Ирина нервно поправляла вазу на журнальном столике. Квартира бабушки Нелли Алексеевны благоухала свежей выпечкой и легким ароматом лаванды, который всегда витал в воздухе. Бабушка, женщина со строгой элегантностью даже в семьдесят пять, наводила последние штрихи к приходу гостя.
– Бабуль, ты только, пожалуйста, без допроса с пристрастием, – взмолилась Ирина. – Вадим скромный, а ты его своим взглядом насквозь прожжёшь.
Нелли Алексеевна усмехнулась, поправляя на плечах кружевную накидку.
– Если твой Вадим тебя достоин, то мои взгляды ему не страшны. А если нет… то тем более. Расслабься, внучка. Прожила я немало, чтобы пугать молодых людей.
Раздался звонок в дверь. Ирина бросилась открывать. На пороге стоял Вадим, с красивым букетом и чуть виноватой улыбкой. Молодой человек был спортивного сложения, с открытым взглядом и спокойными манерами.
– Проходи, знакомься, это моя бабушка, Нелли Алексеевна, – пропела Ирина, затаив дыхание.
Вадим шагнул в гостиную, протянул цветы и вежливо склонил голову.
– Очень приятно, Нелли Алексеевна. Ирина так много о вас рассказывала.
Бабушка, стоявшая посреди комнаты, словно окаменела. Она не ответила на приветствие. Ее взгляд, обычно такой цепкий и оценивающий, стал рассеянным и глубоким, будто она смотрела не на Вадима, а сквозь него, в какое-то далекое прошлое. Легкая улыбка застыла на ее губах, сменившись выражением неподдельного изумления.
– Бабушка? – тревожно позвала Ирина.
Нелли Алексеевна вздрогнула и медленно, словно во сне, протянула руку за букетом.
– Простите, милый… Вы меня… удивили. Спасибо за цветы. Очень мило.
Вадим, чувствуя легкую неловкость, переглянулся с Ириной. Та лишь пожала плечами. Вечер начался странно. Бабушка была неестественно молчалива за чаем. Она не задавала своих фирменных каверзных вопросов, а лишь внимательно, почти пристально наблюдала за Вадимом: за тем, как он держит чашку, как смеется, как поправляет прядь волос. Ирина уже начала внутренне паниковать – ну вот, не понравился он бабушке, вот незадача.
Но Вадим, к его чести, держался уверенно. Рассказывал о своей работе, с юмором вспомнил, как они с Ириной познакомились на выставке собак. Постепенно атмосфера разрядилась.
– А за вами, Нелли Алексеевна, наверное, в молодости кавалеры не ходили пешком? – пошутил он, взяв печенье.
Бабушка вдруг оживилась.
– Почему же? Ходили. И даже однажды… – она запнулась и снова посмотрела на Вадима тем же пронзительным взглядом. – Простите за бестактность, Вадим, а у вас… у вас в роду не было летчиков? Из летного училища в Балашове?
Вадим удивленно поднял брови.
– Нет, что вы! У нас в семье все инженеры или врачи. А почему вы спросили?
Нелли Алексеевна опустила глаза, пряча улыбку.
– Так… показалось. У вас удивительная внешность. Прямо вылитый один молодой человек… из моего прошлого. Его звали Алексей. Он был курсантом, когда я училась в медицинском. Такая же стать, такой же взгляд… и ямочка на щеке, когда улыбался.
Ирина смотрела то на бабушку, то на Вадима, пораженная. Она и сама замечала, что Вадим очень фотогеничен и строен, но чтобы похож на кого-то…
– И что же с ним стало, с вашим Алексеем? – мягко спросил Вадим.
– Жизнь развела, – вздохнула бабушка. – Его перевели на Дальний Восток, а я осталась здесь. Письма сначала писали, а потом… потом все как-то само собой закончилось. Первая любовь, она редко бывает долгой. Но запоминается навсегда.
Она встала и вышла из комнаты, вернувшись с небольшой, пожелтевшей от времени фотографией. На снимке была юная, стройная девушка в красивом платье и молодой человек в летной форме. Он обнимал ее за плечи, и оба смеялись беззаботно и счастливо.
