— Кукушка ты распоследняя, вот ты кто! — надрывалась свекровь по телефону. — Вышвырнула дочь с младенцем ко мне, как котят! А ещё матерью называется…
Ирина стиснула зубы. Всю последнюю неделю она спала в лучшем случае по четыре часа в день, брала дополнительные смены, тащила на себе неожиданно увеличившееся семейство, а теперь ещё и должна оправдываться?
— Анна Васильевна, мой «птенец» уже совершеннолетний. Она размахивала этим, как флагом. Вот пусть теперь наслаждается. Я ей совет дала, раз нет у неё ума — пусть крутится как хочет.
Ирина положила трубку. В этом разговоре не было никакого смысла. Она знала, что для всей родни она теперь исчадие ада. Сил выслушивать и терпеть больше не было.
Начать стоит с того, что когда-то Ирина и сама осталась одна. Мать умерла, когда ей было восемнадцать, а в девятнадцать не стало и мужа. Осталась только маленькая дочка на руках.
— Держись. Я рядом. Если что — звони, — сказала тогда Анна Васильевна.
Но звонками всё и ограничилось.
— Ирочка, я бы и рада помочь, но я работаю, я устала, — говорила свекровь, когда Ирина просила посидеть с малышкой хотя бы в выходной.
Деньгами работающая Анна Васильевна тоже не помогала. И так было со всеми родственниками. Все жалели, все сочувствовали, но только на словах.
Ирина справилась сама. Иногда приходилось буквально вгрызаться зубами в жизнь и выть на луну от усталости и отчаяния, но она справилась. Она как никто другой знала, что такое быть матерью-одиночкой.
Поэтому когда у дочки Вики появился парень в шестнадцать лет, Ирина напряглась. В школе у Сергея была репутация «плохого парня». Он задирал девочек, крутился в сомнительной компании и, как поговаривали, уже успел попробовать то, что пробовать по закону запрещено.
Сначала Ирина пыталась отговорить дочь и убедить её, что есть парни и получше. Но она не слышала.
— Ты не понимаешь! Я люблю его! — кричала Вика вся в слезах, даже когда мать говорила совершенно спокойно.
Ирина не понимала, откуда взялась эта любовь, потому что ухаживания со стороны Сергея были весьма скромными: пластиковые цветы на 8 марта и редкие предложения покататься на мотоцикле по вечернему городу. Одна такая поездка затянулась, а Вика даже не удосужилась ответить на звонки. Пришла она после десяти.
Ира, конечно, не спала, поэтому когда дочь вернулась — разразился ска ндал.
— Ты вообще отдаёшь себе отчёт в своих действиях?! Я уже в по лицию собиралась звонить! В следующий раз устрою и ему, и тебе! А теперь — отдавай ключи и марш в свою комнату. Завтра ты никуда не пойдёшь.
Вика даже не чувствовала себя виноватой.
— Ничего я не отдам! Ты не имеешь права держать меня взаперти! Я взрослый человек, могу быть где захочу. Запрёшь меня — я сама на тебя по лицию натравлю.
У Ирины округлились глаза от наглости дочери, но она старалась держать себя в руках.
— Взрослой ты будешь после восемнадцати. А пока — за тебя отвечаю я.
В тот день Ира поняла: дочь отлично знает о своих правах, но и слышать ничего не хочет об обязанностях. Ей хочется независимости любой ценой, но желательно за чужой счёт, чтобы ни за что не отвечать.
— Ты ужасная мать! — выпалила дочь однажды во время очередного скандала.
«Да. Ужасная. У хорошей матери такая дочка не выросла бы…» — с горечью думала Ирина. Она где-то упустила Викино воспитание. Но разве может быть иначе, когда ты пашешь на двух работах, чтобы была крыша над головой?
Когда Вика сообщила о своей беременности, седых волос на голове Ирины стало ещё чуть больше. Девушка только-только поступила в университет, и это явно было не к месту.
— Мам, я беременна…
Внутри Ирины что-то оборвалось и упало, словно камень в колодец. Она не закричала, хотя очень хотелось. Женщина сделала глубокий вдох, села и заговорила как можно спокойнее:
— И что собираетесь делать?
— Ну… Рожать, конечно. Что ж ещё?
— А жить на что будете? Сергей же ни дня в жизни не работал. Тебе тоже будет не до этого.
— Он работает. На склад устроился, вот уже второй месяц пошёл. У нас всё серьёзно.
Ирина видела: дочь наглухо закрылась в какой-то своей вселенной. Только вот эти розовые замки непременно рухнут, когда дело дойдёт до быта, покупки кроватки и ухода за младенцем.
— Вика… У вас обоих ни профессии, ни опыта, ни перспектив. Никто из вас, насколько я понимаю, грудничков даже на руках не держал. Дети требуют много времени и денег, а у вас ни того, ни другого.
Дочь моментально насупилась. Ирина поняла, что сейчас начнётся поток возмущений, и подняла руку, чтобы остановить Вику.
— Я тебе не враг. Я помочь хочу. Просто я сама знаю, что это такое — воспитывать ребёнка в таком возрасте.
