днях был, картошку всю выкопал.
– Вот только о картошке мне сейчас думать. Найми кого-нибудь там, за пол-литра тебе всё сделают. Мам, честное слово, некогда. Понимаешь?
Она понимает.
Она неспеша встала, вышла во двор, окинула взглядом свой огородик. Не так уж много копать. Можно кого-нибудь попросить, люди помогут. Да и не старая она ещё, в силе. Сама справится.
И не ради картошки этой сыну звонила.
Увидеть хочется глазоньки родные, обнять сыночка, прижаться крепко, послушать, как бьётся его сердечко, басок хрипловатый его услышать.
Да внучат посмотреть, как выросли. Порадоваться их беготне и проказам, напечь пирогов, молочком деревенским побаловать.
И на Юлю, сноху-красавицу, полюбоваться. Прислушаться, ладно ль живут меж собой, дружно ли?
Екатерина Павловна утёрла глаза, махнула рукой в сердцах, зашла опять в дом, телевизор включила.
Но чужие сериальные страсти не увлекали. Вот про нее сериал бы сняли, про её жизнь крученную-перекрученную.
Она взяла опять телефон, хотела позвонить сыну и уже нажала на вызов, но передумала, сбросила, побоялась, что отругает. Положила телефон на стол, прикрыла руками и задумалась, глядя в даль, на облака, бегущие над берёзовой рощей…
Ах, если б знал, сынок, как достался ты своей маме, может помягче бы разговаривал.
А может, пора тебе всё рассказать…
…
В девяностые годы, когда рушилось всё вокруг, и люди без зарплаты сидели месяцами, Катя с Олегом поженились и начали строить свою семью.
Олег оказался хватким, быстро сообразил, как и на чём зарабатывать. Умел заключать выгодные сделки и получать доход там, где другие терпели одни убытки.
Катя нужды не знала, покупала все, что душе угодно, но Олег зарабатывал столько, что она не всегда успевала тратить.
– Нужно квартиру купить, – предложила она, – сколько можно жить в однокомнатной?
– Нет, столько я ещё не заработал. Вот если бы кое-кто поменьше покупал брюликов, может и набралась бы нужная сумма.
– Мы можем в кредит взять. Я рекламу недавно видела. В новом доме, как раз можем успеть.
– На сколько лет? Надо подумать.
– На двадцать, кажется. Я звонила, ещё есть квартиры свободные. И переедем уже в следующем месяце. Трёхкомнатная мне очень понравилась, планировка удобная.
– Ты узнай всё, я пока занят. Освобожусь, обмозгую. Может не трёх, а двухкомнатной нам пока хватит.
– Понимаешь, – смущаясь призналась Катя, – хотела тебе сказать, ребёночек у нас будет.
– Правда, Катюха? – обрадовался Олег, – не ошибаешься? Точно?
– В трёхкомнатной очень хорошо будет. Детская, спальня, гостиная. Нужно купить нормальную квартиру, чтобы потом жить в ней спокойно всю жизнь.
Они продали однокомнатную, взяли в кредит трёхкомнатную, переехали, занялись обустройством.
– Смотри, вот здесь кроватку поставим, здесь шкаф, комод, – мечтала она, – ребенок приедет уже в свою собственную готовую комнату. Поехали в мебельный, выберем всё поскорее, не терпится.
– Конечно, съездим, вот разберусь с делами и всё купим.
Но…
Грянул дефолт, весь бизнес Олега рухнул, как детский песочный замок.
Нечем стало оплачивать кредит за квартиру. Они влезли в долги, ещё надеясь, что выкарабкаются.
Но дела шли всё хуже. От угроз кредиторов, от переживаний и стресса случился у Кати выкидыш.
Квартиру тоже спасти не смогли.
Пришлось перебраться к родителям Кати.
– Какой бес вас дёрнул свою однушку продать? – возмущалась мать, Зоя Тимофеевна. – Миллионерами себя возомнили. О чём думали? Хапнули трёшку! Нет, чтоб хоть двушку. Что, довольны теперь? Ни кола, ни двора, бомжи натуральные.
Отец, Павел Михайлович, только кряхтел, хмурясь. Что говорить? Ясно, что дело плохо.
Родители тоже сидели без денег, ничем помочь не могли, зарплату полгода уже не видели, сами еле концы с концами сводили.
Олег побегал, пометался в поисках работы , но, ничего не найдя, напился однажды и заявил:
– Ничего у нас с тобой, Катька, не получается. Давай расстанемся и не будем друг друга мучить.
Она не стала спорить и возражать, сил не было. Развелись они быстро.
Он ушёл, а она ревела сутками, не выходя из своей комнаты.
– Кать, хватит страдать. Шла бы работать. Чего зря дома торчать? Соседка говорит, в детдом вроде нужно посудомойку. Иди вот. Поближе к продуктам, – поучала Зоя Тимофеевна, – чтоб хоть кормили. А то, одни кости от тебя остались, смотреть не могу.
– Мама, у меня образование ведь. Физмат. Мне бы по специальности поискать.
