— Галина Петровна, спасибо, но мы супы не едим.
Марина поставила тарелку обратно на стол, даже не попробовав. Галина замерла с половником в руке, глядя на дымящийся борщ, который она варила с утра.
— Как это не едите? — она медленно опустила половник в кастрюлю. — Антошенька, ты же раньше…
— Мам, ну вот так получилось, — сын пожал плечами, не поднимая глаз. — У нас принято иначе теперь.
— Принято иначе? — Галина вытерла руки о передник. — А что у вас принято? Одни макароны да котлеты?
Марина выпрямилась в кресле.
— Галина Петровна, вы же знаете, мы стараемся питаться правильно. Лёгкие блюда, свежие продукты. А суп — это тяжело для желудка.
— Тяжело для желудка! — Галина всплеснула руками. — Мой отец прожил восемьдесят лет на одних супах! Дед мой, прадед — все на супах! А тут вдруг тяжело!
Антон покосился на жену, потом на мать.
— Мамочка, ну не расстраивайся. Мясо-то мы съедим, картофель…
— Не про мясо речь! — Галина схватила полотенце и принялась протирать уже чистый стол. — Суп — это душа обеда! Это традиция! Это…
— Галина Петровна, — Марина мягко перебила, — времена меняются. Мы не можем жить только прошлым.
Галина остановилась, сжимая полотенце в руках.
— Значит, прошлое у нас плохое? Всё, что я делала, что моя мать делала — всё плохое?
— Я не это имела в виду…
— А что имели в виду? — Галина подошла ближе к столу. — Что мои щи никуда не годятся? Что борщ мой не такой, как в ресторанах ваших модных?
Антон дёрнулся.
— Мам, при чём тут рестораны? Мы просто…
— Просто что? Просто стыдитесь старых привычек? — Галина поставила кастрюлю с борщом на край стола со звоном. — Просто вашей матери еда не подходит?
Марина вздохнула.
— Галина Петровна, вы всё превращаете в драму. Мы не едим супы — и всё. У каждой семьи свои предпочтения.
— Предпочтения! — Галина выпустила полотенце, и оно упало на пол. — А почему ваши предпочтения важнее моих?
— Потому что мы живём своей жизнью, — Марина встала из-за стола. — Антон, объясни матери.
Антон сидел, опустив голову.
— Ну скажи же что-то! — Галина повернулась к сыну. — Ты что, немой стал?
— Мама, ты же понимаешь… — он поднял на неё усталые глаза. — Мы с Мариной…
— С Мариной! — Галина ударила ладонью по столу. — Всё с Мариной! А мать твоя кто? Чужая тётка?
— Галина Петровна, — Марина взяла сумку с подоконника, — может, нам лучше поехать домой? Чтобы не портить вам настроение.
— Да поезжайте! — Галина развернулась к плите. — Поезжайте к своим модным кафе, где суп в пакетиках продают!
Антон поднялся.
— Мам, ну хватит…
— Не хватит! — она повернулась, и лицо её горело. — Тридцать лет я для тебя готовила! Тридцать лет каждый день борщ, щи, солянка! А теперь что? Теперь у вас желудки нежные стали?
Марина уже стояла в дверях.
— Антон, идём.
— Иди, иди к жене! — Галина махнула рукой. — Видно, чужой человек дороже родной матери!
— Мам, ты не понимаешь…
— Понимаю! — она схватила половник и размахнулась им. — Понимаю, что сын мой стал чужим! Что традиции наши никому не нужны!
Дверь хлопнула. Машина завелась во дворе и поехала прочь.
Галина стояла посреди кухни с половником в руке, глядя на нетронутый борщ.
— Не едят супы… — прошептала она. — Не едят супы…
Она медленно подошла к окну и посмотрела на пустую дорогу.
Галина села за стол напротив остывающего борща. Пар больше не шёл, и красные разводы сала застыли на поверхности.
— Не едят супы, — повторила она и усмехнулась горько. — А помнится, Антошенька в детстве за ушки тянул: «Мамочка, а когда борщик будет?»
Она взяла ложку и попробовала. Вкусно. Как всегда вкусно. Свёкла с грядки, капуста свежая, мясо на косточке — настоящий борщ, не пойми что из магазина.
