В полутемной палате тихо попискивали мониторы. Катя лежала на боку, стараясь не потревожить швы после кесарева, и смотрела на крошечное существо в прозрачном боксе рядом. Маша спала, смешно морща носик – такой же курносый, как у отца.
«Уже почти четыре дня, а он даже не приехал посмотреть на неё,» – Катя провела пальцем по стеклянной стенке бокса. Телефон на тумбочке беззвучно мигнул – новое сообщение в WhatsApp. Но это была мама, в сотый раз спрашивающая о самочувствии.
За окном моросил ноябрьский дождь. В коридоре гремели каталки, слышались голоса медсестер, плач новорожденных. Обычный день роддома номер 68, куда её привезли экстренно четыре дня назад.
Катя помнила тот момент урывками: резкая боль, испуганный голос свекрови, вызывающей скорую, мелькающие огни по пути в больницу. Помнила, как кричала в приемном покое: «Позвоните мужу! Телефон в сумке!» А потом – белый потолок и голос: «Считайте до десяти, Екатерина Андреевна…»
Игорь приехал только на следующий день. Передал фрукты и позвонил из холла:
– Ты как? Прости, работы много, не мог вырваться…
– Нормально, – ответила она. – У нас дочка.
– А… ну хорошо, – он нетерпеливо переступил с ноги на ногу. – Ладно, я побегу тогда. Совещание важное.
С тех пор она его не видела – только сообщения: «Прости, дедлайн», «Встреча с инвесторами», «Корпоратив у шефа, неудобно не пойти».
Катя закрыла глаза. В памяти всплыло, как год назад он стоял перед ней на одном колене с кольцом из красной бархатной коробочки:
– Я хочу семью, детей, настоящий дом… Ты станешь моей женой?
Она поверила. Поверила его словам о семье, о детях, о том, что он готов стать отцом. А теперь лежала одна в палате, разглядывая белый потолок в разводах.
– Екатерина Андреевна, – в палату заглянула медсестра Нина, полная женщина с добрыми глазами, – завтра выписываем вас. Как себя чувствуете?
– Нормально, – Катя попыталась сесть, поморщившись от боли. – А швы?
– Заживают хорошо, – Нина подошла к боксу, проверила показатели. – Малышка у вас замечательная. Муж небось счастлив?
Катя промолчала, делая вид, что увлечена разглядыванием отолка. Нина понимающе вздохнула и тактично вышла.
Взяв телефон, Катя набрала сообщение:
«Любимый, нас завтра выписывают в 12:00. Ты же приедешь?»
Минуты тянулись как часы. Маша проснулась, закряхтела – пора было кормить. Катя осторожно взяла дочку на руки, прижала к ебе. В этот момент телефон наконец пискнул.
«Да, конечно. Постараюсь не задержаться.»
«Постараюсь?» – она перечитала сообщение несколько раз. В горле встал ком. Четыре дня назад у него родилась дочь, а он «постарается» не задержаться?
За стеной молодой отец громко рассказывал кому-то по телефону:
– Представляешь, пацан! Три двести, пятьдесят два сантиметра! Уже на меня похож, точно говорю!
Катя смотрела, как Маша жадно ест, придерживая крошечной ладошкой. Тонкие пальчики, прозрачные ноготки, пушок на макушке. Её девочка. Их девочка. Почему же он не хочет даже взглянуть на неё?
В коридоре медсестры развозили ужин. Пахло больничной кашей и компотом. Где-то вдалеке плакал ребенок. Обычный вечер – для всех, кроме неё.
Она стала складывать вещи в сумку: пеленки, распашонки, крошечные носочки, которые сама вязала долгими вечерами, пока ждала его с работы. Каждая вещь хранила её надежды, мечты о счастливой семье.
А теперь она гадала: приедет или нет? И что страшнее – если не приедет совсем, или если появится с таким же равнодушным лицом, как в тот день?
За окном стемнело. Маша уснула. А Катя все лежала, глядя в потолок, и внутри у неё росла та самая решимость, которая приходит, когда понимаешь: дальше так продолжаться не может.
