Анна Петровна просыпалась раньше будильника, будто в доме завёлся тихий внутренний метроном тревоги. С невесткой, Ириной, на первый взгляд всё было в порядке: приветливая, аккуратная, сдержанная в словах. Но что-то упругое, как невидимая резинка, постоянно держало Анну Петровну настороже.
Она ловила себя на том, что вслушивается в интонации Ирины, как опытный музыкант в чистоту ноты, и каждый раз замечает едва ощутимый фальшивый призвук. «Наверное, это возраст, — одёргивала себя Анна Петровна. — Нельзя же быть предвзятой. Женщина старается, дом держит, Артёма к порядку приучает». И всё же смутное чувство, что в этой ровной картинке где-то притаилась тень, не уходило.
Ольга, дочь, мать Миши, беды не чуяла — она говорила напрямую.
– Мама, а не многовато ли ты сидишь с Артёмом? – раз за разом заводила она. – Он ей чужой ребёнок? Нет. Почему всё на тебе?
– Оль, не кипятись, – мягко отвечала Анна Петровна. – Мне не тяжело. Мальчик хороший, тихий. Да и Миша с ним ладит, вместе играют, мне только чай налить да за временем приглядеть.
– Это наглость, – отрезала Ольга. – Они тебя используют. Вечно эта «у тебя же время есть». У тебя не время, у тебя жизнь.
Анна Петровна усмехалась, будто спорить было не о чем. Её поколение давно научилось считать заботу валютой, которая никогда не обесценивается. Она и вправду не жаловалась: Артём был не из трудных, вежливый, застенчивый мальчик, охотно делился конструктором с Мишей. «Ирина занята работой, Андрей допоздна, — убеждала себя Анна Петровна. — Всё правильно: семейный тыл — это я. Иначе для чего живём рядом?» Но где-то под словом «правильно» шуршало другое, осторожное: «а по справедливости ли?»
В тот день Андрей пришёл без звонка, будто спешил опередить собственные сомнения. Он вошёл, как в детстве: тихо, с порога огляделся, улыбнулся, принюхался к свежим пирогам.
– Мам, ты дома? – и сам же ответил, увидев её в кресле. – Конечно, дома.
Он говорил чуть быстрее обычного, как человек, принёсший новость.
– Мы с Ириной решили отдохнуть. На море. И тебе путёвку купили. Полёт уже на субботу.
Анна Петровна растерялась, как девочка у школьной доски. Сердце вспорхнуло: море она видела последний раз двадцать лет назад, когда Андрей ещё купался с нарукавниками.
– Господи, Андрюша… А зачем такие траты? – шёпотом. – Это же дорого.
– Не думай о деньгах, – мягко пресёк он. – Всё уже оплачено. Ты у нас героиня тыла, без тебя никак.
Радость ударила внезапным жаром, а следом — прохладная струйка сомнений. Анна Петровна подумала о Мише.
– А если мы возьмём и Мишу? Морской воздух ему полезен, да и каникулы…
Андрей помедлил, опустил взгляд, уткнулся в телефон.
– Я… уточню у Иры, – протянул. – Логистика, номера, знаешь…
Он вышел на балкон «перезвонить». Голос Ирины, ровный и недовольный, проступал даже сквозь прижатую к уху ладонь. Вернувшись, Андрей развёл руками.
– Не получится, мам. Номер на троих, доп.места нет, билеты тоже… В другой раз обязательно.
Слова легли, как неуклюжие валуны. «В другой раз» всегда наступает нескоро. Анна Петровна улыбнулась, спрятала укол. «Не обижайся. Иногда обстоятельства и правда сильнее», — сказала она себе и тут же не поверила.
Аэропорт встретил их привычной сутолокой. Ирина, ловко лавируя между чемоданами, молниеносно переложила заботы.
