— Вера Сергеевна, присядьте, — начальница отдела опеки указала на стул напротив своего стола. — Мы понимаем вашу ситуацию, но дети росли вместе. Разлучать их… это травма для обоих.
Вера сжала в руках ремешок сумки. В коридоре за дверью слышался детский плач — Катя опять расплакалась. Девочка плакала почти непрерывно с того дня, как их с Алексеем привезли в приют после похорон.
— Алексей опасен для Кати, — Вера старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. — У меня есть медицинские заключения. Три раза она попадала в травмпункт за последний год.
— Мальчик болен, это не его вина, — женщина за столом поправила очки. — С правильным подходом, специалистами…
— У меня однокомнатная квартира и работа с девяти до шести. Какие специалисты? На какие деньги? — Вера встала. — Я забираю Катю. Только Катю. Это моё окончательное решение.
В коридоре Катя сидела на лавочке, прижимая к груди потрёпанного зайца. Увидев Веру, бросилась к ней:
— Вера! Ты пришла! Мы домой?
— Домой, малыш. Собирай вещи.
Из-за угла выкатилась инвалидная коляска. Алексей — крупный для своих четырнадцати лет подросток — смотрел исподлобья. На его руках были свежие царапины — следы очередной истерики.
— Ты тоже едешь, — это был не вопрос, а утверждение.
— Нет, Алёша. Ты остаёшься здесь.
Мальчик дёрнулся вперёд, но коляска застряла в дверном проёме. Он заорал — громко, пронзительно, со слюной и соплями. Катя вжалась в Веру.
— Пошли, — Вера взяла сестру за руку. — Быстро.
За спиной грохнуло — Алексей опрокинул стеллаж с папками. Сотрудники опеки бросились к нему. Вера не оглядывалась.
Три месяца назад
Звонок раздался в семь утра. Вера проснулась от третьего гудка — спросонья никак не могла найти телефон в складках одеяла.
— Вера Сергеевна Мельникова? — официальный мужской голос. — Вас беспокоят из отделения полиции. Вчера вечером произошло ДТП. Ваш отец…
Дальше она не слышала. Или слышала, но слова не складывались в предложения. Авария. Погибли оба. Отец и его жена Марина. Опознание. Дети.
Дети?
— Какие дети? — голос сел.
— Двое несовершеннолетних. Девочка восьми лет, мальчик четырнадцати. Они сейчас в больнице, но травмы несерьезные. Вы единственная родственница по линии отца.
Вера молчала. Полицейский кашлянул:
— Вы меня слышите?
— Да. Я… я приеду.
Она положила трубку и уставилась в потолок. Отец. Они не общались почти десять лет — с тех пор, как он ушёл из семьи к Марине. Вере тогда было восемнадцать, она только поступила в институт. Мама не пережила развода — инфаркт через полгода.
А теперь отца тоже нет. И остались дети. Катя — её сводная сестра, о которой Вера знала только то, что она существует. И Алексей — сын Марины от первого брака.
В больнице было шумно и пахло хлоркой. Веру провели в палату, где на соседних койках лежали дети. Катя спала, закутанная в больничное одеяло. Тонкое личико, светлые волосы — похожа на отца. На лбу синяк, рука в лангете.
На второй койке полулежал подросток. Крупный, грузный, с маленькими глазками на одутловатом лице. Смотрел на Веру без интереса.
— Алексей? — Вера подошла ближе. — Я Вера, дочь… дочь твоего отчима.
Мальчик молчал. Потом резко дёрнулся, пытаясь сесть, и заорал:
— Мама! Где мама! Маааама!
Медсестра влетела в палату:
— Тише! Здесь больница!
— Мааааама!
Алексей бился на кровати, размахивая руками. Задел капельницу, та упала с грохотом. Катя проснулась и заплакала.
— У него такое часто, — медсестра ловко зафиксировала мальчика. — ДЦП, умственная отсталость. Без матери сложно будет. Хотя передвигаться он может — у него спастическая диплегия, ноги работают, просто слабо.