— Ну ты-то одна была…
«Ты, скорее всего, тоже будешь», — хотелось сказать Ире, но она придержала эту мысль при себе.
— Была. Напомнить, почему? Потому что все люди не вечны. Ещё вчера у меня был надёжный любящий муж, а сегодня его не стало. Жизнь такая, Вика. Может случиться что угодно. В тридцать мне было бы намного проще справляться в одиночку, чем в двадцать.
Дочь немного успокоилась. Раздражение в её взгляде сменилось замешательством.
— И что теперь делать?
— Я дам тебе деньги, сходи к врачу. Если надо — я пойду с тобой. А дальше — учись. Останетесь вы вместе с Сергеем к тому моменту, как ты получишь диплом, — пожалуйста, стройте семью. Нет — ну будет кто-то другой. У тебя вся жизнь впереди. Мы вместе со всем справимся.
Вика тогда кивнула, согласилась, взяла деньги. Ирина даже вздохнула с облегчением: дочь одумалась и вынырнула из своих грёз о большой и чистой любви.
Но к четвёртому месяцу у Вики стал расти живот. Ира с отчаянием поняла, что время упущено.
— Ты что натворила?! — схватилась мать за голову.
— Это моя жизнь, и мне решать! — огрызнулась Вика.
— Пока тебе семнадцать, это и моя ответственность!
— Когда я рожу, я буду уже совершеннолетней. Так что это не твоё дело, — заявила дочь.
Уже тогда Ире было очевидно, что всё ляжет на её плечи. Но говорить об этом с Викой было равносильно шагу в капкан. Он непременно захлопнется с громким треском.
Сергей, к слову, к тому времени уже бросил работу.
— Там тяжело. Это не моё, — сообщил он и продолжил сидеть на шее у родителей.
Его мать и отец на новость тоже отреагировали очень холодно.
— Это ваши проблемы. Сами и разбирайтесь со своей девочкой, — отчеканила «сватья».
И она, увы, была права.
«Проблема» росла не по дням, а по часам… А у Вики не было никакого плана. Сергей её никуда не звал, а принимать молодых у себя Ирина не была готова. Да «зять», кажется, и не очень-то хотел переезжать.
В итоге он появился на выписке, мелькнул на паре фотографий как гордый отец, пару раз приехал в гости и был таков. Ирина же бегала с бутылочками, вставала по пять раз за ночь, меняла подгузники, а днём — шла на работу с красными глазами. Потому что Вика то устала, то не может, то ей «тяжело».
— Ну ты ж всё равно уже всё умеешь. А у меня плохо получается, он у меня плачет, — говорила она.
Ира чувствовала себя так, словно попала в прошлое. И она понимала: второй раз дотащить этот крест она уже не сможет.
Она пыталась хоть как-то облегчить их положение, предлагала дочери подать на алименты, но та отказывалась. Мол, зачем, они и так договорятся.
Действительно, зачем что-то делать, когда мать сама разберётся?
Ирину прорвало, когда в один прекрасный день Вика просто ушла без предупреждения. Как потом выяснилось — погулять с подружкой. Сына она бросила на бабушку.
— Ну ты же всё равно дома. Чего страшного-то случится? Он в кроватке, никуда не денется, — спокойно сказала она, когда мать наконец дозвонилась.
После этого Ира решила, что больше так не хочет и не может. Когда дочь вернулась, мать поставила её перед фактом: у Вики неделя на поиск нового жилья.
— Ты что, хочешь, чтобы мы замёрзли на улице? Выставляешь собственного внука? — сразу бросилась в слёзы дочь.
— Я ничего не хочу. Хочу просто спокойно жить. Ты мне когда-то сказала, что это не моё дело. Так вот я с тобой полностью согласна: не моё. Я сделала всё, что могла, чтобы ты не оказалась в такой ситуации. Не послушала меня? Дальше — сама.
Съехала Вика на следующий же день, но жизнь спокойнее от этого не стала. Дочь начала с бабушки, Анны Васильевны, а продолжила другими родственниками и подругами. Родня Ирину не поддержала. Все считали её жестокой и бесчеловечной, но большинство отказывались приютить молодую мамочку.
Ирина носила всё это в себе и впервые излила душу лишь спустя год, когда была в гостях у подруги Марины.
— Ну, маманя, сурово ты, конечно, поступила. Но справедливо. Ты своё отнянчила. А если б смолчала, то принесла б она тебе и второго, и третьего. А так — теперь либо выплывет и станет человеком, либо утонет. Но это уже её жизнь, а не твоя.
Это её жизнь… Эти слова царапнули сильнее обвинений и упрёков. Когда-то Вика кричала ей, что это её жизнь и только она может решать за себя, и это было больно слышать. Но теперь эти слова принесли долгожданное облегчение. Ирине было горько, однако она осознавала: она не может прожить эту жизнь за дочь. Может, со временем Вика успокоится и пойдёт на контакт, может, нет, но каждый должен сам отвечать за свои решения, а не сваливать последствия целиком на чужие плечи.
