Тридцать дней, Паш. Это всё, что у тебя осталось.
Анна стояла у окна, глядя на падающий снег. В отражении стекла она видела, как муж замер с чашкой кофе на полпути ко рту.
— Что значит тридцать дней? — его голос звучал растерянно.
— То и значит. Один месяц на то, чтобы что-то изменить. Или я подаю на развод.
Павел медленно поставил чашку. За столько лет брака он научился читать интонации жены как открытую книгу. Сейчас в её голосе не было привычной усталой обреченности их последних ссор. Что-то другое — решимость?
— Ань, давай не будем…
— Нет, будем, — она резко развернулась. — Знаешь, что сказала мне вчера Алиска? «Мам, я не хочу замуж. Никогда. Потому что не хочу быть такой же несчастной, как ты».
Павел вздрогнул. Их шестнадцатилетняя дочь всегда была наблюдательной — слишком наблюдательной для своего возраста.
— Мы не несчастны, — попытался возразить он. — Просто… устали.
— От чего, Паш? От любви? От близости? От разговоров по душам? — Анна горько усмехнулась. — Так этого уже давно нет. Мы как соседи по квартире — вежливые, аккуратные, но чужие.
За окном продолжал падать снег. Где-то на улице громко рассмеялась парочка влюбленных. Анна невольно вспомнила, как пятнадцать лет назад они с Пашей точно так же бродили по заснеженным улицам, держась за руки и веря, что их любовь будет вечной.
— Помнишь, как ты делал мне предложение? — вдруг спросила она.
Павел улыбнулся:
— На крыше общаги. Ты боялась высоты, но всё равно пошла за мной.
— Потому что верила тебе. Верила, что ты не дашь мне упасть.
— А теперь?
— А теперь я падаю, Паш. Каждый день понемногу. И ты этого даже не замечаешь.
В коридоре хлопнула дверь — вернулась Алиса. Послышалось недовольное «опять ругаетесь?» и звук закрывающейся двери её комнаты.
Павел устало облокотился на руку:
— И что ты предлагаешь?
— Тридцать дней. Каждый день — новая попытка вспомнить, почему мы когда-то выбрали друг друга. Найти то, что потеряли. Или… попрощаться.
— А если не получится?
— Значит, не получится, — Анна пожала плечами. — По крайней мере, будем знать, что попытались. По-настоящему попытались, а не делали вид, что всё в порядке.
Павел встал, подошел к окну. Их отражения наложились друг на друга — как когда-то давно, когда они были единым целым.
— Тридцать дней, — медленно повторил он. — И с чего начнем?
— С правды, — Анна повернулась к нему. — Полной и честной. Без недомолвок, без «я в порядке» и «всё нормально». Готов?
Он посмотрел в её глаза — усталые, но решительные. Когда-то он мог читать в них всё: любовь, нежность, страсть. Когда они успели стать такими непроницаемыми?
— Готов, — ответил Павел, чувствуя, как от этого простого слова перехватывает горло.
А в своей комнате Алиса сидела, прижавшись ухом к двери, и беззвучно плакала. В телефоне мигало непрочитанное сообщение от Димки: «Может, сходим в кино?» Она стерла его, не открывая. Какое кино, когда за стеной рушится целый мир?
День первый начался с тишины. Непривычной, звенящей, как натянутая струна. Обычно по утрам Павел торопливо пил кофе, Анна собирала Алису в школу, все говорили на автомате: «доброе утро», «не забудь зонт», «я поздно вернусь». Сегодня они молчали, словно боясь спугнуть что-то важное.
— Я возьму выходной, — вдруг сказал Павел.
Анна замерла с кофейником в руках:
— У тебя же совещание…
— К черту совещание. Двадцать лет в этой компании, ни разу не брал больничный. Переживут.
Алиса подняла глаза от телефона:
— Пап, ты заболел?
— Нет, солнышко. Просто хочу провести день с твоей мамой.
— А… — Алиса переводила взгляд с одного родителя на другого. — Это из-за вчерашнего разговора?
Анна с Павлом переглянулись. Дочь давно уже не была ребенком, которого можно обмануть дежурным «всё хорошо».
— Да, — просто ответила Анна. — Мы пытаемся… починить то, что сломалось.
— Как тот старый приёмник дедушки? — вдруг улыбнулась Алиса. — Помните, как папа его чинил? Три дня возился, всю кухню деталями завалил…
— И в итоге сделал! — гордо заявил Павел.