– Мам, присмотри за Артёмом, мы с Андреем кофе возьмём. Он вон на планшете мультики смотрит, проблем не будет, – сказала она и уже тащила сына к стойке регистрации. У стойки дружно «зависла» система, и спрос на заботу о мальчике неожиданно вырос. Артём потянулся в туалет, потом захотел воды, потом «жвачку в автомате». Анна Петровна, как на конвейере, подавала, провожала, отрезала нужное и возвращалась к месту, где уже некому было садиться: молодые исчезли в кафе «на минутку».
В отеле жар ударил стеной, как только открылась дверь номера. Ирина сбросила сарафан, Андрей завязал шнурки.
– Мам, не выводи Артёма сейчас, – бросила Ирина. – Солнце в зените, перегреется. Мы на море на часик, остынет — вернёмся. Тебе тоже лучше полежать, акклиматизация.
«На часик» растянулся до вечера. Анна Петровна строила мостики из кубиков, отпаивала компотом, читала вслух. Артём был благодарным слушателем, однако время тянулось вязко. Молодые вернулись загорелые и шумные, с пакетом ракушек и обещаниями «завтра точно вместе».
Завтра оказалось экскурсиями. Потом «ужином вдвоём, мы же давно не были». Потом «йогой на рассвете, тебе рано вставать нельзя». Анна Петровна поняла формулу «отдыха»: её место — в номере, её часы — детские. За окном звучало море, как чужая музыка сквозь стену. Она слушала его, пока Артём засыпал, и шептала себе: «Ничего, завтра».
Телефон Ольги зазвенел в полдень, точно по расписанию заботливой дочери.
– Ну что, мама! Как море? Какие у вас там закаты? – радостно заговорила она.
Анна Петровна посмотрела на закрытые шторы, где полоска света слабо пробивалась через кромку.
– Закаты красивые, наверно, – попыталась улыбнуться. – Я их пока не видела.
– Как это «не видела»? – Ольга притихла. – Мама, вы там третий день.
– Я с Артёмом, – просто сказала Анна Петровна. – Мы играем. Я ещё ни разу не вышла к воде. Ирина с Андреем бегают, у них экскурсии.
Тишина натянулась струной.
– То есть тебя взяли няней? – потребовала подтверждения Ольга.
– Оль, не передёргивай. Я же говорила, мне несложно. И мальчик при деле. Они молодые, пусть… – голос её сам сник.
– Это наглость, – рассыпались в трубке сухие спички. – Ты мой родной человек, а не бесплатный сервис. Я сейчас позвоню Андрею.
– Не надо, – быстро сказала Анна Петровна, испугавшись предстоящей трескучей ссоры. – Я сама поговорю. Сегодня. Хорошо?
– Обещаешь? – Ольга выдохнула. – Обещай, что не промнёшься.
– Обещаю, – шепнула Анна Петровна и отключилась, некоторое время глядя на чёрный экран, как в зеркало. «Сегодня», — повторила она, чувствуя, как внутри собирается пружина.
Она дождалась, пока Ирина и Андрей вернутся, отправила Артёма в детскую комнату на первом этаже.
– Там аниматор, – объяснила мальчику. – Поиграешь часик, я рядом.
Дверь номера закрылась, воздух стал теснее. Анна Петровна села, сложила руки на коленях.
– Дети, – начала она, – я тоже сюда приехала отдыхать. Я хочу увидеть море. Пройтись по набережной. Посидеть в кафе, если уж на то пошло. Я не против помочь, но не круглосуточно.
Ирина подняла брови, в голосе чётко щёлкнули счёты.
– Анна Петровна, ну а зачем вы тогда с нами? – тон был гладким, раздражение прорезалось знакомым «фальш-призвуком». – Мы же сразу думали: вдвоём проведём время, вы посидите с Артёмом. Это нормально. Мы, между прочим, оплатили вам путёвку. Шестьдесят тысяч. Не думаю, что это «ничего».
– Ира, – тихо сказал Андрей, будто предупреждая, но Ирина махнула рукой.