– Кому нужно это образование в наше время! Пойдешь работать?
– Пойду. И правда, какая теперь разница…
Ей было уже всё равно. Потеряв всё, она не видела ни цели, ни смысла в жизни.
В детдом её приняли, нагрузили работой на кухне. И первое время она мыла посуду, не поднимая головы, занятая своими грустными мыслями.
Лишь спустя пару недель она начала осматриваться и обращать внимание на детей и сотрудников.
Один малыш лет трёх, с бритой головёнкой на тонкой шейке, казался таким жалким и беспомощным, что Катя не могла оторвать от него глаз.
Она не выдержала, подошла к нему.
– Как звать тебя, мальчик?
– Вадик его зовут, – ответила девочка, сидящая рядом, – он ещё маленький, разговаривать не умеет.
– Вадик, ты неправильно кушаешь, смотри, я тебя научу, – Катя вложила ложку в его ручонку, – вот так надо, не нужно пальчиками в тарелку.
Малыш попробовал, но не понравилось. Руками есть было вкуснее.
С этого дня она постоянно наблюдала за мальчиком, стараясь выбрать момент, чтобы поговорить, поучить и приласкать глазастого худенького упрямца, который не любил пользоваться ложкой.
Каждую свободную минуту Катя старалась быть с ним. Учила говорить, угощала конфетами и печеньем, покупала тёплые варежки и носочки.
– Сирот одеваешь там, что ли? – заметила мать. – Нормальные люди с работы домой несут, а ты из дома на работу.
– А я, мам, тоже с работы домой принесу. Усыновить хочу мальчика. Скоро вас познакомлю.
– Этого ещё не хватало! Свихнулась от горя, что ли? Ты понимаешь хоть, что это будет? Спокойно жить надоело? Кто умной тебя назовёт? У виска покрутят. В такое время…
– Мам, мне врачи сказали, что детей у меня больше не будет. И мужа нет. И работы нормальной. Ради чего жить? Хоть что-нибудь должно душу греть. Я возьму этого ребенка. Я его спасу, он меня.
– Родители его где?
– Не известно. Подбросили. В детдоме имя и фамилию дали.
– Люди избавляются в наше время, а ты подбираешь. Одумайся!
Но Катя стала приводить Вадима сначала на выходные, а потом окончательно забрала в семью.
Павел Михайлович сразу нашел общий язык с мальчиком и принял его как внука. Мог часами возиться с ним, показывать свои железки и деревяшки.
Зоя Тимофеевна постепенно тоже привыкла, пожалела и полюбила сиротку.
А Катя жила теперь только ради своего приёмного сына. Он стал смыслом всей её жизни.
Ради него она вскоре нашла работу по специальности. И отказалась от второго замужества, заметив, что человек пренебрежительно относится к сыну.
…
Вадим рос ласковым, толковым, серьёзным, радовал своими успехами. Закончил техникум, отслужил в армии, женился.
Сначала одного сына родили, потом второго. Тесно стало большой семье жить в двухкомнатной малогабаритной квартире, доставшейся Екатерине от родителей.
Она разменяла квартиру, купила себе недорогой дом в деревне, а остальные деньги отдала сыну.
Оформил он ипотеку, и вот работает теперь на неё. Некогда к матери приезжать.
Можно понять, конечно. Но всё равно обидно. Такая неблагодарность!
Правда, если посмотреть, то и родные дети к родителям не часто ездят, а тут приёмный…
Но ведь, он об этом не знает. Всегда мамой её называл, другой мамы у него никогда не было.
А может, пришло время открыть ему правду? Рассказать, сколько сил в него вложено. Напомнить, чем пожертвовала ради него. Может задумается, больше ценить будет?
Екатерина Павловна достала тетрадку в клетку, вырвала из середины двойной листок, села за стол у окна и начала писать письмо сыну, стараясь описывать поподробнее свою нелегкую жизнь, чтобы разбудить его совесть.
…
Увлечённая письмом, Екатерина не сразу заметила, как у ворот притормозила машина.
Приподнялась, выглянула прищурившись, гадая, кто там. Да так и ахнула. Выскочила навстречу бегущим внукам, обняла их, расцеловала.
– Чуть с ног не сшибли бабушку, ох, как выросли!
Кинулась обнимать сына, целуя сквозь слёзы.
– Вадик! Приехал всё-таки, родненький! Я уж и не ждала.
– Ну мам, что так плакать? Да выкопаем мы эту твою картошку. Столько рыданий из-за какой-то картошки.
– А сказал, не приедешь…
– Так испугался же. Звонок от тебя пикнул и замолк. И не отвечаешь.
– Звук, наверное, забыла включить. Ох, Вадик, если б ты знал!
Они прошли в дом.
Екатерина Павловна торопливо убрала листок со стола, скомкала, незаметно кинула в печку.
– Мам, я узнавал, газ можно к тебе в дом провести. Я организую. Будешь жить со всеми удобствами.
– Спасибо, сынок. Газ – это очень хорошо. Но и печку надо оставить. Очень иногда бывает нужна печка…