— Только он после этого ловил только одну волну — китайское радио, — рассмеялась Анна.
И вдруг все трое замолчали, осознав, что впервые за долгое время смеются вместе.
Когда Алиса ушла в школу, Павел повернулся к жене:
— Помнишь, ты говорила про правду? Давай начнем с того момента, когда всё пошло не так.
Анна села за стол, обхватив чашку с остывшим кофе:
— А ты знаешь этот момент?
— Думаю, да. Три года назад, когда я отказался от повышения.
— Что? — она удивленно посмотрела на мужа. — При чем тут повышение?
— Потому что после этого ты перестала мне доверять. Решила, что я слабак, что не способен рискнуть…
— Паш, — Анна покачала головой, — я никогда так не думала. Я была рада, что ты отказался.
— Рада? — теперь пришла его очередь удивляться. — Но ты тогда сказала…
— Я сказала, что уважаю твой выбор. И это была правда. Знаешь, почему?
Она встала, подошла к шкафу и достала старую коробку с фотографиями. Вытащила одну, протянула мужу:
— Помнишь этот день?
На снимке маленькая Алиса, лет пяти, сидела на плечах у отца. Оба смеялись, за ними виднелось колесо обозрения в парке.
— Конечно помню. Это была суббота, я отменил важную встречу, потому что обещал ей поход в парк…
— Вот именно, — Анна присела рядом. — Ты всегда был таким — сначала семья, потом работа. А то повышение… оно бы всё изменило. Командировки, совещания по выходным, вечные звонки. Я видела, как живут семьи топ-менеджеров. И знаешь что? Я не хотела такой жизни.
Павел молчал, разглядывая фотографию.
— Тогда почему… почему мы начали отдаляться именно после этого?
Анна грустно улыбнулась:
— Потому что я решила, что должна компенсировать твой отказ от карьеры. Пошла работать на полную ставку, взяла дополнительные проекты… Мне казалось, я должна доказать, что тоже могу обеспечивать семью.
— Но я никогда не просил…
— В том и дело, Паш. Мы оба делали то, что считали правильным для семьи. И забыли спросить друг у друга, а чего мы на самом деле хотим.
Она достала ещё одну фотографию — их свадьба. Молодые, счастливые, бесконечно влюбленные.
— Знаешь, что я помню об этом дне? — спросила Анна. — Не платье, не торт, не гостей. А то, как ты шептал мне на ухо дурацкие шутки во время речи тамады, чтобы я не нервничала.
Павел улыбнулся:
— А я помню, как ты спрятала в букет маленького игрушечного слоника — потому что знала, что я их обожаю.
— Куда делось всё это, Паш? Когда мы перестали делиться такими глупостями?
Он взял её за руку — впервые за долгое время просто так, без повода:
— Может быть, когда решили стать слишком взрослыми и серьезными?
В этот момент в кармане Анны завибрировал телефон. Сообщение от Алисы: «Мам, а можно я сегодня тоже пораньше домой приду? Посмотрим вместе старые фотки?»
Вечером они сидели на полу в гостиной, окруженные фотографиями, старыми билетами в кино, записками и другими свидетельствами прошлого. Алиса держала в руках потрепанный альбом.
— А это что за место? — она указала на фотографию, где молодые Анна и Павел стояли на фоне какого-то странного здания с башенками.
— О, это история! — оживился Павел. — Мы с твоей мамой тогда только познакомились. Я пытался произвести впечатление и повёз её смотреть заброшенную усадьбу…
— Которая оказалась действующим пансионатом для пожилых, — фыркнула Анна. — И нас приняли за новых санитаров!
— Зато бабушки были в восторге, — рассмеялся Павел. — Особенно Марья Степановна, которая решила, что я её внук Боря из Саратова.
— И заставила тебя три часа играть с ней в лото! — Анна вытерла выступившие от смеха слезы. — А я все эти три часа развлекала остальных постояльцев песнями под расстроенное пианино.
Алиса смотрела на родителей с удивлением. Она давно не видела их такими… живыми.
— А почему вы больше не делаете таких глупостей? — вдруг спросила она.
Смех стих. Анна и Павел переглянулись.
— Наверное, потому что решили, что взрослым так не положено, — тихо сказала Анна. — Ипотека, карьера, быт… Когда ты последний раз делал что-то просто потому, что хочется, Паш?
