Вечерний туман, прохладный и влажный, уже начинал клубиться над тёмной водой, когда Маргарита проскользнула между зарослями ивняка к условленному месту. Вячеслав уже ждал её на берегу, его силуэт чётко вырисовывался на фоне догорающего заката. Река, вековая граница их враждующих деревень, лениво несла свои воды, безразличная к человеческим страстям. Рита бросилась в его объятия, прижимаясь всем телом, словно ища защиты от всего мира.
— Я так боялась, — прошептала она ему в плечо. — Мне кажется, за мной следили. Если отец узнает…
— Тшш, всё хорошо, мы вместе, — успокаивал Слава, гладя её по волосам.
— Не хорошо, Слава! Ты помнишь Анну и Павла? Их разлучили. Её отец, Андрей, наш сосед, нашёл ей мужа с нашего берега. Говорят, он пьёт и бьёт её чуть ли не каждый день. А ведь они просто хотели быть вместе, как мы.
Рита подняла на него полные слёз глаза. Пример этой несчастной пары был живым укором, доказательством того, что их страхи не беспочвенны.
— Этот столетний бред должен когда-то закончиться, — твёрдо сказал Вячеслав, взяв её лицо в свои ладони. — Наши деды и прадеды что-то не поделили, а мы должны расплачиваться? Нет. Кто-то должен стать первым, Рита. Мы станем.
— Но как? Они ненавидят всех с твоего берега. Они ненавидят твою семью, — её голос дрожал. — Мы одни против всех.
— Наша любовь сильнее их предрассудков, — уверенно произнёс он и нежно поцеловал её. — Вот увидишь.
Рита прокралась в дом так тихо, как только могла, молясь, чтобы все уже спали. Скрипнула половица под босой ногой, и этот звук показался ей оглушительным в ночной тишине. Но её надежды рухнули в тот же миг. В горнице горела тусклая лампа, и за столом, словно судьи на трибунале, сидели отец Пётр, мать Мария и бабушка Анна Степановна. Лица их были каменными.
Отец медленно поднялся. Воздух в комнате стал густым и тяжёлым. В его руке, сжимавшей стол до побелевших костяшек, Рита с ужасом увидела старый армейский ремень с тяжёлой пряжкой.
— Добрые люди донесли, — пророкотал он голосом, в котором не было ничего отцовского, только холодная ярость. — С парнем с того берега видаешься. С отродьем из их проклятого рода. Правда это?
Рита замерла, не в силах вымолвить ни слова. Мать тихо всхлипнула в платок.
— Отец, это всё пережитки прошлого! — наконец нашёлся у неё голос. — Мы в другом веке живём! Мы… мы любим друг друга!
— Молчать! — рявкнул Пётр, взмахнув ремнём так, что тот со свистом рассёк воздух. — Любви она захотела! С ними!
— Никакого Славки здесь не будет. И его самого не будет, и духа его, — отрезала бабушка Анна Степановна. Её глаза, обычно тёплые, сейчас сверкали, как два кусочка льда. Она говорила тихо, но её слова были страшнее отцовского крика.
Пётр, тяжело дыша, немного остыл. Он бросил ремень на стол.
— Ты думаешь, я от злости это? — уже спокойнее, но всё так же жёстко сказал он. — Они сожгут нас. Как только прознают, что моя дочь с их выродком связалась, ночью придут и подожгут дом. Ты этого хочешь? Чтобы мы все сгорели заживо из-за твоей прихоти?
— Но почему? За что такая ненависть? — прошептала Рита.
— Марш в свою комнату! — приказал отец, отворачиваясь. — И чтобы я тебя возле реки больше не видел.
Ей так и не ответили, оставив одну, наедине со страхом и стеной вековой, необъяснимой ненависти.
Когда дом погрузился в сон, дверь в комнату Риты тихо скрипнула. На пороге стояла бабушка. В лунном свете её лицо казалось древним и изборождённым морщинами, как кора старого дерева. Она села на край кровати, и её обычная суровость сменилась тяжёлой усталостью.
— Ты должна знать, почему так, — начала она глухим голосом. — Это не просто ссора. Это проклятие. И началось всё сто лет назад.
Бабушка говорила, а перед глазами Риты вставали картины прошлого.
В их деревне, тогда ещё единой и большой, жила зажиточная семья, в которой было два брата. Оба красавцы, оба сильные, и оба, на свою беду, влюбились в одну девушку с другого берега — Анастасию. Была она бедна, но красива такой колдовской красотой, что мужчины головы теряли. А ещё поговаривали, будто она с травами шепчется и воду заговаривает. Считали её ведьмой.
Родители братьев, конечно, и слышать не хотели о такой невесте. Их быстро и насильно женили на богатых дочерях с их берега. Только сердцам не прикажешь. Оба брата продолжали тайно вздыхать по Анастасии, искали с ней встреч. Их молодые жёны, сгорая от ревности и унижения, сговорились. Однажды они подкараулили Настю у реки, жестоко избили её, срезали косы и втоптали их в грязь, крича, что отвадят ведьму от чужих мужей.
