Вроде всё идёт нормально, а потом вдруг ты стоишь посреди кухни с половником в руке, а в голове пустота и желание провалиться сквозь землю. Именно так я себя и чувствовала, когда эти слова вырвались у меня. Просто вырвались, понимаете?
Серёжка – мой муж – замер с недоеденным бутербродом у рта. Я видела, как по его лицу пробежала тень паники. Ещё бы! Его любимая мамочка и я – его ненаглядная жёнушка – наконец-то дошли до точки кипения.
– Лен, ты чего это… – начал он неуверенно, но я уже завелась.
– Чего?! А того! Твоя мама ОПЯТЬ переставила все мои баночки со специями. ОПЯТЬ перевесила шторы по-своему. И знаешь что? Она выкинула мою любимую кружку! Ту самую, с котиками, которую ты мне подарил на первое свидание!
– Доченька, – раздался елейный голос свекрови из коридора (и вот как она всегда появляется в самый неподходящий момент?). – Я просто хотела навести порядок. Эта кружка была с отколотым краешком, я же о твоём здоровье беспокоюсь!
Я аж задохнулась от возмущения и сжала половник в руках.
– Мам, – Серёжка наконец-то проглотил свой бутерброд. – Давай не будем…
– Что не будем? – я развернулась к нему. – Не будем говорить о том, что твоя мама живёт с нами уже третий месяц? Что она командует в МОЁМ доме как у себя на даче? Что она…
– У Серёженьки температура поднялась, а ты даже не заметила! – перебила свекровь. – Я как мать…
– СТОП! – я хлопнула половником по столу. – Серёж, у тебя температура?
– Нет у меня никакой температуры, – пробурчал муж, но мама уже тянулась к его лбу.
– Есть-есть, я же вижу! Надо малиновое варенье…
– МАМА! – не выдержал Серёжка. – Хватит! Мне тридцать два года, я не болею!
Наступила тишина. Такая звенящая, что слышно было, как капает вода из крана. Кап-кап. Как тикают часы на стене. Тик-так. Как бешено стучит моё сердце.
Свекровь прижала руку к груди:
– Вот значит как… Родная мать беспокоится, а вы…
Я закатила глаза. Классика жанра – сейчас будут слёзы, упрёки и «я же всё для вас».
– Людмила Петровна, – начала я максимально спокойно. – Давайте начистоту. Я люблю вашего сына. Правда люблю. Но так больше продолжаться не может. Вы же не думали, что будете жить с нами вечно?
– А почему бы и нет? – искренне удивилась она. – Я же помогаю! Готовлю, убираю…
– Переделываете всё по-своему, – добавила я. – Критикуете каждое моё действие. Рассказываете соседям, какая я неумёха…
– Лен, – Серёжка встал между нами. – Давай все успокоимся и…
– Нет, сынок, – вдруг тихо сказала свекровь. – Она права. Я… я действительно перегибаю палку.
Мы с мужем синхронно вытаращили глаза. Это что-то новенькое!
– Просто… – Людмила Петровна присела на табуретку. – Когда покинул мир твой отец, мне стало так одиноко. А тут вы… молодые, счастливые. Я хотела быть ближе, помогать… А получилось…
– Получилось, что вы пытаетесь жить нашу жизнь вместо нас, – закончила я мягче. – Понимаете?
Она кивнула, достала платочек, промокнула глаза.
– Может… может мне действительно пора домой? Только навещать вас буду. По выходным. Если позволите…
Серёжка обнял маму:
– Конечно будешь! И на все праздники! И просто так… Но жить мы должны отдельно, мам. Мы же взрослые уже.
Я смотрела на них и чувствовала, как отпускает то напряжение, что копилось все эти месяцы. Положила многострадальный половник на стол и тихонько вышла из кухни. Пусть поговорят.
Через неделю мы помогли свекрови перевезти вещи обратно в её квартиру. Знаете, что самое удивительное? Наши отношения стали намного лучше. Теперь она правда заходит по выходным – с пирогами, с новостями, с советами (куда ж без них!). Но теперь это не раздражает. Наоборот – я жду этих визитов.
А ещё Серёжка подарил мне новую кружку. С котиками. И без сколов.
А в тот вечер, когда всё это случилось, мы долго разговаривали с Димой. До трёх утра просидели на кухне.
– Ты пойми, – говорил он, размешивая уже пятую чашку чая, – она же не со зла. Просто после папиного ухода…..
– Дим, я всё понимаю. Правда. Но и ты пойми – я задыхаюсь. Каждый день как на экзамене. Каждый шаг под микроскопом.
И тут он рассказал мне то, о чём я даже не догадывалась. Оказывается, когда ушел из жизни его отец, Лидия Петровна впала в такую депрессию, что месяц не выходила из дома. Дима тогда ещё учился в институте. Приходил к ней каждый день, готовил, убирался, таскал к врачам…
– Знаешь, – он потёр переносицу, – она тогда сказала: «Сынок, только ты у меня и остался». И я… я как будто в ответе за неё стал. Понимаешь?
Конечно, я понимала. Но также понимала, что если ничего не изменить, наш брак просто развалится.
На следующий день мы втроём сели за стол.
Без криков, без истерик. Просто поговорили. Я впервые увидела в глазах свекрови не снисходительность или критику, а страх. Обычный человеческий страх одиночества.
– Лидия Петровна, – сказала я тогда, – давайте договоримся. Вы не учите меня жить, а я не запрещаю вам видеться с сыном. Приходите в гости, когда хотите. Но… мы должны жить своей жизнью. Понимаете?
Она долго молчала. Потом кивнула: – Понимаю, Анечка. Просто… трудно отпускать.
И знаете что? Постепенно всё наладилось. Лидия Петровна стала заниматься скандинавской ходьбой, записалась на курсы английского. Теперь, когда приходит в гости, рассказывает не о том, как неправильно я готовлю, а о своих новых подругах и путешествиях.
А недавно она призналась: – Знаешь, Ань, я ведь тогда на себя злилась больше всего. Что не могу отпустить, что цепляюсь… Спасибо, что не побоялась сказать правду.
Вот так одна фраза, сказанная в сердцах, перевернула всю нашу жизнь. И знаете что? Иногда лучше высказать всё, что накипело, чем годами терпеть и молчать. Главное – найти правильные слова и момент.
А борщ… борщ я теперь варю по своему рецепту. И знаете что? Всем нравится!