Павел задумался:
— Знаешь… Не помню. А ведь раньше мы постоянно придумывали авантюры. Помнишь, как пошли на курсы танго?
— О господи, точно! — Анна закрыла лицо руками. — Мы же были ужасны!
— Зато весело! А наш преподаватель, помнишь? «Страсть! Где страсть? Вы танцуете как бухгалтер с паспортисткой!»
— Вы правда ходили на танго? — Алиса смотрела на родителей во все глаза. — А есть видео?
— Нет! — хором воскликнули оба.
— Но есть кое-что другое, — Павел встал и протянул руку жене. — Помнишь движения?
— Паш, ты с ума сошел? Сколько лет прошло!
— Тем более! — он включил телефон, нашел какую-то мелодию. — Давай, Ань. Когда мы в последний раз делали что-то безумное?
Анна колебалась. В голове крутились мысли о не глаженом белье, не помытой посуде, не доделанном отчете… А потом она посмотрела в глаза мужа и увидела в них того самого мальчишку, который когда-то затащил её на крышу общежития.
— Только не снимай! — строго сказала она дочери, вкладывая свою руку в ладонь Павла.
Конечно, они сбивались, путали шаги, наступали друг другу на ноги. Но что-то происходило в этом неуклюжем танце — словно трещина в стене, разделявшей их последние годы, становилась чуть меньше.
— Мам, пап, — голос Алисы дрожал от сдерживаемого смеха, — вы ужасны! Но… это так круто!
В этот момент в двери повернулся ключ — пришла Ольга, лучшая подруга Анны, у которой были запасные ключи «на всякий случай».
— Ой, — она замерла на пороге, глядя на танцующую пару. — Я не вовремя? Я вам всем весь вечер звоню-звоню, а никто трубку не берет, я испугалась…
— Тётя Оля! — Алиса бросилась к ней. — А вы знали, что они раньше танцевали танго?
— Знала? — Ольга прислонилась к дверному косяку. – Я даже была на том самом отчетном концерте, где твой папа порвал брюки, пытаясь сделать особо эффектное очо!
— Оля! — возмутился Павел, но было поздно.
— Что?! — Алиса схватилась за телефон. — Это срочно нужно записать! Пап, расскажи!
Анна посмотрела на мужа, все еще держащего её за талию, на хохочущую дочь, на подругу, вытирающую слезы смеха… И вдруг поняла: вот оно. То, чего им так не хватало. Не страсти, не денег, не успеха — а этой простой способности смеяться вместе, быть нелепыми, живыми, настоящими.
Но тут Ольга перестала смеяться и как-то странно посмотрела на подругу:
— Пойдем, кофе сварим? – утянула она Аню на кухню и шепнула, — я вообще-то за тобой. Там Маринка… В общем, Виктор к ней вернулся. Поедем, а?…
…Марина сидела на кухне у Ольги, механически помешивая давно остывший чай. Её глаза были красными от слёз, а в руке она сжимала мятую фотографию.
— И вот он просто пришёл, — говорила она, когда Анна вошла в кухню. — Стоит на пороге с чемоданом и говорит: «Прости. Я всё понял». Представляешь?
Анна молча обняла подругу. Три года назад Виктор ушел к молодой коллеге, оставив Марину с двумя детьми и ипотекой. А теперь вот…
— Я не знаю, что делать, — всхлипнула Марина. — Дети скучают по отцу. Я… я тоже скучаю. Но как простить?
Анна вспомнила их с Павлом сегодняшний вечер, неуклюжий танец, смех Алисы…
— А ты хочешь простить? — тихо спросила она.
— Не знаю… — Марина подняла заплаканные глаза. — Я боюсь, Ань. Боюсь снова поверить и снова обжечься. Легче держать обиду, чем рисковать сердцем, понимаешь?
Анна понимала. Слишком хорошо понимала.
— Знаешь, — она села рядом с подругой, — мы с Пашей сейчас тоже на перепутье. И я вдруг поняла одну вещь: иногда мы так боимся потерять любовь, что сами убиваем её своим страхом.
В этот момент в кармане завибрировал телефон. Сообщение от Павла: «Всё в порядке? Алиска волнуется. Да и я тоже…»
Анна улыбнулась и начала печатать ответ, но тут Марина сказала то, от чего у неё перехватило дыхание:
— Витя сказал, что понял одну вещь… Что нет идеальных отношений. Есть живые и мёртвые. Живые — это когда больно, страшно, трудно, но ты всё равно пытаешься. А мёртвые — когда всё вроде правильно, но внутри пусто.