Она достала конверт, купленный заранее – розовый, с кружевами. На выписку. Провела пальцем по вышитым буквам «Наша доченька».
Сможет ли она простить ему эти четыре дня? Его отсутствие в самый важный момент их жизни?
Ответ пришел сам собой – вместе со слезами, которые она наконец позволила себе.
Утро выписки выдалось промозглым. Катя стояла у окна палаты, прижимая к себе спящую Машу. На парковке роддома уже собирались встречающие – мужья с охапками цветов, бабушки, старшие дети.
В соседней палате молодая мама примеряла нарядное платье:
– Муж сказал, заказал лимузин! Представляете?
Её соседка счастливо улыбалась, поправляя макияж:
– А мой всю ночь машину украшал. Говорит, такой день раз в жизни бывает.
11:30. Телефон молчал.
Катя открыла шкафчик, достала приготовленное заранее платье – темно-синее, свободного кроя, чтобы не давило на швы. Медленно оделась, стараясь не потревожить. Расчесала волосы, провела по губам бледно-розовой помадой.
12:00. Тишина.
В коридоре слышались радостные возгласы, щелкали фотоаппараты, плакали от счастья бабушки. Катя механически складывала вещи в сумку: пеленки, подгузники, детское мыло в прозрачном пакетике.
12:30.
«Ты где?» – написала она Игорю.
Сообщение даже не открыли.
Маша проснулась, захныкала. Катя села в кресло у окна, расстегнула кофту, приложила дочку. От недосыпа и волнения руки слегка дрожали.
За дверью медсестра Нина громко объясняла кому-то:
– Да-да, палата 306, там ваши уже ждут! Проходите!
Катя вздрогнула, но это были не к ней.
13:00.
Она снова набрала номер мужа. Гудки растворялись в пустоте.
В палату заглянул дежурный врач:
– Екатерина Андреевна, вы последняя остались. Может, такси вызвать?
Она кивнула, боясь, что голос подведет. Доктор понимающе вздохнул и прикрыл дверь.
Катя встала, подошла к зеркалу. Бледное лицо, тени под глазами, намечающиеся морщинки у губ. Когда она успела так постареть? Или это просто усталость последних дней?
В коридоре медсестра Нина громко говорила по телефону:
– Да, «Везёт», на Спасского 14… Молодая мама с ребенком, да. Поаккуратнее, пожалуйста…
Катя смотрела, как по стеклу стекают капли дождя. Машка снова уснула, посапывая у неё на руках. Такая маленькая, такая беззащитная.
– Екатерина Андреевна, такси подъехало, – Нина заглянула в палату. – Давайте я вам помогу с сумкой.
В холле их догнала санитарка:
– Постойте! Там внизу мужчина вас не ищет? Высокий такой, в сером пальто?
Сердце пропустило удар. Неужели?..
– С букетом роз, да? – уточнила санитарка. – К Марине из 402-й приехал…
Они спускались по лестнице – медленно, осторожно. Каждый шаг отдавался тянущей болью. На первом этаже молодой отец осторожно нес на руках сына, а его жена шла рядом, держась за его локоть и счастливо улыбаясь.
Катя отвернулась.
Серая «Лада» ждала у подъезда. Водитель – немолодой мужчина с добрыми глазами – сам вышел, открыл дверь:
– Давайте помогу. Аккуратненько…
Нина суетилась рядом:
– Может, позвонить кому? Маме? Свекрови?
– Не надо, – Катя покачала головой. – Спасибо вам. За всё.
Машина тронулась. В зеркале заднего вида медленно таял силуэт роддома. Маша завозилась, закряхтела во сне.
– Первая дочка? – спросил водитель.
– Да.
– Красавица, наверное? В маму?
Катя промолчала, глядя в окно. Город плыл за стеклом размытыми пятнами – или это просто слезы застилали глаза?
Такси остановилось у панельной девятиэтажки. Катя медленно поднялась по ступенькам, прижимая к себе сверток с дочкой. Сумка оттягивала руку, швы ныли, но помощи просить было не у кого.