Вера смотрела на этот хаос и думала: что же ты наделал, папа?
Похороны и завещание
Хоронили в дождь. Народу было мало — несколько коллег отца, соседи. Марина оказалась сиротой, родственников у неё не нашлось.
Катя стояла рядом с Верой, вцепившись в её руку. За три дня девочка привязалась к старшей сестре — единственному знакомому человеку в этом кошмаре. Алексея привезли на коляске. Он всю церемонию раскачивался и что-то бормотал.
После похорон — к нотариусу. Вера ожидала, что отец оставил всё новой семье. Но завещание удивило.
— Квартира делится между тремя детьми поровну, — нотариус читал монотонно. — Вере Сергеевне, Екатерине Сергеевне и Алексею Дмитриевичу. Опекунство над несовершеннолетними…
— Стоп, — Вера подняла руку. — Какое опекунство?
— В случае смерти обоих родителей опекуном назначается старшая дочь — Вера Сергеевна Мельникова.
— Обоих детей?
— Да, обоих.
Вера посмотрела на Алексея. Тот как раз схватил со стола пресс-папье и замахнулся. Секретарша едва успела отскочить.
— Я отказываюсь.
Нотариус поднял брови:
— Вы не можете отказаться от завещания.
— Я не про наследство. Я отказываюсь от опекунства над Алексеем.
— Но… дети росли вместе. Это брат и сестра.
— Сводные, — поправила Вера. — И посмотрите на него. Я не справлюсь.
Следующие две недели были адом. Органы опеки, психологи, юристы — все уговаривали Веру не разлучать детей.
— Подумайте о травме для девочки!
— А вы подумайте о том, какая это будет травма, когда он в очередной раз её покалечит, — отвечала Вера.
Она перерыла все документы в отцовской квартире. Медицинские карты, выписки из травмпунктов. У Кати: перелом пальца, сотрясение мозга, множественные ушибы. Всё — «бытовые травмы». И рядом записи о приступах агрессии у Алексея.
— Вера, можно я с тобой буду жить? — Катя спросила однажды вечером.
Они сидели на кухне в отцовской квартире. Вера разбирала документы, девочка рисовала.
— Конечно, малыш. Мы завтра едем ко мне домой.
— А Лёша?
Вера помолчала. Как объяснить восьмилетнему ребёнку?
— Лёша поедет в специальный интернат. Там ему помогут.
— Он злой, — Катя сосредоточенно закрашивала солнышко чёрным фломастером. — Мама говорила, он болеет. Но он всё равно злой.
— Он больше не обидит тебя.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Новая жизнь
Однокомнатная квартира Веры на пятом этаже хрущёвки разительно отличалась от просторной трёшки отца. Но Катя не жаловалась. Вера отдала ей диван в комнате, сама перебралась на раскладушку в кухню.
— Это временно, — объясняла она сестре. — Как продадим папину квартиру, купим побольше.
Оформление опекунства заняло месяц. Месяц уговоров, давления, попыток пристыдить.
— Вы же сестра! Старшая сестра! Как вы можете бросить больного ребёнка?
— Он не мой ребёнок, — отвечала Вера. — И даже не мой брат. Я не обязана губить свою жизнь и жизнь Кати ради него.
Знакомые разделились на два лагеря. Одни поддерживали — «правильно, что не взяла, сама бы не справилась». Другие осуждали — «бессердечная», «бросила инвалида».
Лена, институтская подруга, высказалась прямо:
— Вер, ты святая, что вообще Катьку взяла. Я бы на твоём месте обоих в детдом отправила. Какие дети в двадцать восемь лет?
— Катя — моя сестра.
— И что? Ты ей ничего не должна. Жила бы для себя.
Вера промолчала. Как объяснить, что когда она увидела эту маленькую девочку, вцепившуюся в неё на похоронах, что-то внутри перевернулось? Катя была частью отца. Последней частью.