На кухню заглянула Ольга:
— Девочки, может, вина? За живые отношения?
— Я не могу, — Анна встала. — Меня дома ждут.
Уже в дверях она обернулась:
— Марин… А ты спроси у него, что он будет делать, когда снова станет трудно? Когда схлынет эйфория от примирения, когда вернутся будни…
— А что вы с Пашей делаете?
— Учимся танцевать, — рассмеялась Анна. — И знаешь… это работает лучше, чем все серьёзные разговоры.
Домой она вернулась поздно. В квартире было темно, только из-под двери Алисиной комнаты пробивалась полоска света. Анна заглянула — дочь спала за столом, уронив голову на раскрытый учебник. Рядом лежал телефон с открытой перепиской:
«Дим, это так круто! Представляешь, они раньше танцевали танго! Мои родители, которые сейчас только о работе говорят!» «А сейчас что?» «А сейчас… кажется, они снова учатся танцевать. И знаешь, это так здорово…»
Анна осторожно укрыла дочь пледом и вышла. В спальне Павел делал вид, что спит, но она чувствовала его напряжение.
— Как Марина? — спросил он, когда она легла рядом.
— Виктор вернулся.
— И?
— И я поняла, что не хочу быть как они, Паш. Не хочу доводить до точки невозврата, чтобы потом годами склеивать осколки.
Она повернулась к мужу:
— Помнишь, что ты сказал мне на крыше общежития?
— Что если ты упадёшь, я упаду с тобой?
— Нет. Ты сказал: «Давай учиться летать вместе».
В темноте она нашла его руку:
— Может, ещё не поздно начать учиться?
На следующее утро Павел проснулся от необычного запаха. Пахло горелыми блинами и… корицей? Он открыл глаза и не сразу понял, который час — солнце уже вовсю светило в окно.
— Проспал! — он резко сел на кровати и потянулся за телефоном.
— Не проспал, — в дверях появилась Анна с подносом. — Я позвонила Сергею, сказала, что ты берешь отгул. И себе тоже выбила выходной.
— Ты что?.. — Павел растерянно смотрел на поднос, где красовалась горка почерневших блинов, украшенных какими-то ягодами.
— Решила вспомнить, как готовила тебе завтраки на первом курсе, помнишь? — она смущенно улыбнулась. — Правда, кулинарные навыки, похоже, с тех пор не улучшились…
— Постой, — он вгляделся в её лицо. — У тебя мука на носу. И… ты накрасилась?
Анна покраснела:
— Глупо, да? В сорок лет краситься с утра…
— Нет, — он вдруг почувствовал, как сжалось сердце. — Совсем не глупо. Ты… очень красивая.
В коридоре раздался грохот и голос Алисы:
— Мам! Там эти твои блины… В общем, я заказала доставку! И еще… Дима зайдет через полчаса, мы вместе в школу пойдем, ладно?
Павел вопросительно посмотрел на жену:
— Дима?
— Тот самый Дима, который уже месяц пытается пригласить нашу дочь в кино, — улыбнулась Анна. — Представляешь, она вчера согласилась. Сказала, что, глядя на нас, поняла — иногда нужно рисковать.
— О господи, — простонал Павел, — только не говори, что наша дочь берет пример с наших… странных попыток спасти брак.
— А по-моему, неплохой пример, — Анна присела на край кровати. — Знаешь, что меня вчера у Маринки поразило? Она сказала, что Виктор три года строил идеальные отношения с другой женщиной. Всё делал правильно: цветы по пятницам, ужины в ресторанах, совместные планы… А потом понял, что задыхается от этой правильности.
Она взяла с подноса самый горелый блин:
— Вот как эти блины. Я час училась делать идеальные — тонкие, кружевные, как в интернете. А потом плюнула и стала печь как умею. Потому что… это честнее?
Павел смотрел на жену, сидящую на краю их кровати с горелым блином в руке, с мукой на носу и тщательно накрашенными глазами, и вдруг понял: он снова влюбляется. В эту её неидеальность, в эту смесь силы и уязвимости, в эту готовность быть собой.
— А помнишь, — он придвинулся ближе, — как ты пыталась научить меня готовить борщ?
— О нет, — рассмеялась она, — только не эта история!
— Почему нет? По-моему, очень показательная! Особенно момент, когда я перепутал свеклу с редькой…
— И борщ получился зеленым!
