Подруга воспитывала моего ребенка, пока я работала за границей
— Мама, а кто такая тётя Лена? — спросила четырёхлетняя Настя, когда я показывала ей фотографии в телефоне.
Сердце сжалось. На экране была Елена, моя лучшая подруга, которая два года назад стала для моей дочери второй мамой. А теперь мы не общались уже полгода.
— Это… наша старая знакомая, малыш, — ответила я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Настя нахмурилась и отвернулась к окну. Она помнила Лену. Ещё как помнила.
Всё началось три года назад, когда мне предложили контракт в Германии. Работа мечты — переводчик в крупной международной компании. Зарплата в евро, которая могла изменить нашу жизнь. Но была одна проблема: Настя.
— Возьми её с собой, — говорила мама. — Что за мать бросает ребёнка?
— На два года, мам! Не бросаю, а временно оставляю ради её же будущего!
— Будущее строится не на деньгах, а на любви.
Но я не слушала. В голове крутились цифры: с этими деньгами я смогу купить квартиру, обеспечить Настин детский сад и школу, накопить на университет. Разве это не любовь?
Мама отказалась сидеть с внучкой — здоровье не позволяло. Свекровь жила в другом городе. Няня стоила дорого, почти как половина моей будущей зарплаты.
И тут появилась Лена.
— Оставь Настю у меня, — сказала она просто. — Пока ты там деньги зарабатываешь, я её воспитаю.
Лена была моей подругой с университета. Мы дружили семьями, наши дети играли вместе. У неё росли двое — сын Максим и дочка Полина, ровесница Насти. Лена была педагогом, работала в детском центре. Идеальный вариант.
— Ты серьёзно? — не верила я. — Это же такая ответственность…
— Серьёзнее некуда. Настя станет как родная. Обещаю.
Мы обсудили детали. Я буду присылать деньги на содержание дочери, приезжать каждые три месяца на неделю. Лена возьмёт официальную опеку, чтобы водить Настю к врачам и оформлять документы.
— А если что-то случится? — волновалась я.
— Ничего не случится. У меня же опыт. И Настя не первый ребёнок.
Последние недели перед отъездом я провела, готовя дочь к разлуке.
— Мама едет работать далеко-далеко, — объясняла я ей. — А ты будешь жить у тёти Лены. С Полинкой дружить, в садик ходить…
— А когда ты вернёшься?
— Скоро, солнышко. Очень скоро.
Настя кивала, но в глазах стояли слёзы. Ей было всего два года, она не понимала, что значит «скоро» для взрослых.
Первые звонки
В Германии я поселилась в маленькой квартире в Берлине. Работа оказалась именно такой, как я мечтала — интересной, престижной, высокооплачиваемой. Но первые недели прошли в тоске по дочери.
Звонила каждый день. Лена терпеливо рассказывала, как дела у Насти, что она ела, во что играла, что говорила.
— Сегодня она помогала мне печь печенье, — смеялась Лена. — Всю кухню в муке вымазала. Говорит: «Для мамы пеку, чтобы она скорее приехала».
Сердце разрывалось на части.
— Дай мне с ней поговорить.
— Она спит уже. Но завтра обязательно.
На следующий день Настя была капризной.
— Мама, когда ты приедешь? — хныкала она в трубку.
— Скоро, малыш. Потерпи ещё немножко.
— Я хочу домой! К тебе хочу!
Лена забрала телефон.
— Не волнуйся, это нормально. Адаптация. Через месяц всё будет хорошо.
И действительно, через месяц Настя стала спокойнее. Рассказывала про детский сад, про новых друзей, про то, как Полина учит её рисовать. Я радовалась и одновременно ревновала — дочь привыкала к новой жизни без меня.
Первый приезд домой планировался через три месяца. Но за неделю до вылета у меня начался важный проект, который нельзя было бросать.
— Лен, можешь ещё месяц потерпеть? — просила я по телефону. — Тут такая возможность, карьерный рост…
— Конечно, — отвечала подруга. — Мы справимся.
Когда я наконец приехала, Настя встретила меня настороженно. Целый день присматривалась, как к незнакомой тёте. А вечером заплакала:
— Я хочу к тёте Лене! Там мой дом!
Неделя пролетела быстро. На прощание Настя плакала, но не потому, что я уезжала. А потому что ей не хотелось покидать Ленину квартиру.
