— Вера Ивановна, срочно! Привезли щенков, выбросили в коробке на трассе! — Аня кричит в трубку, а у меня руки трясутся.
Три часа ночи. Я уже не молодая, семьдесят лет, но вскакиваю как девчонка. Хватаю сумку с лекарствами — всегда наготове стоит — и бегу вызывать такси.
Пришла я в «Доброе сердце» за котёнком. Три года назад. Муж умер, дети живут в других городах, звонят по праздникам. Квартира пустая, телевизор надоел, соседи только про болячки говорят. «Возьму кошку, — думала, — хоть кто-то мурлыкать будет.»
— Тётя Вера, а может, сначала просто погуляете с собаками? — предложила тогда Аня, директор приюта. — У нас волонтёров не хватает.
Я согласилась на часок. Четыре часа просидела в вольере с дворнягой Джеком, который дрожал от страха. Гладила, разговаривала. Он первый раз за несколько дней поел в моём присутствии.
— Джек вас запомнил, — сказали на следующий день. — Не придёте завтра?
Пришла. Потом ещё раз. Через неделю уже знала всех обитателей по именам: слепая Муся, трёхлапый Рыжик, Тузик с больным сердцем.
Но сейчас не время вспоминать. Таксист везёт меня через весь город, а я молюсь только об одном — чтобы успеть.
В приюте хаос. Пять щенков, самому старшему максимум месяц. Еле дышат. Обезвоживание, переохлаждение. Один уже не двигается.
— Этого в клинику срочно! — командую я. — Аня, грей остальных! Маша, готовь смесь для выпаивания!
Молодые волонтёры слушаются беспрекословно. За три года я стала здесь главной по выхаживанию сложных случаев. Не знаю как, само получилось.
Самого слабого щенка забираю на руки. Дышит, но еле-еле. Заворачиваю в свою кофту, прижимаю к себе.
— Давай, малыш, держись. Не смей умирать!
Всю ночь выпаиваем их по капле. К утру четверо начинают шевелиться. Пятый — тот, что был на руках — открывает глаза.
— Вера Ивановна, вы волшебница! — Маша плачет от радости.
Волшебница. Если бы! Просто старая упрямая баба, которая не умеет сдаваться.
Домой прихожу к обеду. Соседка Людмила на лестнице караулит.
— Опять в своём вертепе ночевала? Вера, ты в своём уме? В твоём возрасте с блохастыми псами возиться!
— В моём возрасте, Люда, самое время делать что хочется.
— А дети что говорят?
Дети. Сын звонил на прошлой неделе. Пять минут разговора: как здоровье, нужны ли деньги. Дочь пишет в WhatsApp раз в месяц: «Мам, как дела?» Я отвечаю: «Всё хорошо.» Что ещё сказать? Что у меня новая семья из ста пятидесяти собак и кошек?
Втянулась незаметно. Сначала просто приходила гулять. Потом начала помогать с кормёжкой. Потом — с уборкой.
— Вера Ивановна, без вас мы пропадём! — шутила Аня.
Но я понимала — это не шутка. Действительно не справились бы.
Через полгода у меня был свой график: понедельник-среда-пятница в приюте, вторник-четверг — поиск хозяев через соцсети. Выходные — вывоз животных на пристройство в парки. В семьдесят лет я стала нужна двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.
Телефон звонит без остановки.
— Вера Ивановна, Васька отказывается есть после вашего отпуска!
— Тётя Вера, только вы можете Барсика помыть — он других боится!
— Вера Ивановна, привезли кошку с котятами, она агрессивная, только к вам подпускает!
Меня ждут, на меня рассчитывают, без меня не справляются.
Сегодня суббота. День пристройства. Загружаем в машину переноски с кошками, собак на поводки. Едем в парк Горького — там по выходным много народу.
— Возьмите котёнка! Отдаём в добрые руки! — кричу я на всю аллею.
Люди оборачиваются. Кто-то улыбается, кто-то крутит пальцем у виска. Мне всё равно. За день пристраиваем троих котят и одного щенка.
Вечером сидим с волонтёрами в приюте, пьём чай. Все молодые — от восемнадцати до тридцати. А я среди них как бабушка.
— Вера Ивановна, расскажите про Джека! — просит новенькая Катя.
Джек — моя первая победа. Пёс, которого привезли избитым до полусмерти. Месяц не подпускал никого. Только со мной соглашался есть.
— Терпение нужно, — говорю. — И любовь. Животные чувствуют.
— А правда, что вы раньше животных не любили? — спрашивает Катя.