А Алексей… Алексей был чужим. И опасным.
Первые недели дались тяжело. Катя просыпалась по ночам с криками. Боялась оставаться одна. В школу ходить отказывалась.
— А вдруг Лёша придёт?
— Он в другом городе, малыш. Далеко.
— А вдруг сбежит?
Пришлось нанять психолога. Дорого, но необходимо. Татьяна Владимировна, немолодая женщина с добрыми глазами, приходила два раза в неделю.
— Девочка пережила не только потерю родителей, — объясняла она Вере. — Но и многолетнее насилие со стороны брата. Это серьёзная травма.
— Насилие? Но в документах…
— В документах многое не пишут. Катя рассказывает страшные вещи. Как Алексей душил её подушкой. Толкал с лестницы. Бил головой об стену, когда никто не видел.
Вера похолодела:
— Почему родители не реагировали?
— Типичная ситуация. Мать защищает больного ребёнка. Не может поверить, что он способен на жестокость. Списывает всё на болезнь. А отец… отец предпочитает не вмешиваться.
Папа. Вера помнила его другим — весёлым, заботливым. Он водил её в цирк, учил кататься на велосипеде. А потом встретил Марину и словно подменили человека.
— Знаете, я часто вижу такие семьи, — продолжала психолог. — Где здоровый ребёнок приносится в жертву больному. Где все ресурсы, всё внимание уходит на особенного ребёнка. А обычный растёт сам по себе. Или хуже — становится мишенью для агрессии.
— И что теперь?
— Теперь Кате нужна стабильность. Безопасность. Уверенность, что её защитят. Вы приняли правильное решение, не взяв Алексея. Для Кати это шанс на нормальную жизнь.
Визит из прошлого
Прошло три месяца. Жизнь постепенно налаживалась. Катя пошла в школу — Вера перевела её в гимназию рядом с домом. Девочка оказалась способной, схватывала на лету. По вечерам они вместе делали уроки за кухонным столом.
Квартиру отца удалось продать — не без проблем, но удалось. Деньги положили на счета детей. Вера присматривала двухкомнатную квартиру в том же районе.
В субботу утром раздался звонок в домофон.
— Откройте! Это Ирина Павловна из опеки!
Вера нахмурилась. Какая ещё опека? Все документы давно оформлены.
На пороге стояла незнакомая женщина. За её спиной…
— Лёша! — Катя, выбежавшая в прихожую, попятилась.
Алексей сидел в коляске. За три месяца он ещё больше растолстел. Смотрел исподлобья, руки сжаты в кулаки.
— Что происходит? — Вера загородила собой Катю.
— Алексей сбежал из интерната, — женщина выглядела измученной. — Добрался сюда. Говорит, хочет жить с сестрой. Кто-то из персонала помог ему — мальчик не мог сам преодолеть такое расстояние. Мы проводим расследование.
— Он не мой брат! — крикнула Катя из-за Вериной спины.
— Заткнись! — рявкнул Алексей и дёрнулся вперёд.
— Уведите его, — Вера отступила к двери. — Немедленно.
— Но он проделал такой путь…
— Мне плевать. У вас есть документы? Я отказалась от опеки. Он не имеет права здесь находиться.
— Сестра! — Алексей вцепился в косяк. — Ты моя сестра! Мама говорила!
— Я тебе не сестра.
Вера аккуратно отцепила его пальцы и закрыла дверь. За дверью раздался рёв. Потом удары — он колотил кулаками.
Катя тряслась. Вера обняла её:
— Всё хорошо. Они уйдут.
— А если не уйдут?
— Уйдут. Я вызову полицию, если надо.
Грохот за дверью усилился. Слышались уговоры сотрудницы опеки. Потом крики соседей. Через полчаса стало тихо.
Вера выглянула в глазок — коридор пуст. Но спокойствие было обманчивым.