Уже у двери квартиры она услышала музыку. Громкую, с басами, от которой дрожали стекла. Дверь была не заперта. В прихожей валялись чьи-то ботинки, на вешалке – незнакомая куртка. Запах сигаретного дыма и пива ударил в нос.
– О, Катюха! Вы уже дома? – Игорь вывалился в коридор, пошатываясь. За ним маячили двое – Серега с работы и Димон, его школьный друг.
Катя молча прошла мимо них в спальню. Бережно положила Машу в кроватку, купленную ещё три месяца назад. Поправила одеяльце, провела пальцем по щечке. Дочка даже не проснулась – только причмокнула во сне.
В гостиной гремела музыка. На журнальном столике – батарея пивных банок, пепельница с окурками, недоеденная пицца. На полу валялся галстук – тот самый, который она подарила ему на день рождения.
– Чего такая кислая? – Игорь плюхнулся на диван. – Мы тут это… обмываем! Я ж папашей стал! Правда, – он икнул, – дочка, а не сын. Но ничего, в следующий раз повезет!
Серега заржал:
– Да ладно тебе, любой ребенок – в радость! Главное, здоровый!
– А ты откуда знаешь? – Игорь прищурился. – Ты ж её даже не видел. Я, кстати, тоже…
Он засмеялся, словно сказал что-то невероятно смешное. Катя стояла, опираясь о стену – ноги вдруг стали ватными.
– Почему ты не приехал? – её голос звучал как будто издалека.
– Да ладно тебе! – он махнул рукой. – Подумаешь, большое дело! Ребята заехали с утра, посидели немного… Ты же сама доехала? Вот видишь!
Он потянулся за новой банкой пива. Димон что-то бубнил про «бабские капризы», Серега неловко отводил глаза.
– Большое дело? – она медленно подошла к столу. – У тебя родилась дочь. А я четыре дня лежала с швами. А ты даже не нашел времени приехать?
– Ну началось! – Игорь закатил глаза. – Можно без драмы? Я, между прочим, работаю! Деньги зарабатываю! А ты…
– А я что?
– А ты теперь вообще сидеть дома будешь! На моей шее! – он вдруг разозлился. – И ещё права качаешь тут!
Катя молча взяла бутылку виски и вылила в раковину.
– Ты что делаешь?! – Игорь вскочил, пошатнулся. – Это дорогой виски вообще-то!
– Вон, – тихо сказала она. – Все вон отсюда.
– Чего? – он шагнул к ней, навис сверху. От него несло перегаром. – Ты на кого голос повышаешь? Да ты…
Его рука дернулась, замахиваясь. Катя не отшатнулась – только посмотрела прямо в глаза:
– Бей. Давай. Покажи, какой ты мужик. Только помни – это последнее, что ты сделаешь как муж и отец.
В доме вдруг стало очень тихо. Только из спальни донесся плач Маши – должно быть, разбудила громкая музыка.
– Пойдем, мужики, – пробормотал Серега, хватая куртку. – Катя права, засиделись мы…
Они неловко протиснулись мимо неё в прихожую. Хлопнула входная дверь.
Игорь рухнул на диван:
– Вот всегда ты так! Даже с друзьями посидеть не даешь! Я, может, тоже устал! Может, мне тоже тяжело!
– Тяжело? – она вдруг рассмеялась. – Знаешь, что тяжело? Одной быть при муже. Ждать звонка, который не приходит. Собирать сумку в роддом и понимать, что встречать тебя некому. Вот это – тяжело.
Она развернулась и пошла в спальню. Маша уже затихла, но всё ещё всхлипывала во сне. Катя осторожно взяла её на руки, прижала к себе.
– Мы справимся, малышка, – прошептала она. – Мы обязательно справимся. Только вдвоем.
В гостиной что-то грохнуло – видимо, Игорь пытался встать. Но она даже не обернулась.
Её девочка. Её выбор. Её жизнь.
И в этой жизни больше не было места человеку, который не смог стать ни мужем, ни отцом.
Первые солнечные лучи пробивались сквозь неплотно задернутые шторы. Игорь очнулся на диване с гудящей головой. Во рту было сухо, желудок противно подкатывал к горлу.
В квартире стояла звенящая тишина.