Правда. До шестидесяти семи лет я жила обычной жизнью. Работа, дом, семья. Когда муж заболел, ушла на пенсию, чтобы ухаживать. Три года борьбы с раком. После его смерти осталась пустота.
— Не то чтобы не любила. Просто не знала, что они могут столько дать.
Понедельник. Тяжёлый день. Привезли старого пса. Хозяева переезжают за границу, пятнадцатилетнего Рекса брать не хотят. «Пусть усыпят», — сказали.
Рекс лежит в углу вольера, морда на лапах. В глазах такая тоска, что сердце разрывается.
Сажусь рядом на пол. Не важно, что холодно, что коленки болят.
— Ты не один, Рекс. Слышишь? Не один.
Он поднимает голову, смотрит. Потом кладёт морду мне на колени. И мы сидим так час, два, не знаю сколько. Просто сидим вместе.
К вечеру Рекс ест с руки. А через неделю его забирает пожилая пара — у них умер пёс, хотят взять старенького, чтобы доживал в любви.
— Вы святая! — говорит женщина, когда я рассказываю историю Рекса.
Святая? Скорее эгоистка. Потому что это мне нужно больше, чем им.
Дочь приезжает неожиданно. Стоит на пороге с огромным букетом.
— Мам, с днём рождения!
День рождения. Я забыла. Семьдесят один год.
— Я собиралась тебя в ресторан пригласить, — говорит дочь. — Но ты, наверное, в свой приют?
В её голосе упрёк. Или мне кажется?
— Присядь, Лена. Чай будешь?
Сидим на кухне. Она рассказывает про работу, про внуков — моих внуков, которых я видела только на фотографиях.
— Мам, может, переедешь к нам? В Москве медицина лучше, и мы рядом будем.
— А мои собаки?
— Какие твои? Мам, это же приют. Не твои они.
Как объяснить? Что Муся без меня есть не будет — я единственная, кому она доверяет. Что Барсик спит только если я рядом посижу. Что новенькие щенки — те самые, с трассы — теперь бегут ко мне как к родной матери.
— Спасибо, Лен. Но я нужна здесь.
— Мам, тебе семьдесят один! Какой приют? Надо о здоровье думать!
— У меня прекрасное здоровье. Каждый день на ногах, на свежем воздухе.
Она уезжает обиженная. А я думаю — разве можно объяснить человеку, который не знает, что такое быть нужным? По-настоящему нужным, а не из чувства долга.
Среда. Привозят кошку с котятами. Выбросили в мешке возле помойки. Кошка истощённая, котята еле живые.
Забираю домой. В приюте нет условий для такой малышни.
Устраиваю их в ванной — тепло, тихо. Кошка смотрит на меня и мурлычет, хотя сил почти нет. Как будто благодарит.
Три ночи не сплю. Кормлю котят из пипетки каждые два часа. Кошку выпаиваю специальным раствором.
На четвёртый день все живы. Котята открывают глазки.
Соседка Людмила приходит соль одолжить, видит моё семейство.
— Вера, ты совсем с ума сошла! В квартире кошачий притон устроила!
— Людмила, они умирали. Я не могла бросить.
— А кто тебя не бросит, когда ты помирать будешь?
Жёстко. Но честно. Кто обо мне позаботится? Дети далеко, друзей старых не осталось.
Но знаете что? Мне всё равно. Потому что сейчас, в эту минуту, я спасаю жизни. И это важнее, чем думать о собственной смерти.
Теперь у меня сто пятьдесят подопечных и двадцать единомышленников. Мы переписываемся в чате, встречаемся на субботниках, вместе радуемся, когда кого-то пристраиваем. Это моя новая семья.
У нас есть свои традиции. По пятницам — общий ужин в приюте. Каждый приносит что-то вкусное. Сидим, обсуждаем планы, делимся историями.
— Вера Ивановна, — говорит Маша, — вы же понимаете, что вы наша мама?
— Мама Вера, — подхватывают остальные.
Мама. У меня двое детей по крови и двадцать — по духу.
Ночь. Звонок.
— Вера Ивановна, срочно! Сбили собаку возле приюта!
Опять такси, опять гонка через весь город.
Пёс лежит на обочине. Молодой, породистый. Овчарка. Кто-то сбил и уехал.
— В клинику его!
Ветеринар качает головой.
— Позвоночник повреждён. Шансов мало.
— Будем бороться.
— Это дорого.
— Сколько?
— Тысяч сто пятьдесят минимум. И не факт, что поможет.
Сто пятьдесят тысяч. У меня пенсия двадцать. Накопления есть, но это на чёрный день.
А разве это не он — чёрный день? Когда живое существо умирает, а ты можешь помочь?