За униженную девушку вступился другой парень, простой и смелый. Он не побоялся молвы и женился на ней. Казалось, всё утихло. Но вскоре с обоими братьями-соперниками случились несчастья: один утонул в реке при странных обстоятельствах, другой погиб на лесоповале.
Их семьи, не сомневаясь, обвинили во всём «колдунью» Анастасию. Месть была страшной. Однажды ночью, когда Настя, её муж и их маленький сын спали, кто-то поджёг их дом сразу с четырёх сторон. Супругов соседи успели вытащить из огня, но их ребёнок, младенец, задохнулся в дыму и сгорел.
Обезумевшая от горя Анастасия выбежала на берег реки, туда, где когда-то её унизили. Она подняла руки к чёрному небу и стала кричать, проклиная своих мучителей, их род, их землю. И природа её услышала. На ясное небо набежали свинцовые тучи, разразилась невиданная буря. Молнии, одна за другой, били в дома на вражеском берегу, поджигая их. Главный удар пришёлся по большому деревянному мосту, который соединял деревню. Он рухнул в кипящую воду, унося с собой десятки жизней тех, кто пытался спастись.
— Когда буря стихла, — закончила бабушка, и её голос дрогнул, — на месте, где река была широкой и чистой, за одну ночь вырос густой, непроходимый лес. Будто сама земля не захотела, чтобы люди с двух берегов когда-либо снова встретились. Так деревня и раскололась. А Вячеслав, твой парень… он прямой потомок той самой Анастасии. Её правнук.
Рита слушала рассказ бабушки с недоумением. Всё это звучало как глупая сказка. Она никак не могла поверить в такую чушь.
***
На следующий день, едва дождавшись сумерек, Рита снова была у реки. Сердце её колотилось от ужаса и решимости. Слава уже ждал её. Увидев его, она ахнула: под глазом у него багровел свежий синяк.
— Отец… — коротко пояснил он, невесело усмехнувшись. — У нас тоже был «семейный трибунал». Сказал, чтобы забыл дорогу на этот берег.
— Слава, я слышала, почему вражда! — выпалила Рита, с трудом переводя дыхание. — Бабушка мне рассказала. Про Анастасию, про проклятие, про пожар…
Она торопливо, сбивчиво пересказала ему страшную легенду, услышанную ночью. Она ожидала увидеть в его глазах страх, сомнение, что угодно, но только не то, что увидела. Слава слушал внимательно, но чем дальше, тем больше недоверия появлялось на его лице.
— Подожди, — прервал он её. — Колдуньи, молнии из ясного неба, лес за одну ночь… Рита, это же просто страшная сказка, которую сто лет передают из уст в уста, чтобы оправдать свою ненависть. Ерунда какая-то.
— Но твоя семья… ты её потомок!
— И что? — он решительно взял её за руки. — Это ничего не меняет. Хватит прятаться. Хватит бояться сказок. Я принял решение. Завтра я приду к твоему отцу. Официально. С родителями. Свататься.
— Ты с ума сошёл! — в ужасе прошептала Рита. — Они тебя убьют! Они не пустят тебя даже на порог!
— А что может случиться? — отшутился Слава, хотя в глазах его стояла стальная решимость. — Молния меня ударит, что ли? Завтра. В полдень. Жди.
***
Утро для Риты тянулось мучительно долго. Она не находила себе места, металась по дому, то бросаясь к окну, то замирая в углу, прислушиваясь к каждому шороху. Мать молча наблюдала за ней с печалью в глазах. Она всё понимала без слов. Отец с раннего утра ушёл в поле, но его отсутствие не приносило облегчения — оно лишь оттягивало неизбежную бурю.
И вот, ровно в полдень, она увидела их. От реки, от стены проклятого леса, по тропинке двигалась небольшая процессия. Впереди шёл Слава, решительный и прямой, рядом с ним — его отец Иван, суровый мужчина с обветренным лицом, и мать. За ними следовало ещё несколько мужчин — видимо, группа поддержки. Они шли не таясь, с гордо поднятыми головами, прямо к их дому.
Но им навстречу уже собиралась другая сила. Из соседних дворов, как по невидимому сигналу, стали выходить мужчины. Возглавлял их сосед Андрей, отец той самой несчастной Анны. Его лицо было искажено злобой. Толпа росла, в руках некоторых Рита с ужасом разглядела охотничьи ружья. Они встали живой стеной перед её домом, преграждая дорогу сватам.
Две группы встретились у самых ворот. Воздух загустел, в нём повисло такое напряжение, что, казалось, вот-вот затрещит. Никто не произносил ни слова, лишь тяжёлые, полные ненависти взгляды впивались друг в друга. Тишина была страшнее любого крика.
Первым её нарушил Андрей. Он шагнул вперёд и в упор посмотрел на Петра, который как раз вернулся с поля и теперь стоял на крыльце своего дома, ошеломлённый происходящим.
— Предаёшь нас, Пётр? — прорычал Андрей. — Род свой предаёшь? Решил с ведьминым отродьем породниться? Зря. Если пустишь их во двор, клянусь, ночью твой дом будет гореть ярче всех.
— Это мой дом! И моя дочь! — Пётр, белый от ярости и страха, шагнул вперёд. — И никто не смеет мне указывать!