— Марина… — протянула Галина имя, будто пробовала его на вкус. — Марина у нас теперь главная.
Когда сын привёз невестку знакомиться, Галина сразу поняла — девочка городская. По платью видно, по туфлям. Руки белые, маникюр. Таких на кухне не увидишь.
— Галина Петровна, как вы молодо выглядите! — тогда говорила Марина, разглядывая дом. — А готовить вы, наверное, мастерица?
— Да уж, стряпаю потихоньку, — отвечала Галина, гордясь. — Антошенька мой привередливый, без борща не может.
А Антон тогда обнял мать за плечи:
— Мам, ты лучше всех готовишь на свете!
Где же тот Антон? Куда делся?
Галина встала и подошла к старому серванту. На верхней полке стояли фотографии — свадьба сына, первое знакомство с Мариной, семейные праздники. На всех снимках она улыбалась, обнимала невестку, казалось искренне рада.
— Казалось… — пробормотала Галина.
А потом началось. Сначала мелочи. Марина морщилась от запаха жареного лука. Просила не солить так сильно. Отказывалась от пирожков — мол, слишком жирные.
— Галина Петровна, а нельзя ли что-то полегче? У меня желудок чувствительный.
Галина старалась. Варила курицу без шкурки, делала салаты из овощей. Но супы-то всегда варила! Как же без супов? Это основа обеда, святое дело.
— Не едят супы, — снова повторила она и посмотрела на кастрюлю. — Значит, и меня не едят.
Телефон зазвонил. Галина не спешила подходить — знала, что это соседка Тамара Ивановна. Та всегда звонила после скандалов, словно чувствовала издалека.
— Галя, что у тебя машина уезжала? Антон был?
— Был, — коротко ответила Галина.
— А что так быстро? Обедать не остались?
Галина посмотрела на борщ.
— Не остались. У них теперь, видишь ли, свои привычки. Супы не едят.
— Как не едят? — в трубке послышалось возмущение. — Да что это за семья без супов?
— Вот и я говорю…
Но говорить не хотелось. Галина положила трубку и снова села за стол.
Что теперь делать? Как быть?
На следующий день Галина проснулась с твёрдым решением. Не будет она больше навязываться. Пусть едят что хотят.
Но к обеду руки сами потянулись к кастрюле. Привычка сорока лет — как её переломить?
— Варю для себя, — сказала она вслух. — Для себя одной.
Зазвонил телефон.
— Мама, — голос Антона звучал виновато. — Как дела?
— Да ничего. Борщ доедаю, который вчера не доели.
Пауза.
— Мам, ты на нас не сердишься?
Галина помешала суп ложкой.
— А на что сердиться? Вы молодые, у вас свои взгляды.
— Мама, просто Марина… она по-другому воспитана. У них в семье не принято много есть.
— А, понятно. У них не принято. — Галина сжала трубку. — А у нас что принято — не важно?
— Важно, конечно важно! Но мы же теперь отдельно живём…
— Отдельно живёте, да. — Галина посмотрела на семейное фото на холодильнике. — Антошенька, а скажи мне честно — ты дома вообще супы ешь?
Снова пауза.
— Мам, ну зачем такие вопросы?
— Зачем? А затем, что хочу знать — совсем ли ты от наших привычек отрёкся или только здесь стыдишься?
— Мама, при чём тут стыдишься…
— При том! — она повысила голос. — При том, что вчера ты на меня смотрел, как на дурочку какую-то! Как будто я вам яд предлагала, а не борщ!
— Мам, ты всё неправильно понимаешь.
— А как правильно? Научи меня, сынок. Как правильно понимать, что родная еда тебе больше не подходит?
Антон вздохнул в трубку.
— Мама, может, ты к нам приедешь? Марина хотела показать тебе, как она готовит. У неё есть интересные рецепты…
— Интересные рецепты! — Галина почти закричала. — Значит, мои неинтересные? Сорок лет неинтересно готовила?
— Да нет же, мама! Просто разные…
— Разные, да. Её — хорошие, мои — плохие.
— Мама, ты же сама всё искажаешь!