Ирина и Вадим склонились над фотографией.
– Бабуль, да он правда на Вадима похож! – воскликнула Ирина. – Точь-в-точь!
Вадим внимательно разглядывал снимок, и на его лице появилось что-то вроде уважения.
– Сильное сходство, – согласился он. – Похоже, я имею честь быть похожим на очень достойного человека.
Нелли Алексеевна смотрела на Вадима, и в ее глазах уже не было изумления. Была теплая, почти материнская нежность.
– Знаешь что, Ирочка? – сказала она, не отводя взгляда от молодого человека. – Твой Вадим мне нравится. Очень. У него хорошие глаза. Честные. Как у Алексея.
Вечер закончился за полночь. Бабушка расспрашивала Вадима уже не как строгий экзаменатор, а как мудрый собеседник, делясь воспоминаниями о своей молодости. А когда они уходили, она обняла Вадима и прошептала ему на ухо:
– Береги ее. И будьте счастливы.
На улице Ирина крепко прижалась к Вадиму.
– Ну вот, я так волновалась. А она тебя чуть ли не за родного приняла.
Вадим задумчиво улыбнулся.
– Понимаешь, это даже как-то… ответственно. Чувствую, что должен оправдать доверие не только твое, но и того парня с фотографии. Странное ощущение.
– А мне нравится, – сказала Ирина. – Теперь у нас есть своя семейная легенда. О том, как бабушкина первая любовь вернулась к нам через много лет. Только в твоем лице.
Они шли по ночному городу, держась за руки, а в окне квартиры на пятом этаже еще долго виднелся силуэт пожилой женщины, которая с улыбкой смотрела им вслед, провожая в будущее тень своего далекого прошлого.
Нелли Алексеевна стояла у окна, пока их фигуры не растворились в темноте сквера. В квартире воцарилась тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем старинных ходиков. Она вернулась к столу, где лежала фотография. Взяла ее в руки, провела ладонью.
«Алексей… – прошептала она. – Надо же, какая встреча. Не прямая, конечно, а так… отсветом».
Она присела в кресло, и перед глазами поплыли картины давно ушедших лет. Лето, яблони в цвету у общежития училища, его сияющие глаза, когда он вручал ей скромный букетик ландышей. А потом – прощание на вокзале, его крепкие объятия, запах формы и обещания писать каждый день. Письма сначала приходили толстые, исписанные листы красивым почерком. Потом – реже. А потом и вовсе прекратились. Она ждала год, потом вышла замуж за другого, родила дочь, прожила долгую и, в общем-то, счастливую жизнь. Но этот легкий, незаживающий шрам от первой любви оставался с ней всегда.
«И вот, через столько лет… его улыбка, его стать. И ямочка на щеке. Словно призрак явился проверить, как я поживаю», – подумала она и грустно улыбнулась.
Она не была сентиментальной старушкой, жизнь научила ее прагматизму. Но эта встреча всколыхнула что-то глубоко запрятанное. Не жалость к себе, а скорее удивление причудам судьбы.
На следующее утро Ирине позвонила мама, Лариса, дочь Нелли Алексеевны.
– Ну, как вчера? Устроила бабушка твоему Вадиму допрос? – с усмешкой спросила она.
– Мам, ты не поверишь! – затараторила Ирина. – Она его чуть ли не с порога благословила! Оказалось, Вадим вылитый ее первая любовь, какой-то летчик Алексей. Она даже фотографию показывала. Похож, правда, поразительно!
На другом конце провода повисло молчание.
– Алексей? Летчик? – голос Ларисы стал странно напряженным. – Это… это который с фотографии в старом альбоме, в кожаном переплете?
– Ты знаешь о нем?
– Кое-что, – сухо ответила мать. – Ладно, рада за вас. Передавай Вадиму привет.
Ирина положила трубку в легком недоумении. Мама говорила как-то уж слишком сдержанно.