Слова были сказаны. Словно по команде, мужчины с обеих сторон вскинули ружья. Раздались сухие щелчки взводимых курков. Вооружённое противостояние началось. Ещё мгновение — и прольётся кровь.
В звенящей тишине, когда казалось, что само время замерло, Слава сделал шаг вперёд, вставая ровно посередине, между двумя рядами направленных друг на друга ружей.
— Остановитесь! — его голос прозвучал громко и ясно. — Вы с ума сошли? Из-за чего? Из-за старых бабкиных сказок? Посмотрите друг на друга! Вы соседи, вы люди! Неужели вы готовы убивать из-за того, что случилось сто лет назад с теми, кого вы даже не знали?
Несколько мгновений казалось, что его слова возымели действие. Мужчины растерянно переглядывались. Но тут снова вперёд выступил Андрей.
— А я знаю, из-за чего! — злобно выкрикнул он. — Из-за этой потаскухи, которая связалась с выродком! С такой же ведьмой, как и её прабабка!
При этих словах Слава не выдержал. С яростным рёвом он бросился на обидчика. Андрей не ожидал этого, отшатнулся и инстинктивно вскинул ружьё, целясь прямо в грудь Славе. Всё произошло в одно страшное мгновение. Рита, видевшая только ствол, направленный на её любимого, с криком бросилась вперёд, пытаясь оттолкнуть его.
Оглушительно грохнул выстрел.
Рита качнулась и медленно, словно в замедленной съёмке, стала оседать на землю. Тёмное пятно стремительно расплывалось на её светлом платье. Наступил хаос. Женщины закричали, мужчины опустили ружья, толпа в ужасе отхлынула. Слава, окаменев на секунду, бросился к ней.
— Анастасия! Помоги! — вдруг истошно, на грани безумия, закричала бабушка Риты, Анна Степановна, простирая руки к Славе. — Ты её потомок! Проси помощи у своей прабабки! У реки! Проси!
Словно во сне, Слава подхватил обмякшее тело Риты на руки. Кровь текла сквозь его пальцы, горячая и липкая. Не чуя под собой ног, он понёс её к реке, к тому самому месту, где, по легенде, обезумевшая Анастасия наслала проклятие. Он опустился на колени у самой воды, прижимая к себе Риту, и закричал в небо, в воду, в сам воздух:
— Прабабка Анастасия! Если ты меня слышишь! Не забирай её! Возьми мою жизнь! Возьми меня взамен! Только спаси её!
И случайно или нет — но в тот же миг начался дождь. Сначала несмелые капли, затем с небес хлынуло мощно, будто тучи оплакивали случившееся.
Рита открыла глаза от прохладных капель дождя на лице и пронзительного звука сирены. Первое, что она увидела, — это склонившееся над ней заплаканное лицо Славы и десятки других лиц вокруг, на которых вместо вековой ненависти был написан общий страх и растерянность.
Приехавшая из райцентра скорая помощь осторожно погрузила их обоих — её с огнестрельным ранением, его в состоянии глубокого шока — в машину и умчалась, оставляя за собой две враждующие половины деревни под очищающим ливнем.
Когда вой сирены затих, потрясённый до глубины души Пётр, отец Риты, молча развернулся и пошёл к своему сараю. Через несколько минут оттуда донёсся рёв мотора, и на дорогу выехал его старый гусеничный трактор. Ни слова не говоря, он направил машину прямо к стене леса, разделявшего берега. С треском и скрежетом трактор начал валить деревья, создавая проход там, где его не было сто лет. Он крушил проклятый лес, символ вражды, и из поваленных стволов прямо по грязи и воде строил грубый, импровизированный мост.
Первой на шаткие, скользкие брёвна ступила бабушка Риты, Анна Степановна. Та самая, что была хранительницей ненависти. Она сделала шаг, пошатнулась, и в тот же миг её подхватили две сильные руки. Одна принадлежала отцу Славы, Ивану. Другая — соседу с их берега. Вместе они помогли ей перейти на ту сторону.
И тогда, по этому первому, хрупкому мосту, люди пошли навстречу друг другу. Они встречались на середине реки, жители двух враждующих миров, и смотрели друг на друга мокрыми, пристыженными глазами. Кто-то начал говорить, кто-то молча протягивал руку. В тот же день они вместе собрали деньги на лечение и поехали в больницу, где сидели в коридоре одной общей, испуганной толпой.
Прошло три месяца. На реке, построенный общими усилиями, теперь стоял новый, широкий и прочный мост. Вражда, длившаяся столетие, закончилась в тот день, когда пролилась кровь и сверкнула молния. Андрей прилюдно попросил прощения у Петра и помирился со своей дочерью Анной, забрав её от мужа-тирана.
А сегодня вся объединённая деревня готовилась к свадьбе. Маргарита, с едва заметным шрамом на плече, и Вячеслав, чья отчаянная мольба была услышана, стояли в центре праздничного круга. Музыка лилась, столы ломились от угощений, и смех детей, не знающих, на каком берегу они родились, разносился над рекой, которая больше не разделяла, а соединяла.