Галина помолчала, глядя на кипящий борщ.
— Антошенька, а помнишь, как ты в школе заболел? Ангина была, температура под сорок. Что ты тогда просил?
— Мам, ну зачем старое вспоминать…
— Помнишь или нет?
— Помню. Просил бульон куриный.
— Бульон куриный. Не модные салатики, не лёгкие блюдечки. Бульон. Суп, значит.
— Мама, я же был болен…
— Был болен — и суп хотел. А теперь что — здоровый стал, супы не нужны?
В трубке послышались голоса — видимо, Марина что-то говорила мужу.
— Мам, слушай, мы завтра приедем. Поговорим спокойно, без эмоций.
— Без эмоций, — повторила Галина. — А с чем тогда? С равнодушием?
— Мама…
— Приезжайте, — сказала она и положила трубку.
Стояла у окна, смотрела на огород. Грядки политы, всё растёт. Свёкла наливается, морковь толстеет. К осени будет богатый урожай — на супы на всю зиму хватит.
— Только кому варить? — спросила она у пустой кухни.
Весь вечер Галина не могла уснуть. Ворочалась, думала. К утру решила — хватит. Последний раз сварит суп в этом доме.
Встала до рассвета, достала из погреба самые лучшие овощи. Свёклу — рубиново-красную, капусту — хрустящую, морковь — сладкую как мёд. Мясо взяла отборное, какое для праздников берегла.
— Сварю такой борщ, — бормотала себе под нос, — чтобы запомнили. Чтобы всю жизнь потом искали такой же.
К обеду всё было готово. Кастрюля пыхтела на плите, аромат плыл по всему дому. Даже соседские коты прибежали под окно — нюхали, мяукали.
Ровно в час Галина услышала знакомый звук машины. Сердце ёкнуло, но она не пошла встречать. Стояла у плиты, помешивая борщ.
— Мама, — Антон вошёл первым. — Как дела?
— Да вот, последний борщ варю, — ответила она, не оборачиваясь.
— Последний? — Марина остановилась в дверях. — Почему последний?
Галина повернулась. Лицо её было спокойным, но глаза горели.
— А зачем варить, если не едят? Незачем добро переводить.
Антон подошёл к плите, вдохнул.
— Мам, как пахнет… Как в детстве.
— В детстве ты его ел. А теперь не ешь.
Марина сняла пальто, повесила на стул.
— Галина Петровна, мы вчера с Антоном говорили. Хотели объяснить…
— Объяснить что? — Галина взяла половник. — Что я плохо готовлю? Что мои блюда не модные?
— Нет! — Марина подошла ближе. — Галина Петровна, дело не в ваших блюдах. Дело в том, что я… я не могу есть супы.
Галина замерла.
— Как не можешь?
Марина опустила глаза.
— У меня была операция. Три года назад. Желудок… Врачи запретили жидкую горячую пищу. Совсем запретили.
Тишина. Только тиканье часов да пыхтение кастрюли.
— Операция? — Галина медленно поставила половник. — Какая операция?
— Язва была. Прободная. — Марина села на стул. — Чуть не умерла тогда. Месяц в больнице лежала.
Антон стоял рядом, опустив голову.
— Почему молчал? — Галина повернулась к сыну. — Почему не сказал?
— Марина просила не говорить. Она не хотела, чтобы вы из-за неё расстраивались.
— Расстраивалась? — Галина прислонилась к столу. — Я думала, вы просто… просто мною брезгуете.
— Галина Петровна! — Марина вскочила. — Как вы можете такое думать? Вы же видели, как я первый раз к вам приехала — всё хвалила, всё пробовала!
— Пробовала… — Галина вспомнила. — Да, пробовала. А потом перестала.
— Потому что приступы начались! — Марина закрыла лицо руками. — После каждого горячего супа меня скручивало так, что Антон скорую вызывать хотел!
— Господи… — Галина опустилась на стул. — А я думала…
— Мама, — Антон подошёл, положил руку на плечо. — Марина каждый раз мучилась, когда отказывалась. Боялась вас обидеть.
— И я боялась, — тихо сказала Марина. — Думала, вы решите, что я капризная. Избалованная.
