Ехать с бывшим мужем в метро и притворяться, что не замечаешь его, было странно. Но именно так Катя и поступала. В час пик народу было достаточно, чтобы делать вид, будто она не видит его из-за женщин в объемных пуховиках, сгрудившихся в проходе. Кате было жарко, она стянула шарф, затолкала его в пакет с папками, которые взяла с работы, чтобы посидеть над материалами статьи сегодня вечером. Не то, что это было сильно срочно, скорее как способ отвязаться от Бори, если он заглянет к ней на чай.
Боря был младше на семь лет, и сначала Катя жутко гордилась, что такой мужчина, как он, обратил на нее внимание. Ей было сорок девять, ни один из тех кремов, которые в рекламе превращали и без того красивую женщину в женщину с идеальной сияющей кожей, будто бы освещенной пением ангелов, не спасал Катю от глубоко прорезавшихся морщин. Волосы Катя давно подкрашивала рыжей краской, скрывающей седину, овал лица, и да и сама фигура, бывшая когда-то такой ладной, вдруг потеряли форму и поплыли. Если когда-то ее и можно было назвать красавицей, но только не сейчас. Но это не помешало Боре ухаживать за ней, приносить охапки цветов и милые открыточки с сердечками, чего Кате так не хватало в отношениях с мужем.
Так было не всегда. В юности ее муж Паша был настоящим романтиком: писал признания любви на асфальте под окном, забирался на четвертый этаж в общежитие, воровал для нее шоколадки в магазине. Потом, когда на свет появились девчонки, стало не до романтики: первые три года они были похожи на ту замотанную обезьянку из мультика, и тот мультик больше не казался им смешным. Девчонки подросли, стало проще, но вот романтика навсегда пропала. Они стали прежде всего родителями, а уж потом мужем и женой. Может, поэтому, когда дочки уехали учиться, все у них и разладилось.
-Ты меня совсем не любишь, да? – спрашивала Катя.
-Тебе заняться нечем? – нападал в ответ Паша. – Что за вопросы на старости лет?
В этом и было дело, что он уже записал себя в деды, хотя дочери как-то не спешили одаривать их внуками. А Кате стареть не хотелось. Нет, она не слепая, видела, что отличается от девочек-студенток, которые приходили к ним на практику, но вот с женщинами постарше вполне могла посоперничать. Вон, когда ездили на конференцию в Италию несколько лет назад, к ней совсем молодые мужчины подкатывали. Да и вообще, дело же не только в том, как ты выглядишь, а в том, как хочешь жить. И Катя, поняв, что докторскую ей никогда не написать, стала относиться к работе проще, сделав ставку на хобби и досуг: ходила по концертам и театрам, записалась на фламенко и в гончарную студию. Она и Пашу везде с собой звала, но он предпочитал сидеть дома.
-Ничего не замечаешь? – спросила она, отдав баснословные деньги за стрижку.
-Чего? – испугался он. – Я забыл что-то? Годовщина свадьбы? У дочек день рождения? Смеситель поменять?
Вот всегда он так – смотрит на нее, словно сквозь стену. Катя даже объяснять ему ничего не стала. А вот сосед сразу заметил стрижку и сделал ей комплимент. Он заехал в их дом три года назад и всегда улыбался Кате так, словно они были старыми знакомыми, а когда случалось ехать вместе в лифте, расспрашивал ее про работу и удивлялся: сам Боря был простым инженером, и ученая степень для него казалась нечто вроде Оскара, не меньше.
О том, что она хочет развестись, Катя долго не могла сказать. Все искала подходящий момент, репетировала. Но момента не наступало: вроде живут только вдвоем, но вдвоем совсем не бывают. Катя приходит с работы – его еще нет, возвращается с танцев или из театра – Паша уже спит. Ну и смысл так жить?
Сообщила она ему глупо, письмом в мессенджере. Сочиняла его три дня, переписывала, искала подходящие слова. Когда отправила, даже руки задрожали так, что она выронила телефон.
В ответ на свою длинную исповедь она получила одно короткое слово: ок. Неужели это все, что она заслужила за двадцать два года брака? Вернувшись домой, Пашу не застала. Он пришел ночью, пьяный, завалился спать. Утром она закатила ему скандал, хотя всегда терпеть не могла скандалы. Говорила ему, что он бесчувственный чурбан, что он не понимает ее и даже не пытается понять, что она говорит серьезно о том, что хочет развестись. Паша слушал молча, глаза у него были красные, но это скорее от выпитого вчера, а не от расстройства. Когда Катя в очередной раз прокричала, что хочет развода, он встал и принялся собирать вещи.
Паша переехал к маме.