— Мама, а можно я останусь здесь? — спросила она перед моим отъездом.
Я кивнула, стараясь улыбаться. Но внутри что-то умерло.
Новые привычки
Второй год прошёл ещё быстрее. Работа затягивала, появились новые проекты, повышение, прибавка к зарплате. Я покупала Насте подарки, присылала фотографии из путешествий по Европе, строила планы на будущее.
Но звонила всё реже. Сначала через день, потом через два, потом раз в неделю. Не специально — просто времени катастрофически не хватало.
Лена присылала фотографии и видео. Настя на детской площадке, в театре, в зоопарке. Счастливая, ухоженная, смеющаяся. Рядом всегда Лена — как родная мама.
— Она у меня умница растёт, — говорила Лена. — Читать учится, буквы знает почти все. На танцы ходим.
— На какие танцы?
— Художественную гимнастику записала. Ей нравится. Способности есть.
Я не возражала. Лена лучше знала, что нужно ребёнку. У неё же педагогическое образование.
Когда Насте исполнилось четыре, я приехала на день рождения. Дочь приняла меня вежливо, но отстранённо. Весь праздник она держалась рядом с Леной, называла её «мама Лена», а меня — просто «мама».
— Мама Лена, можно ещё торта? — спрашивала она.
— Мама Лена, а мы потом в парк пойдём?
Каждое такое обращение было как удар ножом.
— Она просто привыкла, — оправдывалась Лена. — Не обижайся. Ты же понимаешь…
Понимала. Но от этого не легче.
На следующий день мы поехали в парк — втроём. Настя взяла Лену за одну руку, меня за другую.
— Мы как семья, — радостно сказала она.
Лена покраснела и быстро отвела взгляд.
В последний день визита я предложила:
— Настя, хочешь поехать со мной? Посмотреть, как мама живёт?
— А тётя Лена тоже поедет?
— Нет, только мы вдвоём.
— Тогда не хочу. Мне здесь хорошо.
Улетая в Германию, я плакала весь полёт. Дочь больше не была моей. Она стала Лениной.
Тревожные звонки
Шестой месяц третьего года принёс первые тревожные сигналы. Лена стала отвечать на звонки не сразу, переносить видеосвязь, ссылаясь на занятость.
— У нас тут грипп ходит, — объясняла она. — Настя приболела, лучше не беспокоить.
— Какой грипп? Дай мне с ней поговорить!
— Она спит. Температура была. Завтра созвонимся.
Но на следующий день повторилась та же история. И через день тоже.
Наконец я не выдержала и позвонила Лениной маме.
— Как там Настя? Лена говорит, она болеет.
— Какая болезнь? — удивилась женщина. — Вчера видела их в парке. Настя весёлая, здоровая. С Полиной на качелях каталась.
В груди похолодело.
— А где Лена сейчас?
— Дома, наверное. А что случилось?
Я тут же перезвонила Лене. Та ответила не сразу.
— Как дела? Как Настя? — спросила я напрямую.
— Лучше. Температуры нет. Играет потихоньку.
— Лена, мне сказали, что вы вчера в парке были.
Долгая пауза.
— Кто сказал?
— Не важно. Почему ты врёшь?
— Я не вру. Мы недолго гуляли, буквально полчаса. Подышать воздухом.
— А почему не даёшь мне с ней общаться?
— Я же объяснила — она болела…
— Лена, хватит. Дай Настю к телефону. Сейчас же.
Снова пауза. Потом детский голос:
— Алло, мама.
— Настенька, привет! Как дела, солнышко?
— Хорошо. Мы сегодня в садик ходили. А потом в магазин. Мама Лена мне платье новое купила.
— Ты болела?
— Нет. А что?
Я закрыла глаза. Лена врала. Но зачем?
Страшная правда
Через месяц после того разговора я приняла решение — лечу домой раньше срока. Что-то было не так, и материнское сердце не давало покоя.
Билет купила, не предупредив Лену. Хотела сделать сюрприз дочери. И себе заодно — посмотреть, как они живут на самом деле.
В аэропорту села в такси и назвала адрес. По дороге звонила Лене, но та не отвечала. Странно. Обычно телефон у неё всегда под рукой.