Галина смотрела на невестку новыми глазами. Худенькая, бледная. И правда, больная.
— Доченька, — сказала она вдруг, — а что тебе можно есть?
— Протёртые каши, отварное мясо, овощи на пару…
— Пресно, наверное?
Марина кивнула.
— Очень пресно. Я иногда мечтаю просто кусочек хлеба с солью съесть.
Галина встала, подошла к плите.
— А бульон? Слабенький, без зажарки?
— Бульон… — Марина неуверенно посмотрела на неё. — Врач говорил, что можно. Но только очень слабый.
— Сейчас, — Галина взяла дуршлаг. — Сейчас я тебе такой бульончик процежу — чистый, как слёзка. Без капли жира.
— Галина Петровна, не надо…
— Надо! — Галина уже процеживала. — Надо, доченька. Ты же больная, а я тебя ещё заставляла…
Слёзы капали в дуршлаг.
— Мама, — Антон обнял её. — Мамочка, не плачь.
— Как не плакать? — Галина вытерла лицо передником. — Дочка больная, а я на неё сердилась. Дура старая.
— Не дура, — Марина встала рядом. — Просто мы не умели объяснить.
Галина налила в чашку прозрачный золотистый бульон.
— Попробуй, доченька. Может, хоть это можно?
Марина взяла чашку, осторожно отпила.
— Можно, — прошептала она. — И вкусно. Очень вкусно.
Через неделю Галина звонила Марине каждый день.
— Дочка, как самочувствие? Приступов не было?
— Нет, Галина Петровна, всё хорошо. Ваш бульон очень помогает.
— А я вчера в интернете прочитала — есть такие супы-пюре. Для больных желудков. Хочешь, научусь готовить?
— Галина Петровна, не стоит из-за меня…
— Ещё как стоит! Ты же моя невестка. Значит, дочка.
В субботу они приехали вместе в магазин — выбирать продукты. Галина с блокнотом записывала, что можно Марине, что нельзя.
— Морковь можно, только варёную. Мясо — только диетическое. Специи почти никакие нельзя…
— Галина Петровна, я привыкла уже.
— А я не привыкла! — Галина закрыла блокнот. — Будем с тобой новые рецепты изучать. У каждой хозяйки должны быть секреты.
Дома Марина помогала мыть овощи. Работали молча, но это была тёплая тишина.
— Галина Петровна, — сказала вдруг Марина, — а можно я вас мамой буду называть?
Галина остановилась с морковкой в руках.
— Можно, доченька. Очень можно.
— Мама, — попробовала Марина и засмеялась. — Странно как-то. У меня мама давно умерла…
— Теперь я твоя мама, — Галина обняла её. — И буду такие супчики варить, что любой желудок порадуется.
К вечеру на столе стояли три тарелки. В одной — обычный борщ для Антона и Галины. В другой — прозрачный бульон с протёртыми овощами для Марины.
— Ну что, — Галина подняла ложку, — будем пробовать нашу новую традицию?
Попробовали. Марина закрыла глаза.
— Вкусно. Впервые за три года суп вкусный.
Антон посмотрел на мать с благодарностью.
— Мам, ты волшебница.
— Не волшебница, — Галина помешала свой борщ. — Просто поняла наконец — в семье каждому своё нужно. Кому борщ, кому бульон. Главное — чтобы с любовью.
После ужина Марина помогала мыть посуду.
— Мама, а в следующие выходные можно я с вами останусь? Поучусь готовить ваши диетические супчики?
— Конечно, дочка. И Антошеньку заставим помогать. Пусть картошку чистит.
— Я слышу! — крикнул из комнаты Антон. — Буду чистить!
Галина смотрела в окно на свой огород. Завтра пойдёт полоть грядки. Овощи растут — значит, будут супы. Разные супы. Для каждого свои.
— Мама, — Марина вытерла руки полотенцем, — а можно я завтра рецепт вашего бульона подруге дам? У неё тоже проблемы с желудком.
— Давай, дочка. Пусть все больные люди знают — есть суп, который не повредит.
Галина взяла старую тетрадь с рецептами и написала на новой страничке: «Бульон для Маринки».
Теперь в семье стало две традиции. И обе — с любовью.