– Давайте без театра. Если вы рассчитывали на свой отдельный отдых, надо было говорить. Деньги заплачены, всё честно: вы – нам с ребёнком помощь, мы – вам поездку. Взаимовыгодно
Анна Петровна почувствовала, как за словами «взаимовыгодно» встаёт ровная, холодная конструкция. Место для неё нашлось — позиция персонала, ответственность без выходных и права голоса. Она вдруг ясно увидела весь путь: от «присмотри минутку в аэропорту» до «всё честно, мы заплатили». Слова Ирины, гладкие, как плитка в новостройке, не оставляли щелей для теплоты.
– То есть вы меня наняли, – спокойно произнесла она. – Только договор не подписали.
Ирина усмехнулась.
– Ну не надо драм. Мы семья. Но правила должны быть понятны всем.
– Шестьдесят тысяч, – сказала Анна Петровна, – это очень скромная цена за круглосуточную няню для ребёнка, который мне неродной. Знаете, в Москве за такие условия платят иначе. И официально. С выходными и сменами. И с уважением.
Ирина фыркнула, Андрею стало тесно у окна.
– Мама, – тихо произнёс он, – Ира… мы не хотели тебя обидеть. Просто думали, так всем удобнее.
– Удобнее – это когда всем хорошо, – отозвалась Анна Петровна. – А не когда одному удобно за счёт другого.
Она не спорила дальше. Встала, открыла шкаф, достала маленький чемодан. Он оказался нераспакованным — как будто она предвидела, что это «временная занятость».
Ирина прикусила губу.
– Вы что, уходите? Куда? – раздражение шевельнулось тревогой.
– Домой, – ответила Анна Петровна, застёгивая липучку на дорожной косметичке. – У меня там дела. И жизнь. И внук Миша, с которым я с радостью погуляю, и ему не придётся расплачиваться чужими правилами за мою помощь.
Андрей подошёл ближе, опустил взгляд.
– Прости, мам, – едва слышно.
Она кивнула, не добавляя привычного «ничего-ничего». В дверях задержалась, слегка согнулась в театральном поклоне.
– Спасибо за прекрасный отдых, – произнесла так, чтобы слова легли ровно, как на открытке. И вышла, оставив после себя шлейф мягкого одеколона и тяжёлую паузу, в которой утонули все «взаимовыгодно».
– Вернётся, – уверенно сказала Ирина через час, когда злость прошла и осталась привычка к собственным правам. – Куда она денется с «халявного моря»? Погуляет, остынет и придёт. Надо просто подождать.
Андрей молчал. К ночи в нём нарастала липкая тревога. Телефон матери был недоступен. На ресепшене пожали плечами: «Гость выехал, такси оформляли, дальше не знаем». Андрей вышел на тёмную террасу, где море шумело глухо, и впервые за долгие годы остро почувствовал, как хрупко всё, что он привык считать «само собой».
Анна Петровна в это время стояла у кромки воды. Она всё-таки вошла в море, быстро, как в холодную правду: один, два, три шага — и волна обняла колени, охнула, попятилась. Соли на губах оказалось ровно столько, чтобы вспомнить, зачем она сюда ехала. «Чтобы увидеть море», — сказала она себе и улыбнулась. Этого ей было достаточно. Такси домчало до аэропорта легко, с открытым окном и случайным разговором с приветливым водителем, который рассказывал, как лучше засолить скумбрию.
В самолёте она заняла место у иллюминатора, пристегнула ремень, закрыла глаза. Когда лайнер взмыл, огни курортного берега сложились в нить бус, а потом погасли. Вспыхнули другие — жёлтые огни её города, где не ждут «взаимовыгодно» и «шестьдесят тысяч», а ждут свои: Миша с новой книжкой про динозавров, Ольга с вопросом «ну как?», тихая кухня, на которой чай всегда настаивается как надо.
Анна Петровна смотрела вниз и чувствовала, как расслабляется лицо. Она подумала о том, что предчувствия редко ошибаются — они как маяки, мигают в тумане, пока не повернёшь к берегу. Сегодня она повернула. И море, наконец, было на её стороне.
