В заснеженном холодном колхозном гараже сидели мужики в ожидании утреннего наряда. Чтобы скоротать время, они азартно «резались» в «козла». Кто-то настороженно ждал своего хода, а кто-то уже хлопал по столу картой. Кто-то разочарованно бранился матом при неудаче, а тот, кому повезло, подпрыгивал от радости на месте и кричал: « Ура! Наша взяла!»
И тут атмосферу этого азарта приятно нарушило появление молодой бухгалтерши. Пышущая здоровьем красавица, одетая по последней моде в облегающее стройную фигуру пальто из ткани «кружевница», украшенное шикарным воротником из шкурки песца, чеканила высокими острыми каблучками по бетонному полу гаража свой шаг.
— Здравствуйте, мальчики, — стряхивая с меховой шапки налипший мокрый снег и поправляя светлые локоны, произнесла она задорным и в то же время ласковым голосом.
По гаражу распространился запах дорогих её духов. Обалдевшие в очередной раз мужики замерли на какое-то мгновение, как щебечущая стайка воробьёв, а затем один из них, выйдя из оцепенения, промолвил:
— Привет, Нина. Ты путёвки нам принесла?
— Принесла, — ответила она, доставая из сумочки покрасневшими от мороза пухлыми ручками документы.- Тебе, Лёша, на ферме сегодня нужно быть, тебе, Серёжа, за бензином на нефтебазу, а тебя, Андрей, председатель в райцентр направляет. Подойди к нему, он даст распоряжение.
Парни разобрали путёвки, пошутили немного с Ниночкой, и она той же чарующей походкой направилась к выходу, а когда скрылась за дверью, Лёша произнёс:
— Ох, и девки у нас в конторе. Красавицы. Все, как одна – кровь с молоком. Тебе и не снилось с такой закуролесить, да, Петюня? – и он обратился к одиноко стоявшему в сторонке, щупленькому, похожему на подростка, мужичишке. Тот отмахнулся от язвительного товарища и гнусавым голосом протянул:
— Да, не снилось… Говори, говори… Вот придёт весна, увидите: все они мои будут.
Мужики посмеялись, прыгнули каждый в свою машину и отправились работать. А Петюня затаился в своих мыслях. Ему не стало обидно, нет. Казалось, это чувство не было знакомо ему вообще. Просто хотелось им всем доказать, что он тоже кое на что способен. Ему было уже тридцать пять, но всерьёз его никто не воспринимал, все постоянно над ним посмеивались, но он, как поплавок на воде, держался стойко. Всегда улыбчивый, катился по жизни, словно резиновый мячик по песку. Ничто к нему не приставало. У него было две страсти: деньги и женщины. Причём, когда нужно было выбрать из этих двух, то материальный вопрос всегда преобладал. Деньги у Петюни водились постоянно, но их хотелось всё больше и больше. Он не гнушался заработать их любым, пусть даже не очень порядочным способом, стараясь урвать по максимуму. Обвести кого-нибудь вокруг пальца не составляло ему труда. Если получалось – то хорошо, а не получалось – ну и ладно. Он мог подвезти человека, к примеру, до больницы втридорога, или даже взять с соседа-пенсионера плату за доставку лекарства, что, в общем-то, в те времена, особенно в деревне, не было принято. Поначалу это крайне возмущало, говорилось о совести, но это дело не меняло, и, в конце концов, приняв ситуацию такой, какая она есть, все махали рукой: «А, да это же Петюня!» Окружающие привыкли к нему, уже философски расценивая такой его подход к жизни как оптимистический, и если, конечно же, смотреть на всё со стороны, не касаясь себя, то это даже порой забавляло.
Петюня – это была кличка. Достаточно было взглянуть и пообщаться, и вопроса «почему» не возникало. А имя и фамилия у него были несоответственно громкие: Павел Сидоров.
Второй его страстью были женщины. Когда он кого-нибудь из них обхаживал, то при этом напоминал бойкого декоративного петушка, гоняющегося за всеми курочками одновременно. Он хотел иметь всех и сразу, но женщины, шутя, отмахивались от него, и, как правило, дальше слов дело не заходило. Как же? Осыпая одну из них комплиментами, он располагал её к себе, но через несколько минут, увидев в окно автомобиля смазливую физиономию или короткую юбку, с восторгом восклицал: «Ах, какие ножки! Мне б такую девушку». А ещё через некоторое время, посадив рядом с собой новую попутчицу, кавалер мгновенно переключал всё внимание на неё. В салоне начинала витать вызванная чувством ущемлённого женского самолюбия лёгкая враждебность, а потом, понимая, насколько это бессмысленно и нелепо, все уже смеялись и над ним, и над собой тоже и проговаривали одну и ту же фразу:
— Ой, да это же Петюня.
