Падение Дмитрия Волкова было стремительным и оглушительным. Еще вчера он разъезжал на новейшем «Мерседесе», подписывал контракты в кабинете с видом на исторический центр, а его дети, Аня и Артем, учились в престижной международной школе и проводили каникулы на вилле свекра у моря.
Сегодня же семья ютилась в двушке на окраине, где воздух постоянно пах затхлостью, а по утрам из крана сочилась ржавая вода.
Елена, привыкшая к безупречному сервису и тишине дорогих кварталов, каждое утро начинала с битвы: то трубы гудели, то соседи сверху затевали перестановку в неурочный час, то в ванной с потолка вдруг начинало капать.
Она помнила тот вечер, когда Дмитрий, бледный, с трясущимися руками, вернулся домой после разговора с отцом. Его глаза были пустыми.
– Все, Лена. Все кончено. Он… он все отобрал. Все! И требует вернуть долги. Миллион, Лена. Миллион долларов! – жалобно проговорил мужчина, ожидая поддержки.
Супруга не кричала и не обвиняла. Она подошла, обняла его, почувствовав, как он весь дрожит.
– Мы справимся, Митя. Главное – мы вместе. Ты умный, ты найдешь выход. Просто нужно время, – ласково произнесла Елена.
Муж отстранился, его взгляд скользнул мимо нее, уставившись в пыльный угол комнаты.
– Время? – горько усмехнулся он. – У меня нет времени. У меня теперь только долги и позор.
Первые недели Дмитрий метался. Он пытался связаться со старыми знакомыми, но все двери перед ним захлопывались.
Те самые конкуренты, что ранее манили обещаниями поддержки, теперь отворачивались, боясь гнева Бориса Петровича.
Дмитрий умолял отца о встрече, о шансе, но в ответ получал лишь ледяные смс от юристов с требованиями и напоминаниями о сроках.
Пожилой глава семьи не смог простить сыну предательства. Тот сговорился с конкурентами и начал переманивать его клиентов.
Уверенность Дмитрия таяла на глазах, сменяясь липким страхом и всепоглощающей обидой. Именно тогда началась помощь родителей Елены.
Михаил Семенович и Галина Николаевна не были друзьями Бориса Петровича, но врагами тоже не считались.
Однако они были из одного круга – уважаемые, состоятельные люди. Видя отчаяние дочери и внуков, они не могли остаться в стороне.
Сначала это были пакеты с продуктами, новая одежда и обувь для детей, так как старая уже не подходила по сезону или вышла из моды, оплата репетиторов, чтобы Аня и Артем не отстали в учебе, а потом Галина Николаевна осторожно предложила:
– Леночка, а давайте мы с папой купим вам небольшую квартиру? Хотя бы свою крышу над головой. Не съемную. Чтобы дети чувствовали себя свободно.
Дочь, измученная бытом и тревогой за мужа, с облегчением согласилась. Она рассказала об этом Дмитрию вечером, надеясь, что он увидит в этом шанс на стабильность для детей, но его реакция оказалась взрывоопасной.
Мужчина сидел на краю продавленного дивана, уставившись в экран старого телевизора. Елена осторожно присела рядом.
– Митя, мама звонила… Они нашли хороший вариант квартиры. Небольшой, но в приличном районе, рядом школа и парк. Говорят, оформят на меня… – неуверенно проговорила она.
Дмитрий медленно повернул голову. В его глазах не было ни капли тепла, только тлеющие угли обиды.
– Твоя мамочка? Опять? – сердито произнес мужчина. – Что, я уже настолько ничтожен в ее глазах, что она решила купить своей дочке и внучкам новую клетку? Чтобы я вечно чувствовал себя нахлебником у твоего папочки?
– Митя, ты здесь ни при чем! – попыталась успокоить его Елена. – Это ради детей, чтобы у них был свой дом, нормальные условия, чтобы Аня не плакала от запаха сырости, а Артем не боялся вечером заходить в подъезд!
– Ах, условия! – Дмитрий вскочил с дивана, его лицо исказила гримаса гнева. – Значит, мои условия тебе не подходят? Ты хочешь жить на их подачках? Хочешь, чтобы они вечно тыкали мне в лицо: «Смотри, Волков, без нас ты ничто»? Нет! Хватит! Ты завтра же идешь искать работу! Любую! Продавщицей, кондуктором, уборщицей – неважно! Будешь сама обеспечивать себя и детей! Ни копейки от твоих родителей! И скажи им – все общение с внуками прекращается, пока я не встану на ноги! Поняла?
Женщина замерла. Готовность терпеть лишения, верить в него, поддерживать – все это разбилось вдребезги о каменную стену его эгоизма.
– Ты… ты хочешь, чтобы я отказалась от помощи? Отказала детям в поддержке бабушки и дедушки? И лишила их общения? Ты хочешь отрезать их от любви? – возмущено проговорила Елена.