Его мама звонила Кате. Сначала просила одуматься: столько лет вместе прожили, ну какой теперь развод? Кому ты будешь нужна, говорила она, в твоем-то возрасте. Катя обижалась и говорила, что ей никто не нужен, и одной хорошо. В ответ мать Паши, которая уже пятнадцать лет была вдовой, вздыхала и говорила:
-Да не так уж это и хорошо, одной…
Потом она стала угрожать Кате. Обвиняла ее в том, что та выставила бедного мальчика на улицу. А ничего, что этому мальчику пятьдесят три? А на первый взнос, между прочим, родители Кати дали, да и платила ипотеку в основном она: подрабатывала на переводах десять лет, спала по пять часов в сутки. Нет, Паша, конечно, тоже работал, но звезд с неба он никогда не хватал, сидел в районной поликлинике, и все на этом. Катя предлагала ему в коммерцию пойти, но Паша говорил, что это не его. Так что пусть теперь сам думает, как жить. Она и дачу ему уступила, которая ей от бабушки досталась, что еще нужно?
Первые дни, оказавшись в квартире одна, Катя летала. Еще год назад, когда девочки уехали, ей казалось, что жизнь закончилась. Не знала, куда себя деть, чем заняться, Паша от нее отдалился. А теперь перед ней новая жизнь, и Кате совсем не казалось, что она будет хуже прежней. Тем более за ней стал ухаживать Борис, как только узнал, что Катя теперь — свободная женщина.
Боря тоже любил театр и много говорил с ней, не скупился на комплименты, Катя за всю свою жизнь не слышала столько, как за два месяца с ним. Только вот эти комплименты ей быстро приелись, а больше, как оказалось, у него ничего и нет. С Пашей они хоть и редко говорили, но зато с ним всегда можно было пошутить, а вот у Бори чувства юмора не оказалось. И вообще, он был занудным: как заведет свою волынку, только себя и слышит. Паша хотя бы молчал, а от этого у Кати голова начинала болеть. Вот она и стала домой статьи брать, притворялась, что работать надо, лишь бы он ей не мешал.
Катя даже самой себе не признавалась в том, что после того, как первоначальная эйфория прошла, жизнь перестала казаться ей такой уж радужной.
Во-первых, она и не замечала, сколько бытовых вопросов решал Паша. Утром она привыкла завтракать кашей, которая всегда ждала ее на плите, словно в сказке, стоит только сказать: горшочек вари. Это Паша всегда вставал раньше и варил для нее кашу, строго следил за диетой, которую Кате гастроэнтеролог прописал. Холодильник тоже стоял пустой, Катя и не думала, что пакеты такие тяжелые, вроде и немного надо на одного человека, но для ее спины и этой нагрузки хватало, чтобы ныть весь день. Обувь Катину тоже никто не чистил, посуду приходилось мыть самой: у нее с детства была аллергия на посуду, и если раньше хоть девчонок можно было заставлять, то теперь заставлять было некого.
Во-вторых, свекровь оказалась права, и одной было не так уж и хорошо. Да, был Боря, который сопровождал ее в театр и с удовольствием заходил на чай, но когда Катя намекнула на то, что нечего бегать из одной квартиры в другую, он тяжело вздохнул и сказал:
-Катя, я старый волк-одиночка, сложно менять сложившиеся привычки. По-моему, нам и так неплохо, разве нет?
Это даже хорошо, что он тогда так ответил, а то с таким занудой она долго бы не выдержала.
Погрузившись в свои мысли, Катя даже забыла о том, что Паша едет в том же вагоне. Только когда кто-то закричал, она вздрогнула и осмотрелась, пытаясь понять, что происходит. Паши не было, и она решила, что он вышел. Женщины, которые прикрывали ее от Паши, сдвинулись в середину вагона и окружили кого-то или что-то. До Кати донеслись обрывки фраз: «это сердце, я знаю, у мамы так было», «скорую надо», «может, машинисту как-то сообщить?».
Когда она заметила в проходе зеленую шапку, которую связала дочь специально для Паши, ноги у Кати налились свинцом. Паша всегда был здоровым, ни разу не жаловался на боль, это у нее постоянно болели то голова, то спина, то колени. Он же все смеялся, что не ту профессию выбрал, даже блатом воспользоваться не может.
Катя растолкала женщин, с трудом передвигаясь на негнущихся ногах, опустилась на пол, приподняла его голову.
-Что? – спросила она. – Паша, что?
Тот был бледным, тяжело дышал. Он что-то сказал, что Катя не разобрала из-за грохота поезда, который прибывал на станцию.
Женщины помогли вытащить Пашу из вагона. Пока Катя сидела с ним, положив его голову к себе на колени, они побежали к дежурному, вызвали скорую. Казалось, что она едет вечно. Паша прижимал руку к груди и удивленно произносил:
-Больно, словно ножом режет.
Диагноз тетки поставили верный, прибывшая бригада подтвердила: инфаркт. Катя заплакала.
-Можно я поеду с вами? – спросила она.
-А вы ему кто?
Катя поймала взгляд Паши и уверенно произнесла:
-Я его жена.