Подъехав к дому, увидела Лену во дворе. Она сидела на лавочке с соседкой и о чём-то оживлённо разговаривала. Рядом играли дети — Полина, Максим и… не Настя.
Настю я увидела в стороне. Одна. Сидела на корточках возле песочницы и что-то копала палочкой. На ней было старое, застиранное платье. Волосы не расчёсаны.
— Настя! — позвала я, подходя ближе.
Дочь подняла голову, увидела меня и… не обрадовалась. Не побежала навстречу. Просто встала и неуверенно помахала рукой.
— Мама? А ты чего приехала?
— Соскучилась. Хотела тебя увидеть.
Лена заметила меня только тогда, когда я подошла совсем близко. Лицо её вытянулось.
— Катя? Ты же не предупреждала!
— Решила сюрприз сделать. Как дела?
— Хорошо, — быстро ответила она. — Всё хорошо. Настя, иди сюда.
Дочь подошла, но держалась настороженно. Я наклонилась, чтобы обнять её, и почувствовала запах. Не детского шампуня, не стирального порошка. А что-то кислое, несвежее.
— Настя, ты мылась сегодня?
— Не помню, — пробормотала она.
— Конечно, мылась, — быстро вмешалась Лена. — Утром мылась. Просто играла в песке, вот и запачкалась.
Я посмотрела внимательнее на дочь. Под глазами синяки усталости. Губы сухие, потрескавшие. Платье висит как мешок.
— А где вещи, которые я присылала? Новая одежда?
— Дома. Эта для прогулки. Чтобы хорошие не пачкать.
— Пойдёмте домой, — предложила я.
— Может, лучше завтра? — заторопилась Лена. — Мы как раз уборку начали…
— Именно поэтому и пойдём. Помогу.
В квартире меня ждал шок. В детской комнате, где раньше стояли две кровати — для Полины и Насти — теперь была только одна. Полинина. А в углу лежал старый матрас на полу.
— Это что? — спросила я, показывая на матрас.
— Настя туда переехала, — сказала Лена, избегая взгляда. — Ей там удобнее. Она сама попросила.
— Настя, это правда?
Дочь молчала, глядя в пол.
— Отвечай маме, — строго сказала Лена.
— Да, — еле слышно прошептала Настя.
Я прошла в ванную. На полке стояли детские зубные щётки — две. Полинина новая, красивая. И ещё одна — старая, лохматая.
— Лена, объясни мне, что здесь происходит.
— Ничего не происходит. Живём обычно. Может, не всё идеально, но…
— Где одежда, которую я покупала Насте?
— Полина из неё выросла, передали Насте…
— Какая Полина? Настя старше её на три месяца!
Лена замолчала.
Я открыла шкаф в детской. На вешалках висели красивые платья, кофточки, джинсы. Всё Полинино. А для Насти — пара старых вещей на нижней полке.
— Где Настины игрушки?
— Они… играют вместе. Делятся.
Но в комнате все игрушки стояли на Полининой половине. Возле Настиного матраса лежала только одна старая кукла с оторванной рукой.
Разговор с дочерью
Вечером, когда Лена ушла в магазин, а Полина с Максимом играли в соседней комнате, я села рядом с Настей на её матрас.
— Солнышко, расскажи мне правду. Как ты здесь живёшь?
Настя долго молчала. Потом тихо сказала:
— Нормально.
— А кровать? Почему ты на полу спишь?
— Тётя Лена сказала, что мне так лучше. Что я ворочаюсь во сне, Полинку беспокою.
— А одежда? Почему на тебе старые вещи?
— Тётя Лена говорит, новые только по праздникам надо. А то испорчу.
Сердце кровью обливалось.
— Настя, а тебе здесь хорошо?
Дочь посмотрела на меня испуганно.
— Не говори тёте Лене, что я жаловалась. Она будет ругаться.
— Она ругается на тебя?
— Иногда. Когда я что-то не так делаю. Говорит, что я неблагодарная. Что мама меня бросила, а она из жалости взяла.
У меня перехватило дыхание.
— Она так сказала? Что мама тебя бросила?
Настя кивнула.
— А ещё говорит, что если я буду плохо себя вести, мама вообще никогда не приедет. И тогда меня в детский дом отдадут.
Руки затряслись от ярости.