— Зато оригинальным!
Они смеялись, когда в комнату заглянула Алиса:
— Ребят, я вам не помешаю?
И осеклась. Потому что её родители сидели на кровати, перепачканные мукой, с горелыми блинами, и смеялись как подростки.
— Мам, пап… — она замялась. — А можно я сегодня тоже прогуляю школу? Только один разочек! Дима говорит, в парке сегодня какой-то фестиваль…
Анна с Павлом переглянулись.
— Нет, — строго сказал Павел. — Одной нельзя.
— Пап! — возмутилась Алиса.
— Мы пойдем с тобой, — закончил он и подмигнул жене. — Заодно проверим, умеем ли мы еще летать.
В парке действительно проходил фестиваль уличной культуры. Молодежь танцевала брейк-данс, художники рисовали граффити, кто-то играл на самодельных барабанах.
— Мам, пап, вы меня позорите! — смеялась Алиса, глядя как родители, взявшись за руки, пытаются повторять движения за уличными танцорами.
— Эй, чья это была идея прогулять школу? — парировал Павел.
Дима, который поначалу стеснялся присутствия родителей своей почти-девушки, постепенно расслабился и теперь снимал их на телефон:
— Это просто бомба! Алис, твои предки крутые!
Анна, раскрасневшаяся и взъерошенная, поймала взгляд мужа. Тот самый взгляд, от которого когда-то подкашивались колени у юной студентки филфака.
— Знаешь, — шепнул Павел, притягивая её к себе, — по-моему, мы начинаем вспоминать…
— Что вспоминать?
— Как быть живыми.
Вечером, когда они сидели на кухне, уставшие и счастливые, позвонила Марина.
— Ань… — голос подруги звучал неуверенно. — Я сказала Виктору «да».
— В смысле?
— В смысле, я готова попробовать снова. я поставила условие: никаких попыток быть идеальными. Хватит. Будем настоящими — со всеми нашими ошибками, страхами, глупостями…
Анна посмотрела на мужа, который пытался оттереть от джинсов краску — они случайно влезли в чье-то непросохшее граффити.
— Знаешь, Марин, по-моему, это единственный способ.
Через неделю к ним на ужин пришли родители Павла. Анна готовила свой фирменный «зеленый борщ» — теперь уже специально с редькой вместо свеклы. Это стало их семейной шуткой и традицией.
— Дети, — сказала вдруг свекровь, глядя как сын с невесткой переглядываются через стол, — я давно хотела спросить… У вас что-то происходит?
— С чего ты взяла? — улыбнулась Анна.
— Ну, вы какие-то… другие стали.
— Мам, — Павел взял жену за руку, — помнишь, ты всегда говорила, что любовь — это работа?
— Помню, конечно.
— Так вот, ты ошибалась. Любовь — это не работа. Это смелость. Смелость быть настоящим, смелость смеяться над собой, смелость признавать ошибки…
— И смелость есть мой борщ! — подхватила Анна.
Все рассмеялись. А Алиса, которая весь вечер переписывалась с Димой под столом, вдруг подняла глаза:
— Мам, пап… А вы ведь останетесь вместе, да?
Анна посмотрела на календарь. С того разговора о тридцати днях прошло уже две недели. А ведь она совсем забыла считать дни.
— Знаешь, солнышко, — она сжала руку мужа, — мы никуда не уйдем. Потому что нельзя уйти от себя. А мы наконец-то нашли себя настоящих.
— В зеленом борще и танцах на улице? — хихикнула Алиса.
— И в них тоже, — улыбнулся Павел. — Кстати, кто хочет научиться танцевать брейк-данс?
— Только не это! — в один голос воскликнули все.
Но через месяц они все-таки записались на уроки танцев. Правда, не брейк-данса, а аргентинского танго. Потому что, как сказала Анна: «Если уж позориться, то красиво!»
А ещё через полгода Марина пригласила их на свою повторную свадьбу с Виктором. Простую, домашнюю, без пафоса и пышности. Зато с искренними улыбками, настоящими чувствами и… танго от Анны и Павла.
Оказалось, что любовь живет не в идеальных ужинах при свечах и красивых постах в соцсетях. Она живет в горелых блинах, неуклюжих танцах, честных разговорах и смелости быть собой. Потому что настоящая любовь — это не красивая картинка. Это истории, которые мы пишем вместе, со всеми их помарками и исправлениями.