Он с трудом поднялся, держась за стенку. В гостиной – следы вчерашнего веселья: пустые банки, окурки, засохшие куски пиццы. В спальне – пустая кроватка.
Что-то было не так.
Он прошел на кухню – никого. В ванной – тоже пусто. На полочке не было её косметички, зубной щетки, любимого полотенца с котятами.
– Катя? – хрипло позвал он.
Тишина.
На кухонном столе лежал лист бумаги. Её аккуратный почерк, такой знакомый:
«Ты выбрал не нас. А я выбрала больше никогда не ждать тебя. На развод подам сама.»
Он перечитал записку трижды, прежде чем смысл дошел до его затуманенного похмельем сознания.
В прихожей зазвонил домофон – так настойчиво, что голова взорвалась болью.
– Да? – рявкнул он в трубку.
– Игорь Николаевич? – незнакомый женский голос. – Это из службы доставки. Тут для вас цветы…
Он похолодел. Вчера, перед тем как ребята пришли, он заказал букет. Розы. Для выписки.
– Куда поставить? – курьер протягивала огромную корзину белых роз. – Распишитесь вот здесь…
Игорь механически черкнул в бланке. Занес цветы в квартиру, поставил на пол в прихожей. Они пахли сладко, удушающе – или это его просто мутило?
В кармане завибрировал телефон. Мама.
– Игорёша! Ну как там моя внученька? Как Катюша? Я сегодня приеду, помогу…
– Мам, – его голос сорвался, – они ушли.
– Как ушли? Куда?
– Я… я не знаю.
В трубке повисла тяжелая тишина.
– Что ты натворил? – наконец спросила мать.
Он молчал. Что тут скажешь? Что испугался ответственности? Что не смог даже приехать в роддом? Что напился, пока его жена с новорожденной дочерью добиралась домой на такси?
– Я всё исправлю, – пробормотал он. – Позвоню ей, извинюсь…
– Исправишь? – в голосе матери зазвенела сталь. – А что ты исправишь, сынок? То, что не видел, как твоя дочь родилась? Что не держал её на руках? Что позволил своей жене чувствовать себя одинокой в самый важный момент её жизни?
Он сел прямо на пол, привалившись к стене. Перед глазами стояло лицо Кати – такое, каким оно было вчера. Не злое, не истеричное. Просто бесконечно усталое и потухшее.
– Мам, я же не специально…
– Знаешь, – мать тяжело вздохнула, – когда ты родился, твой отец работал на двух работах. Но он каждый день приходил в роддом. Стоял под окнами, махал мне. А когда нас выписывали – взял отгул, чтобы всё организовать. Потому что так поступают настоящие мужчины.
Она помолчала и добавила:
– А ты… ты меня разочаровал, сын.
Короткие гудки ударили по ушам.
Игорь встал, подошел к зеркалу в прихожей. Оттуда смотрел помятый мужик с красными глазами и щетиной. Тот самый, который вчера говорил друзьям: «Да ладно, подумаешь, не встретил! Главное же – обмыть событие!»
Событие.
Рождение дочери он назвал «событием».
В спальне стояла кроватка с розовым балдахином – пустая. На комоде – нераспечатанная пачка подгузников. В шкафу – крошечные распашонки, которые Катя так бережно гладила.
Его накрыло осознание – страшное, оглушающее. Он потерял их. Не когда Катя ушла. А когда позволил ей уйти из роддома одной. Когда решил, что пиво с друзьями важнее. Когда не нашел в себе сил стать отцом и мужем.
Анонсы Telegram подпишитесь и не пропустите новые истории и истории, которых здесь нет
В кармане лежал телефон – можно позвонить, начать умолять. Но что он скажет? «Прости»? «Я исправлюсь»?
Слишком поздно.
Он сел на край кровати, взял в руки плюшевого медведя – розового, с бантиком. Купил в магазине напротив роддома, собирался принести… но не принес.
А теперь эта игрушка так и останется сидеть здесь – немым укором его трусости и слабости.
За окном просыпался город. Где-то там, в этом огромном мегаполисе, его жена и дочь начинали новую жизнь. Без него.
И это был его выбор. Только его.