– Именно! – раздраженно прокричал супруг, угрожающе склонившись над ней. – Хватит жить на их шее! Докажи, что мы чего-то стоим без их денег, а дети поймут. Или не поймут. Неважно. Они мои дети, и я решаю, кто имеет на них влияние! Я не позволю твоим родителям смотреть на них сверху вниз, как они смотрят на меня!
Елена поднялась. В ее глазах не было страха, только холодная решимость и горечь.
– Нет! Ты не будешь решать за меня и уж точно не будешь лишать Аню и Артема любви и заботы бабушек и дедушек. Я не пойду мыть пол или стоять за прилавком, чтобы успокоить твою уязвленную гордость ценой благополучия наших детей. Мои родители помогают им, а не тебе. Помогают выжить, не потерять шансы на будущее. И общаться с внуками они будут. Это не обсуждается, – сердито заявила жена.
– Значит, ты с ними? Против меня? Выбираешь их деньги? Их презрительную жалость? – взорвался в ответ Дмитрий.
– Я выбираю детей! – впервые за долгое время повысила голос женщина. – Я выбираю их настоящее и их будущее! Ты хочешь, чтобы они росли в этой… этой развалюхе, без поддержки, без перспектив, только ради того, чтобы ты мог утешить свое самолюбие? Чтобы они голодали, стыдились своей одежды, не могли учиться, как их сверстники? Чтобы они платили за твои авантюры и твою гордыню? Нет! Я не позволю тебе ломать их жизни! Никогда!
Муж ничего не ответил. Его лицо побагровело, кулаки сжались. Он резко развернулся и вышел, хлопнув дверью так, что задрожали стекла в старых рамах.
С этого момента квартира разделилась на два враждебных лагеря. Дмитрий погрузился в мрачное молчание, прерываемое вспышками ярости при любом упоминании тестя с тещей или помощи.
Он стал настоящим тюремщиком для собственных детей. Однажды вечером, когда мужчина был дома, раздался телефонный звонок. Это была Галина Николаевна. Аня, по привычке, бросилась к телефону.
– Алло? Бабуля! – радостно закричала девочка.
Отец, как хищник, выскочил из комнаты.
– Отдай трубку! Сейчас же! – прошипел он, вырывая телефон из рук дочери.
Аня испуганно отпрянула. Дмитрий поднес трубку к уху. Елена застыла в дверях кухни, сердце бешено колотилось.
– Галина Николаевна, – голос зятя был ледяным и резким. – Я уже говорил. Не звоните сюда. Не приезжайте. Ваша помощь нам не нужна, и общаться с детьми вы не будете, пока я не разрешу. Не беспокойте нас.
Он бросил трубку, не дав теще договорить. Потом повернулся к Артему, который смотрел на него большими, испуганными глазами.
– Запомни, – сердито сказал Дмитрий сыну, тыча пальцем ему в грудь. – Если бабушка или дедушка позвонит, ты скажешь: «Папа не разрешает с вами разговаривать». Понял? Скажешь именно так!
Мальчик кивнул, губы его дрожали. Через несколько дней телефон снова зазвонил. Дмитрий мотнул головой в сторону сына: «Иди и отвечай так, как я тебя учил».
Артем, сжавшись в комок, подошел к телефону. Мать, стоявшая рядом, видела, как он давит слезы.
– А-алло? – тихо пискнул мальчик. – Папа… папа не разрешает мне с вами разговаривать!
Он бросил трубку и разрыдался. Елена не выдержала. Она подошла к Дмитрию, который снова сидел у окна, куря и глядя в темноту.
– Доволен? – ее голос был хриплым от сдержанных слез и гнева. – Ты заставляешь своего сына лгать и предавать любящую его бабушку. Ты превращаешь его в жалкого посыльного твоей злобы. Ты отравляешь их детство. Ты думаешь, это делает тебя сильным? Это делает тебя мелким тираном. Я больше не позволю. Они будут видеться с моими родителями. Они будут получать их помощь. И если тебе это не нравится – уходи. Но детей ты больше не тронешь.
Супруг обернулся. В его глазах бушевала буря – бессильная ярость, жгучая обида, осознание собственной несостоятельности и, возможно, тень стыда.
Он хотел что-то крикнуть, оскорбить, пригрозить, но слова застряли в горле. Он лишь сжал кулаки так, что побелели костяшки, и резко отвернулся к окну.
Елена подошла к Артему, прижала рыдающего сына к себе. Аня стояла рядом, молчаливая и напуганная.
Однажды утром, глядя, как дочь аккуратно заштопывает дырку на колготках, Елена поняла: она больше так не может.
Не может подвергать детей этой медленной пытке. Не может ждать, пока Дмитрий встанет на ноги, потому что он не пытался встать – он пытался лишь затащить их всех в свою яму, чтобы там ему было не так одиноко.
Его путь к самостоятельности вел только вглубь тупика. Поэтому она подошла к нему, когда он, мрачный, пил чай на кухне.
– Я ухожу вместе с детьми к своим родителям, – решительно заявила супруга.