— Настенька, слушай меня внимательно. Мама тебя не бросала. Никогда. Мама работает, чтобы заработать деньги для нас с тобой. И скоро мы будем жить вместе. Понимаешь?
— Правда?
— Правда. А детский дом… Туда тебя никто не отдаст. Ты мой ребёнок. Мой самый любимый.
Настя заплакала. Тихо, беззвучно. Слёзы просто текли по щекам.
— Мама, а можно я с тобой поеду? Я буду хорошая. Обещаю.
Я прижала её к себе, чувствуя, как из груди вырывается рыдание.
— Поедешь, солнышко. Обязательно поедешь.
Последний разговор
Когда Лена вернулась, я ждала её на кухне.
— Садись, — сказала я. — Поговорим.
— О чём?
— О том, как ты воспитываешь мою дочь.
— Я воспитываю её хорошо…
— Хорошо? — я взяла телефон и показала фотографию, которую тайком сделала в детской. — Матрас на полу — это хорошо?
— Она сама захотела…
— Не ври! Четырёхлетний ребёнок не захочет спать на полу, пока другие дети спят в кроватях!
Лена замолчала.
— А одежда? Где вещи, которые я покупала?
— Полина их носит…
— Полина меньше Насти! Как она может носить её вещи?
— Они одного размера практически…
— Лена, хватит лгать! — я стукнула кулаком по столу. — Ты обращаешься с моей дочерью как с Золушкой! У неё старая одежда, старые игрушки, матрас вместо кровати! А твои дети живут как принцы!
— Я делала всё, что могла…
— Нет! Ты использовала мою дочь! Получала за неё деньги, а тратила их на своих детей!
Лена вскочила.
— А что я должна была делать? Ты бросила её и исчезла! Я взяла на себя ответственность за чужого ребёнка! Кормила, одевала, в садик водила!
— За мои деньги!
— За твои деньги? А кто с ней ночи просиживал, когда болела? Кто гуляет каждый день, играет, читает сказки? Я! Не ты!
— Потому что ты сама так захотела! Я предложила нянюшку найти, ты отговорила!
— Нянюшка бы лучше? Чужая тётка?
— Чужая тётка не унижала бы моего ребёнка! Не говорила бы ей, что мама её бросила!
Лена побледнела.
— Я не говорила…
— Врёшь! Настя мне всё рассказала! Ты запугивала её! Говорила, что в детский дом отдашь!
— Это было… один раз. Когда она совсем не слушалась…
— ОДИН РАЗ? — я закричала. — Ты мучила мою дочь, а мне об этом не говорила! Почему?
Лена заплакала.
— Потому что боялась! Боялась, что ты её заберёшь! А она… она стала мне как родная. И Полина к ней привыкла, и Максим…
— Стала родная? Тогда почему ты к ней так относишься?
— Я не хотела различий делать! Но когда у тебя трое детей, а деньги только на двоих…
— Какие деньги только на двоих? Я присылала на Настю!
— Этого не хватало! На троих детей нужно больше! Еда, одежда, развлечения…
— То есть ты тратила мои деньги на всех детей, а экономила на моей дочери?
Лена молчала, и это было ответом.
— Собирай Настины вещи, — сказала я холодно. — Мы уезжаем.
— Куда? В Германию? Она же русского языка там не знает толком!
— Это уже не твоя забота. Ты потеряла право заботиться о моём ребёнке.
На следующий день я забрала дочь и подала документы на расторжение трудового договора. В Германии мне дали отпуск на адаптацию ребёнка.
Первые месяцы были тяжёлыми. Настя боялась всего — что её снова оставят, что её не будут кормить, что она сделает что-то не так. Ночами плакала, днём ходила за мной хвостиком.
Но постепенно всё наладилось. Дочь выучила немецкий, пошла в местный детский сад, обрела уверенность в себе.
А с Леной мы больше не общаемся. Она пыталась звонить, писать, извиняться. Но некоторые вещи прощать нельзя.
— Мама, — говорит теперь Настя, засыпая в своей красивой кровати в нашей квартире в Берлине, — хорошо, что мы теперь вместе.
— Да, солнышко. И будем вместе всегда.
Потому что материнская любовь не измеряется деньгами. И никого нельзя доверять больше, чем себе, когда дело касается твоего ребёнка.