Тем временем Нелли Алексеевна, движимая внезапным порывом, полезла в дальний ящик комода. В котором лежал не только тот самый кожаный альбом. Но и небольшая пачка писем, перевязанных голубой ленточкой. Она давно их не перечитывала. Тогда решила, что не стоит ворошить прошлое. Но сейчас рука сама потянулась к ним.
Она развязала ленточку и взяла самое последнее письмо, датированное уже тем временем, когда она вышла замуж. Письмо было от его друга, тоже летчика. Нелли Алексеевна помнила его содержание наизусть. Оно сообщало, что Алексей погиб при испытании нового самолета. Письмо пришло с большим опозданием, когда ее жизнь уже сложилась по-другому. Боль, обида, чувство вины – все это она давно пережила и похоронила в себе.
Она осторожно провела пальцами по пожелтевшей бумаге. «Вот и встретились мы, Алеша, – подумала она. – Твоя улыбка, твой смех… они теперь рядом с моей внучкой. Может, это и есть твое продолжение? Спустя столько лет?»
В дверь позвонили. Нелли Алексеевна вздрогнула, спрятала письмо и альбом и пошла открывать. На пороге стояла ее дочь с озабоченным видом.
– Мама, я к тебе по делу. Ира только что звонила, все рассказала.
– Заходи, Лара, – Нелли Алексеевна пропустила дочь внутрь. – Что рассказала? Про Вадима?
– Да! – Лариса прошла на кухню, села за стол. – Мама, я понимаю, это, конечно, трогательно, твои воспоминания. Но не кажется ли тебе, что ты… что ты немного идеализируешь? Ты же сама мне рассказывала, что этот твой Алексей… что он бросил тебя, письма писать перестал.
Нелли Алексеевна внимательно посмотрела на дочь. Она всегда чувствовала ее скрытую ревность к той, первой, несостоявшейся любви. Лариса была дочерью от брака по расчету, спокойного и надежного, но без особых страстей.
– Он не бросал меня, Лар, – тихо, но очень четко сказала Нелли Алексеевна. – Алексей погиб. Я получила письмо от его друга уже после того, как вышла замуж за твоего отца.
Лариса замерла с широко раскрытыми глазами.
– Погиб? Но… почему ты никогда мне не говорила?
– А зачем? Чтобы ты выросла с мыслью, что твоя мать могла бы прожить другую жизнь? Что твой отец – это второй выбор? Нет. Я прожила ту жизнь, которую прожила. И ни о чем не жалею. А правду… правду я оставила себе. До вчерашнего дня в ней не было никакого смысла.
Лариса молчала, переваривая услышанное. Ее обида и ревность вдруг ушли, сменившись странным чувством жалости и уважения к матери.
– Прости, мам, я не знала…
– Ничего, дочка. А теперь слушай сюда. Этот молодой человек, Вадим, – он хороший. Я людей насквозь вижу. И он похож на того, самого светлого человека в моей жизни. И я хочу, чтобы у Ирочки все сложилось. Не как у меня. А лучше. Понимаешь?
Лариса кивнула, и впервые за долгое время обняла мать не по привычке, а по-настоящему крепко.
Вечером того же дня Ирина и Вадим снова были у нее в гостях. Нелли Алексеевна смотрела, как они возятся на кухне, готовя ужин, смеются, перешептываются. Она поймала взгляд Вадима, ту самую ямочку на его щеке, и тихо улыбнулась.
«Смотри, Алеша, – мысленно обратилась она к тому, юному летчику. – Наши жизни все равно переплелись. Вот такими странными дорогами. И, кажется, все к лучшему».
Ирина подошла к ней, обняла за плечи.
– О чем задумалась, бабуль?
– О счастье, внучка. О том, что оно иногда приходит с той стороны, с какой не ждешь. Цените это, – она кивнула в сторону Вадима. – Цените каждую минуту.
Ирина прижалась к ее седым волосам.
– Обязательно, бабуль. Обещаю.
А Вадим в это время доставал из духовки пирог, и его улыбка в свете кухонной лампы была точь-в-точь, как на той самой, пожелтевшей фотографии.
