Утром муж позвонил Рите прямо в отдел и сообщил, что сразу после работы отправится к Васильевым — отмечать свой профессиональный праздник.
— Если хочешь, приходи, — добавил безразлично, уверенный, что она не пойдет, а будет читать или весь вечер торчать у компьютера.
— Ладно, — тоже бесцветно ответила она, но в обеденный перерыв отправилась в универмаг за подарком мужу. Женщины толпились в отделе парфюмерии.
Рите сразу бросился в глаза флакон дорогого одеколона — на черном глянце коробочки элегантный красавец в небрежно наброшенном пиджаке, с нагловатым прищуром и насмешливой полуулыбкой. Точь-в-точь ее Григорий.
Продавщица ловко упаковывала подарки в яркую фольгу, клеила бантики. Неожиданно подошедшая старушка сказала:
— Эх, девчата, вот вы дарите мужикам одеколоны, а нюхать-то будут другие и на галстуки любоваться тоже.
«Девчата» дружно засмеялись, а Рита подумала, что она всю жизнь так — все для Гришеньки, а он — для других. Молодые были — любила его без памяти, а он снисходительно позволял. В институт на заочное поступил — она по ночам за него контрольные писала. Дети появились — все заботы взяла на себя.
Конечно, по началу она чувствовала его благодарность. Потом он к ее заботам привык и принимал как должное. Хотя со стороны, наверное, казалось, что семья идеальная: достаток, мирная жизнь, послушные, умные дети. Но вот дети выучились и уехали. Рита осталась с мужем. И поняла, что в ее жизни чего-то не хватает.
Ее мать тогда, 20 лет назад, была против их брака. «Ну, посмотри, ведь он же очень красивый, и знает об этом, и любуется собой, — твердила она влюбленной дурочке. — Красивый мужчина — общий мужчина. Все будут на него пялиться, а тебе достанется меньше всех, хотя прав будет больше». Тогда пункт первый — мы имеем нелюбимую жену. Пункт второй — ей уже 43 года, пункт третий — она никому не нужна…»
Рита подошла к окну. Солнце жарило уже по-весеннему. «Скоро и женский праздник, — подумалось вяло. — И что? Опять одна… А ведь жизнь почти прожита… И что впереди…»
С улицы донеслось веселое чириканье, потом настойчивый стук по стеклу. Рита опустила глаза — по карнизу расхаживал растрепа-воробей и косил на Риту круглым глазом.
«А ведь это знак», — подумала Рита. В ту же секунду, подтверждая ее мысли, забухали настенные часы.
«Итак, время еще есть. Пункт первый — если нас не любят, полюбим себя сами…» Хлопнув дверью, Рита помчалась по ступенькам вниз: сначала в парикмахерскую, потом в магазин…
В половине седьмого зеркало восхищенно пялилось на таинственную незнакомку: слегка покачиваясь, она сидела в компьютерном кресле. Маленькое черное платье, короткая стрижка, по-модному растрепанная трехцветная челочка, а глаза глубокие, с загадкой (подводка, тени, умелая растушевка), губы — чуть тронь карандашом и жидкой помадой с блеском — и вот они уже и пухлые, и капризно изогнутые.
«Итак, пункт второй: в 40 лет жизнь только начинается…»
Она прошла на кухню, вернулась с бокалом вина, чокнулась с зеркалом: «Пункт третий — а нужен ли нам муж, который не смог оценить такую женщину?.. «
Стоит ли говорить, что к Васильевым она вошла, слегка покачиваясь на тонких шпильках. Общее замешательство — и сразу потянулось несколько мужских рук: помочь снять пальто, предложить стул или яблочко. «Ах, да… Что вы говорите?! И мой муж здесь?.. Я как-то сразу не заметила…»
Противник был ошеломлен внезапным вторжением, сбит с толку стратегией и тактикой, подавлен всеобщим восхищением
Утром, желая взять реванш за вчерашнее поражение, он своим прежним голосом нагло заявил: «Мы вообще-то завтракать будем?» Но тут он ошибся, или, может, еще не проснулся окончательно, потому что рядом с ним была совсем не та, что раньше, в смысле, не «принеси-подай».
Рядом беззаботно посапывала нежная, капризная женщина, совершенно уверенная в себе.
Не поворачивая растрепанной трехцветности, она капризно промурлыкала:
— А ты уже приготовил завтрак, дорогой?
Потянулась и, вновь засыпая, подумала: «Вот так-то, милый. А иначе придется вернуться к пункту третьему.»