Война за право на выбор
Следующие недели превратились в кошмар. Алексей сбегал из интерната ещё дважды. Расследование показало, что ему помогали сердобольные сотрудники, поверившие в историю о «жестокой сестре». Мальчик умел манипулировать, несмотря на диагноз.
Органы опеки развернули настоящую кампанию. Звонки, визиты, письма с требованием «проявить человечность».
— Мальчик тянется к семье!
— Он тянется к жертве, — отрезала Вера.
На работе начались проблемы. Начальница вызвала «на ковёр»:
— Вера Сергеевна, к нам поступила жалоба. Что вы бросили больного ребёнка-инвалида.
— Я не бросала. Я изначально отказалась брать опеку.
— Но это же ваш брат!
— Он мне не брат. И даже если бы был — я не обязана жертвовать собой и сестрой ради него.
Начальница поморщилась:
— Некрасиво это. Мы же социально ответственная компания.
Вера поняла — её выживают. Пришлось искать новую работу. Благо, опыт и квалификация позволяли.
Хуже было с Катей. Девочка замкнулась, стала бояться выходить на улицу.
— А вдруг он там?
— Малыш, его увезли далеко. Он под присмотром.
И словно в подтверждение её слов — новый побег. На этот раз Алексей добрался до школы. Устроил скандал на проходной, требуя увидеть сестру.
Вера забрала Катю посреди учебного дня. Девочка рыдала всю дорогу домой.
— Хватит, — Вера набрала номер адвоката. — Будем подавать в суд.
Адвокат, Михаил Петрович, выслушал и присвистнул:
— Сложное дело. Общественное мнение против вас.
— А закон?
— Закон на вашей стороне. Но судьи тоже люди. Больной ребёнок, сирота, рвётся к единственной родне…
— Он опасен. У меня есть все медицинские документы.
— Это хорошо. Но готовьтесь к войне. И к грязи — вас будут поливать со всех сторон.
Михаил Петрович не преувеличивал. Какая-то «добрая душа» выложила историю в соцсети. «Бессердечная сестра бросила больного брата-инвалида».
Под окнами появились активисты с плакатами. В почтовый ящик подбрасывали записки с угрозами. Катю пришлось забрать на домашнее обучение.
— Может, проще согласиться? — Лена, единственная подруга, которая продолжала поддерживать, выглядела измученной. — Отдать его в спецучреждение с проживанием, но формально оформить опеку?
— Нет, — Вера покачала головой. — Это значит, я буду нести за него ответственность всю жизнь. А когда он вырастет? Кто знает, на что способен взрослый мужчина с его диагнозом и уровнем агрессии?
— Но так ты теряешь всё — работу, репутацию…
— Зато Катя будет в безопасности.
Суд
Судебное заседание назначили на май. К этому времени Вера нашла новую работу — удалённую, чтобы больше времени проводить с Катей. Переехали в съёмную квартиру в другом районе — покупку новой пришлось отложить.
В зале суда собралась толпа. Журналисты, активисты, просто любопытные. Алексея привезли в сопровождении двух санитаров. Он похудел, осунулся. Смотрел волком.
— Ваша честь, — прокурор начал эмоционально. — Перед нами трагедия современного общества. Больной ребёнок, потерявший родителей, отвергнут единственной роднёй. Сестра, вместо того чтобы проявить милосердие…
— Протестую, — Михаил Петрович встал. — Моя подзащитная не является сестрой Алексея Дмитриевича. Они не связаны кровным родством.
— Но они росли как брат и сестра!
— Позвольте представить медицинские документы, — адвокат выложил пухлую папку. — За четыре года совместного проживания Екатерина Сергеевна семнадцать раз попадала в травмпункт. Переломы, сотрясения, ушибы. Всё — результат агрессии со стороны Алексея Дмитриевича.
В зале зашумели. Судья потребовал тишины.