Мужчина поднял на нее глаза. Не удивленные, а скорее злобно-торжествующие.
– Ну вот! Наконец-то показала свое истинное лицо! Побежала к мамочке и папочке! К их деньгам! Я так и знал! – злорадно произнес он.
Елена вздохнула. У нее даже не было сил злиться. Только усталость и огромное облегчение от принятого решения.
– Я побежала не к деньгам. Я увожу детей от твоей ненависти. От твоей гордыни, которая для тебя дороже их счастья и спокойствия. Ты лишил их не только материального комфорта, но и права на любовь бабушек и дедушек. Ты заставил их стыдиться, лгать и бояться. Я больше не позволю тебе этого делать, – спокойно проговорила женщина.
– Это мои дети! – зарычал мужчина, вскакивая. – Ты никуда их не уведешь!
– Посмотрим, что скажет суд, – холодно ответила Елена. – Посмотрим, кому они оставят детей: матери, которая защищает их интересы и психику, или отцу, который использует их как орудие в своей больной войне с миром. Я уже подала заявление на развод.
Супруг остолбенел. Видимо, он до последнего верил, что Елена сломается, подчинится его воле.
Осознание, что она действует решительно и по закону, отрезвило его на секунду, но лишь на секунду.
– Ты пожалеешь! – прошипел он ей вслед, когда она вышла из кухни. – Ты и твои богатенькие родители пожалеете!
Суд был тяжелым. Дмитрий, подзуживаемый каким-то дешевым адвокатом, пытался очернить Елену, обвинить ее родителей во вмешательстве, представить себя жертвой обстоятельств и коварства тестя.
Но факты говорили сами за себя. Показания психолога, осматривавшего детей, были убийственны: тревожность, страхи, признаки эмоционального насилия со стороны отца.
Финансовая несостоятельность Дмитрия, его долги, отсутствие стабильной работы и жилья – все это тоже сыграло роль.
Судья, пожилая женщина с усталыми, но проницательными глазами, внимательно выслушала все стороны.
Решение было однозначным: дети остаются с матерью. Дмитрию назначили скромные алименты, которые он, впрочем, вряд ли бы смог платить, и ограниченное право на свидания – под присмотром, в специальном центре, учитывая его поведение.
В тот день, когда решение вступило в законную силу, Михаил Семенович прислал за дочерью и внуками машину.
Они уезжали из убогой съемной квартиры навсегда. Аня и Артем молча смотрели в окно машины, не оглядываясь на подъезд, где в тени стоял их отец. Его фигура казалась маленькой и поникшей.
Дом родителей Елены встретил их теплом, светом и тишиной. Просторные комнаты, свой двор, где можно играть, новая школа рядом, но главное – ощущение безопасности.
Через несколько дней приехали свекры. Их визит был краток и полон сдержанного достоинства.
Борис Петрович, выглядевший старше своих лет, но по-прежнему подтянутый, обнял внуков.
– Простите, что не смогли раньше, – сказал он Елене тихо, пока Ирина Викторовна расспрашивала детей о школе. – Юридические капканы и Димино упрямство всему виной. Но вы тоже наша семья. Вы всегда будете под нашей защитой. Если нужна помощь – любая – обращайтесь. Дом, образование, лечение – все, что потребуется.
Свекровь, обычно сдержанная, не смогла сдержать слез, обнимая Аню.
– Мы так по вам скучали, родные мои, – прошептала она. – И тебе спасибо, Леночка, что сберегла детей.
– А Дмитрий… Вы с ним общаетесь? – осторожно поинтересовалась сноха.
Борис Петрович замер. Его лицо стало каменным. В глазах промелькнула вспышка той же ледяной ярости, что была в его кабинете в день изгнания сына.
– У меня нет сына, – четко и холодно произнес свекор. – Тот, кто предал семью, бизнес, доверие, а потом пытался сломать собственных детей из-за собственной никчемности… Он мертв для меня. Мы оплатили его долги перед третьими лицами, чтобы не было уголовного преследования. Это – последнее, что я сделал для него. Дальше – его путь. Мы не будем ему мешать. И не будем ему помогать. Он выбрал свою свободу от семьи – пусть теперь пожинает ее плоды в одиночестве.
Ирина Викторовна кивнула, сглатывая слезы, но не возражая. В ее молчании была та же окончательность.
О Дмитрии доходили лишь обрывочные слухи. Он перебивался случайными заработками, жил то в общагах, то у каких-то знакомых, все больше опускаясь.
Мужчина пытался связаться с Еленой – то с угрозами, то с жалобами, то с мольбами о деньгах.
Она вежливо, через адвоката, напоминала ему об алиментах и предложении посещать детей в установленном месте под присмотром.
Он приходил пару раз – мрачный, небритый, пытался жаловаться детям на несправедливость мира и предательство матери.
Дети после этих встреч приходили расстроенные и молчаливые. После третьей попытки психолог рекомендовал прекратить все свидания с отцом.
Суд согласился. Контакт Дмитрия с детьми оборвался окончательно.