— Оперируйте.
Операция прошла успешно. Пёс — мы назвали его Чудо — выжил. Но ходить не может. Задние лапы парализованы.
Ветеринар предлагает усыпить. Гуманно, говорит.
— Он молодой. Может восстановиться.
— Вера Ивановна, это месяцы реабилитации. Массажи, процедуры. Вам семьдесят один год!
Семьдесят один. И что? Руки работают, голова соображает.
Забираю Чудо домой. Соседи в шоке. Людмила даже говорить перестала — только головой качает.
Каждый день массаж, упражнения. Учимся заново — я и Чудо. Он — ходить, я — не сдаваться.
Через месяц он делает первый шаг. Через два — бегает.
Видео выкладываем в соцсети. Тысячи просмотров, сотни комментариев. «Вы волшебница!» «Это чудо!» «Дай Бог вам здоровья!»
А сын звонит:
— Мам, я видел видео. Ты правда парализованную собаку выходила?
— Правда.
— Мам, ты удивительная.
Первый раз за три года в его голосе не дежурная забота, а настоящая гордость.
Дети удивляются: «Мама, ты же никогда не любила животных!»
Не любила, пока не осталась одна. Оказывается, любовь — это когда кто-то в тебе нуждается. А в приюте все нуждаются: и собаки, и кошки, и молодые волонтёры, которые зовут меня «наша мама Вера».
Вчера принесли щенка, сбитого машиной. Всю ночь сидела в ветклинике. Думала: в семьдесят один год бессонные ночи ради чужого пса? А утром он открыл глаза и завилял хвостом. И я поняла — вот она, моя настоящая семья. Та, что выбирает тебя не по крови, а по сердцу.
Утро. Новый день. Телефон уже разрывается.
— Вера Ивановна, котята из вторника простыли!
— Вера Ивановна, новенького привезли!
— Мама Вера, вы сегодня придёте?
Приду. Конечно, приду.
Собираю свою сумку — лекарства, шприцы, пелёнки. Всё как всегда.
Людмила на лестнице.
— Вера, ты когда-нибудь остановишься?
— Когда помру.
— А если заболеешь? Кто о тебе позаботится?
Хороший вопрос. Но знаете что? У меня есть Аня, которая приедет в любое время дня и ночи. Маша, которая умеет делать уколы. Катя, которая готовит лучший куриный бульон. Двадцать человек, которые придут по первому звонку.
И сто пятьдесят мордашек, которые ждут меня каждый день.
Это ли не семья?
В такси еду в приют. Водитель — постоянный уже, возит со скидкой «для благого дела».
— Вера Ивановна, вы вдохновляете! В ваши годы такая активность!
В мои годы. Семьдесят один. Муж умер, когда мне было шестьдесят восемь. Думала — жизнь кончилась. А она только началась. Просто другая жизнь.
Приют встречает лаем и мяуканьем. Бегу к котятам — действительно простыли. Нос тёплый, чихают.
Начинаем лечение. Капли, витамины, тепло.
— Вера Ивановна, может, вам отдохнуть? — предлагает Аня. — Мы справимся.
Отдохнуть? А что я буду делать дома? Телевизор смотреть? С Людмилой про болячки говорить?
— Я лучше здесь.
К обеду котята уже играют. Кризис миновал.
Сажусь передохнуть. Чудо — тот самый, парализованный — приносит мячик. Хочет играть.
Бросаю мячик. Он бежит — на всех четырёх лапах, счастливый.
И я думаю — вот оно, счастье. Не в деньгах, не в путешествиях, даже не в детях, которые живут своей жизнью. А в том, что ты нужен. Что без тебя кому-то будет хуже.
Телефон звонит. Дочь.
— Мам, я всё думаю… Может, я неправильно понимаю? Расскажи мне про приют.
Рассказываю. Про Джека, про Чудо, про котят с трассы. Про то, как мы всем миром собирали деньги на операцию. Про то, как пристроили уже больше сотни животных.
— Мам, а можно я приеду? Помогу?
Можно? Да я счастлива!
— Конечно, Лен. Приезжай.
Выходные. Дочь приехала с внуками. Восьмилетняя Маша и десятилетний Саша.
— Баба Вера, это правда твои все собаки?
— Не мои. Наши. Общие.
Дети в восторге. Гладят, кормят, помогают убирать.
— Мам, — говорит дочь вечером, — прости меня. Я думала, ты… ну, чудишь по старости. А ты молодец.
— Я не молодец. Я просто нашла своё место.
— В семьдесят один год.
— Самое время.
Мы смеёмся. Впервые за много лет мы по-настоящему вместе.