— Это клевета! — прокурор покраснел. — Больной ребёнок не может контролировать…
— Именно! — Михаил Петрович повысил голос. — Не может контролировать. И моя подзащитная, работающая женщина без специального образования и условий, не может обеспечить ему должный уход. Зато может защитить восьмилетнюю девочку от дальнейшего насилия.
— Я хочу к сестре! — вдруг заорал Алексей. — Она моя! Мама сказала!
Он попытался встать с коляски. Санитары удержали. Алексей забился, разбрызгивая слюну:
— Убью! Всех убью! Катька сдохнет!
В зале воцарилась тишина. Даже активисты притихли.
Судья откашлялся:
— Думаю, мы услышали достаточно. Перерыв.
Решение было ожидаемым. Суд признал отказ Веры от опеки обоснованным. Алексея направили в специализированное учреждение закрытого типа.
На выходе из здания суда Веру окружили журналисты:
— Как вы можете спать спокойно?
— Не жалеете о своём решении?
— Что вы скажете тем, кто называет вас бессердечной?
Вера остановилась:
— Я скажу только одно. Любовь — это не обязанность. Это выбор. Я выбрала защитить восьмилетнюю девочку от насилия. И не считаю, что должна оправдываться за это.
— Но он же инвалид!
— Инвалидность не даёт права калечить других людей. И не обязывает окружающих становиться жертвами.
Она взяла Катю за руку и пошла к машине. Камеры щёлкали вслед.
Эпилог. Два года спустя
— Вера, смотри, у меня пятёрка по математике!
Катя влетела в квартиру, размахивая дневником. За два года она вытянулась, из болезненно худого ребёнка превратилась в симпатичную девочку-подростка.
— Молодец! — Вера обняла сестру. — Будем отмечать. Пиццу закажем?
— Да! С ананасами!
— Варвар, — рассмеялась Вера.
Они переехали полгода назад. Новая квартира — не центр, зато просторная и светлая. У Кати своя комната, розовая, с письменным столом у окна.
Травля постепенно сошла на нет. Нашлись новые жертвы для общественного гнева. Вера восстановила репутацию, даже получила повышение. Катя училась в обычной школе, завела подруг.
Об Алексее старались не вспоминать. Знали только, что он в учреждении, под постоянным наблюдением. Больше побегов не было.
— Вер, а можно Машка завтра придёт? Мы проект по биологии делаем.
— Конечно. Печенье купить?
— Ага. И сок. Вер, а ты знаешь… — Катя замялась. — Машкин брат тоже того. Больной. Только не как Лёша. Он добрый. Просто медленно соображает.
— И?
— Она его любит. По-настоящему. Говорит, он классный, просто особенный. Я ей про Лёшу не рассказывала. Стыдно как-то.
Вера погладила сестру по голове:
— Не стыдно, малыш. Люди разные. Болезни тоже разные. Кто-то, несмотря на проблемы, остаётся человеком. А кто-то… кто-то опасен. И дело не в диагнозе, а в том, что внутри.
— Машка говорит, я злая. Что бросила брата-инвалида.
— Что ты ответила?
— Что он мне не брат. И что я рада, что ты меня забрала. Что ты самая лучшая сестра на свете.
Вера моргнула, отгоняя слёзы:
— Иди мой руки. Сейчас пиццу закажу.
Катя убежала на кухню. Вера достала телефон, но не спешила набирать номер пиццерии. Думала.
Два года назад она сделала выбор. Тяжёлый, непопулярный, осуждаемый обществом. Отказалась от роли спасительницы, всепрощающей сестры милосердия.
Выбрала себя.
И не жалела. Ни секунды.
Потому что любовь — это не жертва. Любовь — это когда хватает сил защитить того, кто тебе дорог. Даже если для этого придётся стать «бессердечной» в глазах всего мира.
— Вер, пиццу-то закажешь? — крикнула из кухни Катя.
— Уже набираю!
Жизнь продолжалась. Обычная, негероическая, счастливая жизнь. И большего Вера не желала.