И что самое удивительное: у этого маленького во всех отношениях человечишки была потрясающе умная и красивая жена.
Пришла весна. В воздухе царило ощущение свежести и новизны. Солнце бешено палило, так что снег испуганно чернел и торопливо превращался в пар. Вдохновенно, безудержно бежали ручьи, так же безудержно в прозрачном небе с пронзительным криком носились птицы. Ароматы распускающихся листьев, оттаявшей земли, первой молоденькой травки возле подсыхающих тропинок дурманили, будоражили, кружили голову.
— Сидоров, отвезёшь Нину в райцентр с отчётом, — дал указание председатель.
— Хорошо,- обрадовался Петюня.
Машина уже ждала у порога конторы. Водитель открыл перед прекрасной попутчицей дверь.
Она устроилась рядом с ним, грациозно расстегнув пуговички лёгкого пальтишка на пышной груди и откинув назад свои белокурые волосы. Он шустро обежал грузовик спереди и прыгнул за руль, обхватив его крохотными ладошками. Повернул ключ, мотор загудел, и они помчались.
Всю дорогу он пытался её развлекать, рассказывая весёлые истории из своей шофёрской жизни. Она громко смеялась, не глядя на него, устремив взор прямо на дорогу. За какие-то полчаса он домчал её до города. Она, светящаяся и сияющая, побежала в сельхозуправление. Он, откинувшись на сиденье, практически спрятавшись за руль, закрыл глаза и притаился в ожидании продолжения приятного общения.
Через некоторое время женщина вернулась в машину. Снова расположившись на сиденье, она достала зеркальце, покрутила перед ним своим милым румяным личиком, подкрасила губки, и они поехали обратно.
Трасса проходила через лес. Отдалившись от города, Петюня неожиданно повернул в « рощу любви», где росли молоденькие, с ослепительно белыми стволами, берёзки. Машина запрыгала по неровной грунтовке. Нина от внезапной встряски вскрикнула. Петюня притормозил и, облокотившись на дверь, молча расплылся в улыбке. Нина, наконец-то, впервые за всё время общения повернула голову в его сторону и, посмотрев свысока, удивлённо подняла бровки:
— Павел, что это?
Ответ поверг её в несказанное возмущение:
— Ну, я же обещал зимой мужикам, что все вы будете мои.
— Павел, ну это ты зря, — продолжала она с иронией. – Я же ведь Гришке своему всё расскажу. Ты знаешь, какой он у меня горячий, как горец. Не шути так, а то ведь костей не соберёшь. Лучше поехали отсюда от греха подальше.
— Ну, ладно, ладно, — заёрзав по сиденью, Петюня пошёл на попятную. Но чтобы хоть как-то удовлетворить хотя бы самолюбие, дотронулся рукой до её бедра. – Ну, дай хоть за коленку подержаться.
Женщина молча отодвинула его руку, и, отвернувшись, хитро прищурила глаза, покивала головой и, вытянув губки трубочкой, подумала про себя: «Ну, ладно, Петюня!»
На следующий день Андрей, войдя утром в гараж, крикнул:
— Сидоров, тебя в бухгалтерию приглашают.
— Зачем? – спросил тот, выбираясь из-под грузовика.
— Не знаю. Девчата чего-то искали. Сказали, чтобы срочно был.
Петюня, ничего не подозревая, поплёлся в контору.
— Чего звали? – спросил он, закрывая за собой дверь.
Все три женщины сначала медленно стали подниматься со стульев, а затем, окружив его, схватили за руки и повалили на стол.
— Отпустите, дуры, что вы делаете? – завопил Петюня, беспомощно махая ногами.
Подошла Нина и, грозно посмотрев ему в лицо, ехидно улыбнулась. В руках у неё была какая-то коробочка.
— Отпустите, отпустите! – испуганно кричал он, поняв, что девчонки задумали что-то недоброе.
Но они были непреклонны. Нина резко стащила с него штаны, он закрыл от стыда глаза, и прямо на мужском достоинстве у него возникла круглая жирная чернильная печать.
— Так тебе, маньяк ты наш сексуальный,- приговаривала она.- Будешь знать, как порядочных девушек в лес завозить.
Вошедшие в азарт девчонки кричали, визжали, а затем, дождавшись результата, всё-таки разжали руки. Покрасневший Петюня, натягивая на ходу портки и обиженно шмыгая носом, поплёлся к выходу, повторяя:
— Дуры, дуры, вы, девки, дуры!
Стёкла конторы содрогались от волн гогота исполнительниц самосуда, которые, держась за уже заболевшие животы, прямо-таки катались по стульям. Они вспоминали, как их самонадеянный обидчик дрожал у них в руках, и были очень довольны тем, что возмездие, наконец-то, свершилось.
